Прощание

– Так он и не уплывал! Тогда… Шарики? Что он хочет этим сказать? Предположим, он возвращает тебе то, что был должен… Ты брал у него что-нибудь?
Тибо раздраженно почесал подбородок. Как ни рылся он в памяти, он был уверен, что ничего никому не должен, кроме – с недавних пор – банкира Инферналя. Однако на ум ему пришло одно неприятное воспоминание: их потасовка в зале Совета в тот день, когда коронованный тридцать шесть часов назад Жакар, прежде чем отказаться от престола, сломал о его спину стул. Они подрались – точь-в-точь как тогда из-за шариков. В обоих случаях Жакар пытался забрать что-то у старшего брата; то, чего сильно желал, но мог получить только силой.
– Корону, – сказал Тибо, подняв вдруг голову.
– Что-что?
– Он собирается забрать у меня корону.
– Он сошел с ума.
– Сидра воспитывала в нем жажду власти. Он всегда был уверен, что рано или поздно займет престол.
– И все же это безумие.
Тибо встал и отодвинул занавеску. Под окном, в плотной черноте сада, стражники передавали друг другу табак. Он оперся ладонью о холодное стекло. Жакар готовится отнять у него корону. Замысел безумный, но ум у него ясный.
Его нужно непременно остановить.
  
12
 
Среди ночи два огромных ключа с грохотом упали на королевский письменный стол. Гийом вернулся. Тибо сперва дожидался его на ногах, но потом сел и задремал, уткнувшись лицом в локоть. Он вскочил, поправил халат, пригладил взъерошенные волосы.
– Добрый вечер, капитан…
Гийом ограничился кивком. Вид у него был изможденный.
– Ну как?
– Резервный склад в Лесах цел. Если верить описи, все оружие на месте. Правда, не все клинки можно назвать надежными. Кое-какие подпорчены.
– Прямо как наши советницы… – зевнул Тибо.
– Бернарда с Жильбертой, к слову, уже вовсю расхаживают в шубах. По календарю рановато. Да еще с горностаевыми воротниками, что примечательно.
– Ну, тут я им не завидую, это настоящая пытка, уж я-то знаю. И все же, Гийом… Я постоянно расхожусь с ними во мнениях, но, если их склад цел, мне не в чем их обвинить. Что нам с ними делать? Да ты садись, садись.
– Они не так глупы, чтобы привлекать внимание к собственному складу, но это не значит, что они ни при чем, – ответил Гийом, предпочитая не садиться.
– Я могу попробовать их подловить.
– И на чем же?
– На краже. Я поговорю с судьей, он перероет конституцию. Где-то там был пункт про разглашение секретных сведений, что-то в этом духе. Присядь уже наконец.
– Спасибо, нет. Королева нашла что-нибудь на Плоскогорье?
– Она нашла вот этот мешочек с шариками и девчушку, которой кто-то помыкает. Может, сядешь в конце концов?
Бледный Гийом с темными кругами вокруг глаз отказался от предназначенного ему кресла на львиных лапах. Оно все больше напоминало ему о нависших над троном угрозах: огромная кошка еще не кусалась, но это был лишь вопрос времени.
Тибо решил пока не показывать Гийому письмо Жюля.
– В сторожке в парке еще горит свет, – сказал он, – иди спать, капитан.
Сам он снова заснул за столом и проснулся на рассвете от смены караула у дверей. Тибо не стал дожидаться Манфреда, который придет приводить в порядок кабинет, готовить платье на день и заводить часы, и вскочил сразу. В нем зрела одна мысль. И с каждой секундой укоренялась в мозгу все крепче. Одевшись наполовину, он направился к комоду, который занимал весь дальний конец комнаты. В ящике с двойным дном, где хранился скипетр, он прятал и карты подземных ходов. Не хватало только карты северного крыла, но ее нигде и не было. Обследовав ходы вместе с Эмой, Тибо знал, что многие скоро обвалятся, а вместе с ними – и целые пролеты дворцовых стен. Но пока они могут служить Жакару убежищем и открывать ему доступ во дворец. Словом, их нужно было срочно засыпать.
По ощущению Тибо, была и другая, не такая конкретная причина, требовавшая сделать это скорее. Он чувствовал, что его королевство пожирает злокачественная опухоль. Темные, опасные, кишащие ночными тварями туннели воплощали собой эту болезнь. Отныне король хотел только обозримых сооружений, за которыми легко следить: башни, купола, витражи, колокольни. Драконьи водостоки, на худой конец. Он хотел прозрачности. Твердой почвы.
 
– Твердой почвы? – переспросил Гийом, когда король в то же утро поделился с ним своими мыслями.
– И прозрачности.
Капитан нехотя уселся в когтистое кресло.
– Можно просто заделать выходы, разве нет? – предложил он.
– Нет, Гийом, мы засыплем туннели. Кофе?
– Тибо… Если тебе нужен символический жест, лучше вели восстановить фреску о добром правлении. Будет и проще, и дешевле.
Тибо поднял взгляд к потолку. Раздробленная на части фреска стала его любимым предметом созерцания. В ее открытых ранах, в неровном гипсе на месте лиц и тел, ему виделись трудности настоящей жизни, ее несовершенства, утраты, разочарования. А сохранившиеся несмотря ни на что цветные фрагменты, торжественные и неясные, казалось, оставляли надежду.
– Так она честнее. Пусть будет как есть. Ну что, кофе?
Лицо капитана осунулось. Он бы с радостью остался в объятиях Элизабет на горе подушек, служивших им кроватью. Но нет. Гийом Лебель был человеком чести: если король бодрствует, он тоже будет бодрствовать. Если встает рано, он встанет еще раньше. И даже если ему больше нравится чай, он выпьет кофе.
Странной они были парочкой: побелевший до времени король и серый от седины Капитан – два юноши, брошенных в кипящий котел истории. Тибо разложил карты по полу, и Гийом изучал их, раздумывая, во что превратятся поля и лужайки из-за работ, где взять столько земли, рабочих рук и денег, чтобы им заплатить, как окончить все до первых заморозков и как Марта отнесется к тому, что к ней в погреб вторгнется толпа рабочих. Он не был ни геологом, ни бригадиром, и сильно побаивался кухарки.
Гийом в недоумении скрестил руки. К чему такая спешка? Краешком глаза он поглядывал на друга. И видел страдающего человека, потерявшего дочь и стремящегося заполнить эту огромную пустоту, завалив землей огромные дыры. Но он поменял свое мнение, когда Тибо показал свой последний довод: комок бумаги. Письмо Жюля ошеломило его.
– Но, Тибо, такого не может быть. Никто не может влезть по Френельскому утесу. Это невозможно.
– Для нас с тобой – да. Но не для Жакара… Ты видел его руки?
– Хм. Предположим… Предположим, что он все это время был здесь… Во всяком случае, это кое-что объясняет…
– Что именно?
– Его красочную посадку на корабль. Он хотел, чтобы все видели, как он уплывает. Чтобы думали, будто он в изгнании. И кто знает, чем он занимался все это время.
– Вот именно. Так что ты теперь думаешь про засыпку ходов?
– Засыпаем, ты прав, причем срочно. Чтобы всюду – твердая почва.
– Всюду, кроме вот этого места, – уточнил Тибо, указывая на точку между границей Центра и подъемом на Френель.
Это был выход из туннеля, начинавшегося в королевском водохранилище – очень длинный и тщательно обложенный кирпичом проход. Он шел слегка под уклон и кончался в лощине.
– Он отличается от остальных, – пояснил Тибо. – Думаю, он сделан не из прихоти Флорана, а как часть канализации дворца. Видимо, через него отводятся излишки воды в случае переполнения водохранилища.
– Значит, этот оставляем?
– Да, оставляем, и на то есть еще три причины. Во-первых, когда мы с Эмой шли по нему, там все было в паутине: из чего я делаю вывод, что Жакару он неизвестен. Во-вторых, это удивительно короткий путь из дворца в самую глушь. Даже Эсмеральде, как бы ни гнала она Зодиака, скакать до Френельского подъема в два раза дольше, потому что приходится огибать скалистые отроги, а туннель идет под ними напрямик. И потом…
Тибо перевел палец чуть выше по карте.
– Гляди.
Гийом ничего там не увидел. Но по привычке отметил широту и долготу.
– Грот с окаменелостями?
– Лучше, капитан, куда лучше. Прекрасная загадка. Клеман бы раскрыл тебе секрет, будь он в живых. Лисандр тоже бы мог, не поклянись он молчать.