Голубой экспресс делает 13 остановок (Сборник рассказов)

— Но это скорее нормально, разве не так? От удара, полученного по черепу…
— Вот именно, Югетта! Но из этого следует, что, когда Моран был оглушен, шляпа находилась у него на голове, а в таком случае она должна была смяться. Либо он снял ее до того, но тогда она не могла запачкаться кровью. Или — или, понимаете?
Югетта внимательно рассматривает своего спутника.
— Да, вы из тех, кого зовут «головастыми».
— Исходя из этих двух фактов — книги и шляпы, — нужно было лишь немного поразмышлять, чтобы объяснить исчезновение Антуана Версари.
— Таким образом, вы поняли, как он смог…
— Нет. Именно потому, что он не смог. Если бы он действительно напал на Морана, когда тот входил в свою каюту, мы обязательно увидели бы, как он убегает. А мы его не видели. С другой стороны, Моран не мог ударить сам себя. В таком случае…
— Ну-ну!
— В таком случае ударили Морана несколько раньше. Этим объясняется и его двойное виски — он нуждался в подкрепляющем, — и его нетвердая походка, из-за которой мы решили, что он уже пьян. А криво надетая шляпа просто прикрывала рану.
— Тогда почему он не сказал правду? Зачем весь этот маскарад?
— Чтобы убедить всех, что Версари удалось скрыться.
— Так, значит, по вашему мнению…
— Совсем не по моему мнению, Югетта. Продолжим наши рассуждения. Если бы Версари удалось скрыться, его, безусловно, нашли бы. Искали ведь с часа ночи. «Остров красоты» не такой уж большой корабль, и экипажу известны все укромные места.
— Ну и?
— Ну, это все равно что исчезновение из каюты. Если бы Версари находился на борту, его бы обнаружили. А раз его не нашли…
И Жан-Клод делает вид, что выкидывает небрежно завернутый в газету сверток, который лежит у него на коленях.
— Несмотря на свою рану, Моран вышел победителем. Понимаете, о чем я говорю? Поскольку иллюминатор слишком мал, чтобы через него выбросить противника, то я делаю вывод, что он поднял тело на палубу и сбросил в море. Потом почувствовал желание выпить. Поставьте себя на его место… Вот только почему Версари пытался его убить? — спросите вы. Вероятно, здесь обычное сведение счетов, да мало ли что? В любом случае теперь все встало на свои места. Зачем победителю — Морану — рассказывать, что у него украли туалетные принадлежности? Зачем он просит вас написать об этом статью? Иначе говоря, зачем ему привлекать максимум внимания к несуществующей краже?
— А действительно, зачем?
Жан-Клод издает ехидный смешок.
— Вы только сейчас об этом задумались! Я вижу лишь один возможный ответ: потому что Моран везет с Корсики что-то весьма ценное, на что претендует кое-кто еще. Благодаря покушению, жертвой которого он якобы стал, Моран будет утверждать, что его обокрали, и сможет оставить себе то, чем должен поделиться с другими… Сознайтесь, чертовски хитро придумано! Разбитая башка Морана неплохо поработала.
— Или у вас слишком богатое воображение!
Жан-Клод смотрит на окна отеля, штора в комнате Жака Морана по-прежнему опущена.
— Не возражаете, если мы немного пройдемся? Мне бы хотелось отойти отсюда, прежде чем я закончу свой рассказ… Да и о поезде нельзя забывать!
— Ах да! Ваш поезд!
Когда они оказываются вне пределов видимости «Мартинэ», Югетта спрашивает:
— Что вы еще хотели сказать?
— Точнее, показать… Вы не подержите на минуточку мой чемодан?
Жан Клод разворачивает сверток и показывает Югетте книгу «Унесенные ветром». От неожиданности та останавливается.
— Так вы за этим и залезли в его комнату?
— Именно! Но успокойтесь… На ее место я положил точно такую же, предварительно склеив страницы.
— Склеив страницы?
Жан-Клод открывает книгу. Большим пальцем он протыкает верхнюю страницу, и обнаруживается вырезанное отверстие.
— Обычно это служит портсигаром. Поставьте мой чемодан и протяните руки, Югетта.
Он переворачивает книгу. В ладони девушки падает ожерелье Барбары Штейн.
— Это доказательство того, что я не очень-то заблуждался! Верните его вашей знакомой, а для меня попросите фотографию с автографом.
Какое-то время Югетта приходит в себя, потом поспешно убирает колье в карман пиджака. Они продолжают свой путь. Через некоторое время она спрашивает:
 
— А как же… Моран?
— А что Моран? До Парижа он, вероятнее всего, не откроет книгу, поскольку тайник кажется безупречным.
И добавляет с какой-то детской радостью:
— В итоге получается, что он говорил правду. С той лишь разницей, что колье было спрятано не в сумочке с туалетными принадлежностями.
— А ее он сам выбросил в иллюминатор?
— Браво, Югетта! Видите, стоит только немного подумать!
— Я вижу. А вот вы все время думаете.
В конце улицы Риволи виден вокзал, и Жан-Клод машинально смотрит на часы.
— Не беспокойтесь, не опоздаете, — замечает Югетта.
— Просто я сообщил о приезде и мне бы не хотелось, чтобы дома волновались.
— Ну конечно! Папа и мама! Ладно, простите, малыш… Я вас оставляю. Не чувствую в себе сил подняться по всем этим ступеням.
— Я не сержусь.
Он протягивает ей руку.
— Счастлив был с вами познакомиться, Югетта. И приключение было забавным. По крайней мере, надолго останется воспоминание о круизе.
— Вот именно — по крайней мере!
Она смотрит, как он удаляется, размахивая чемоданом. Потом медленным шагом возвращается к морю.
  
Ловушка
 
Болье
За столом для игры в бридж четверо игроков заканчивают последнюю партию: Антонен, Винсен, Симона Далюэр, хозяйка дома, и старый кюре, друг семьи. Ночь. Просторная гостиная, обставленная в провансальском стиле, освещена несколькими высоко подвешенными лампами с пестрыми абажурами. Четверо игроков всматриваются в угол комнаты. Там, над шахматной доской, глубоко задумавшись, сидят Далюэр и совсем еще юный Поль Ламбер. Рука Далюэра медлит, лицо выражает недовольство. Поль невозмутимо, полузакрыв глаза, смотрит на своего противника. Игроки в бридж медленно подходят к ним. Они следят за игрой, и Винсен качает головой.
— Все кончено, старина, — говорит он Далюэру.
— Вас кто-нибудь учил? — спрашивает Антонен Поля Ламбера.
— Нет… Просто пролистал несколько книг.
— Тихо! — восклицает Далюэр. — Нельзя ли немного потише?
Закусив губу, он передвигает ладью. Но Поль уже сделал ход конем: по всему чувствуется, что сейчас он «добьет» Далюэра. Он поднимает голову. Симона с тревогой смотрит на него. Он улыбается милой детской улыбкой и с прекрасно разыгранным легкомыслием передвигает фигуру по доске.
— Ах, простите! — смущается он. — Я не так хотел пойти.
— Ну ничего! — говорит Далюэр. — Ход есть ход.
И хвастливо произносит:
— Шах!
Антонен и Винсен воздевают руки к небу.
— Как же так, — говорит Винсен, — он же был в ваших руках!
— Вы бы в два счета его разнесли, — добавляет Антонен.
— Но, простите… — Далюэр недоволен. — У него не было выбора. Я всегда мог остановить его слоном.
— Нет, — говорит Поль. — Если бы вы пошли слоном, я бы пошел ферзем.
Его палец совершает над шахматной доской какие-то быстрые движения, за которыми присутствующим трудно уследить. Но все понимают, что Поль не переставал вести игру по своему усмотрению. Кроме Далюэра, который прерывает спор, заявив:
— Что ж, мой мальчик, вы неплохо играете. Когда наберетесь немного опыта, станете вполне достойным игроком… Сигарету не желаете?
— Он не захотел выставлять его на посмешище перед Симоной, — шепчет Антонен на ухо Винсену. — А напрасно.
Кюре берет обоих мужчин под руки и увлекает за собой.
— Шепчетесь? А как же я? Что вы замышляете?
— О, пустяки! — тихо говорит Антонен. — Я только говорил, что игру следует всегда вести до конца — насколько это возможно. А Поль мог. Поэтому жаль. Вот и все.
Далюэр зажигает сигарету, расслабленный, довольный собой, а Симона в это время делает знак слуге принести верхнюю одежду гостей.