Прощание
«Принц Жакар был слишком хорошо вооружен, никто ему не сопротивлялся. Он заперся со своим псом в капитанской каюте, и за все плаванье мы его больше не видели и не слышали – и скоро, сир, Вы поймете почему.
Объяснюсь. Капитан «Сибилы» вел себя, как бы сказать, странновато. Он все ходил в свою каюту и обратно, носил еду, якобы принцу. Говорил мало и часто срывался. Ох, как было просто его изображать – парни ухахатывались.
Так продолжалось весь наш маршрут, и хотя было в нем всего четыре недели пути, длился он в итоге целых семь, и вот почему: всякий раз, как на горизонте показывался корабль, пускай даже под флагом Краеугольного Камня, капитан приказывал нам делать большой крюк в сторону, чтобы его обойти. А Вы же знаете, как оно водится на судне: пока парням платят, все слушаются. И все-таки это нам казалось странным.
(К слову о плате, в итоге капитан и сорвал самый большой куш, но я уж обо всем по порядку)
Когда мы причалили к Ламотте, капитан сказал сперва всем спуститься в трюм, пока принц сходит на берег (мол, он королевских кровей, не хочет мешаться с экипажем, и так далее). Ту же штуку он с нами проделал в день отправления (все в трюм, пока принц осматривает нижнюю палубу), так что сюрпризом это не стало. Мы спустились, как Вы понимаете, но тут же прилипли глазами ко всем щелям, а наш марсовой вообще спрятался в парусах. Он хотел любой ценой его увидеть.
Ну и вот, ни принца, ни пса на борту «Сибилы» не было. Но увидеть-то он увидел: самого капитана. Тот снес на плече узелок вашего брата, и кто-то его, видно, ждал в порту, потому что он тут же вернулся, но без узелка.
Был с нами один матрос, Марселен с «Изабеллы», помните? Он Вам, сир, желает всяческих благ, несмотря на то, что вы как-то раз его сбросили за борт. Все плавание он подумывал кинуть вашего брата на корм макрели, но мы, остальные, его сдерживали. Ну и когда Марселен увидел, что никакого принца нет, он всех нас подбил разговорить капитана, если не по доброй воле, так силой, и, как Вы догадываетесь, получилось силой. Он во всем признался.
Если говорить коротко, сир, то в день отплытия капитан высадил вашего брата и его пса у Френельского побережья, пока мы сидели в трюме. Мы шли у самых скал, и было новолуние. Капитан наскоро переправил их на шлюпке к утесу, подальше от троглодитских пещер. Там свисала веревка, до самой воды. И брат Ваш, сир, похоже, взобрался на утес. Вы только представьте себе, Ваше Величество! Френельский утес, гладкий, отвесный, в двадцать раз выше дворцовой башни, да еще при таких ветрах, что мачты пополам гнутся, – а он голыми руками на него взобрался. Обвязавшись веревкой и закинув пса за спину в плаще, как котомку. Капитан клянется, что видел, как он лез вверх как ни в чем не бывало, и что зрелище это было жуткое. Будто он зверь какой.
Капитан, к слову, назад не вернется. Он поставил «Сибилу» в сухой док. Он, похоже, немало получил деньжат за свою подлую работенку, да еще парни отсыпали ему тумаков сверх того. Кому он передал узелок в Ламотте, он не знает. Зато знает, что было внутри: красивые, очень красивые украшения. Он взял свою долю, а остальное оставил. Разумеется, он мог забрать все и зажить богачом где-нибудь подальше, но он вашего брата, сир, до мурашек боится и потому сделал как обещал.
В общем, сир, пишу я Вам это письмо, чтобы сказать: Жакар не покидал Краеугольного Камня. Разве что на пару часов. И он заплатил кому-то в Ламотте, неизвестно за что.
Передаю Вам, Ваше Величество, свое искреннее почтение, за невозможностью сделать большего.
Тибо скомкал письмо и бросил в корзину, но не попал.
Он, как и любой житель острова, всю жизнь считал, что Френельский утес неприступен. Но он не учел нечеловеческой силы Жакара, а также его предусмотрительности. Принц прекрасно понимал: в его распоряжении лишь несколько часов, чтобы вернуться на остров. Уже на следующий день путь будет перекрыт, станут прочесывать порт, проверять бочки, прибывающих пропускать через таможню, и по всем провинциям объявят тревогу.
Тибо поглядел на украшавшие его стол сложенные крылья, но тщетно. Обычно изображение меча Пьера придавало ему сил. Не сегодня. Жакар бродит где-то по острову, а Эмы все нет. Он не мог сдержаться и не связать про себя эти два беспокойства, уже представляя свою жену в лапах злобного брата. Когда часы на самой высокой башне забили десять, он потерял выдержку.
– ДА ГДЕ ИХ НОСИТ?!
Стол не ответил ему.
Если часы зазвонят снова, а Эмы не будет, он сам поедет разыскивать ее по всему острову. К счастью, за долю секунды до того, как звонарь взял в руки веревку, в дверях возник Манфред.
– Что вам от меня надо, Манфред? Если вы снова несете мне дурные вести, я…
– Они миновали арку, ваше величество, – прервал его камергер.
– Ох! Наконец-то! Идите я вас расцелую!
– Ни в коем случае, сир. К тому же мне нужно бежать за доктором Корбьером.
– За доктором Корбьером? Зачем? Для кого?
Вопрос повис в воздухе, поскольку камергер уже скрылся, несомый своими длинными ногами, как горная река – бурным течением. Тибо бросился в конюшню. Там он нашел сияющую Эму и невредимого Симона. Сердце его забилось с облегчением. Он уже собирался увести их из конюшни, как вдруг заметил, что Эсме странно замешкалась в седле. Всю дорогу она мучилась как под пыткой, и никто не знал, как ее теперь снять с Зодиака. Оттого и понадобился доктор Корбьер.
Лукас явился через минуту. С первого взгляда он предписал шину, холод и две недели без движения.
– Ну, знаешь! – воскликнула Эсме, лежа в седле. – Ты что, у королевы ремеслу учился?
– Скорее наоборот, – заметил Тибо.
Что в очередной раз вызвало у посыльной множество вопросов. Откуда Эма родом, для начала? И как она оказалась на борту «Изабеллы»? Теми же вопросами задавалось и все королевство. Но ее воображение не успело заплыть далеко, поскольку Лукас схватил ее за пояс и закинул на плечо, как мешок картошки. Так они и пересекли двор фермы, а следом за ними шли король, королева и стражники.
– А ну отпусти меня! Отпусти! – кричала Эсме, колотя своего носильщика по спине.
– Прекрати, а то отшлепаю.
– Поставь меня на землю! Я сама пойду!
– Пойдешь? Ну-ну! Лучше расскажи, как тебя так угораздило?
– С крыши упала.
– Ну да, разумеется.
Тибо насторожился. Зачем это посыльная полезла на крышу? Он ведь дал им четкий наказ на всю поездку. Но Эсме как нарочно прибавила:
– Я, по крайней мере, не оказалась нос к носу с медведем посреди ночи.
Тибо замер.
– Кто? Кто оказался нос к носу с медведем среди ночи?
Эсме прикусила язык.
– Королева, – простонала она виновато.
Тибо в ярости повернулся к Эме. Он готов был взорваться, но кое-что его остановило: глаза у нее светились зеленым.
Вскоре он уже сидел в просторном пурпурном кабинете и разглядывал семнадцать шариков, которые принесла Сири. Эму они привели в замешательство, но для него послание было кристально ясным. Он задумчиво сталкивал их, катая по столу. В детстве ему нравился этот звук. Но теперь нет.
– Семнадцать шариков. Ни больше ни меньше… Он вернул долг.
– Кто?
– Жакар, разумеется… Он должен был мне семнадцать шариков. Я сотню раз их у него требовал. Мы даже дрались.
– Когда это?
– Мне было десять.
Тибо поднес красный шарик к пламени свечи и повертел в пальцах крохотную прозрачную вселенную.
– Он близко.
– Жакар? – переспросила Эма. – Да нет, на острове оказались семнадцать шариков, вот все, что тут можно заключить.
– Жакар в королевстве, – возразил Тибо, неопределенно махнув в сторону корзины для бумаг.
– Тибо, шарики ничего не доказывают.
Тибо встал и поднял с пола письмо, которое, напротив, все доказывало. По мере прочтения на прекрасном лбу Эмы проступали морщинки.