Человек, который умер смеясь

А я теперь много сидел за пишущей машинкой — обрабатывал, развивал и дополнял расшифровки записей наших бесед. Я уже дошел до первого лета Санни в Кэтскилле. Писал я с удовольствием. Приятно было снова взяться за дело, и у меня неплохо получалось убедить самого себя, что в итоге выйдут не просто очередные желтушные мемуары знаменитости. Я говорил себе, что у меня получается на удивление глубокий анализ личности легенды шоу-бизнеса.
Мне явно требовалась хорошая доза реальности. Но ее я не получил.
А получил я, как выяснилось однажды вечером после обеда, очередной визит злоумышленника. На этот раз не было никаких сомнений, что я это не выдумываю. Я обнаружил в комнате разгром — очень избирательный разгром. Из кассет, лежавших у меня на столе, кто-то выдрал пленку и разметал ее по всей кровати так, что она на пол свисала. Конечно, пленка была испорчена.
К счастью, там ничего не было — злоумышленник, конечно, об этом не знал. Я стал осторожен: угрозы в адрес Санни и рост интереса к нему газет пожелтее заставили меня осознать, что записи наших разговоров интересны не только мне и юристам издательства. Так что я пронумеровал и пометил датами несколько чистых кассет и оставил их на столе. Настоящие записи я спрятал под зимнюю одежду в кожаную сумку «Иль Бизонте», а сумку засунул в шкаф. Расшифровки, когда я над ними не работал, я прятал под матрац. И пленки на расшифровку я не стал отдавать в голливудские машинописные бюро, где всегда есть риск, что их украдут или продадут. Расшифровкой занималась сестра издателя, учительница географии на пенсии, которая жила в Санта-Монике.
Еще я взял у Вика ключ к гостевому домику и стал регулярно его запирать, хотя в этом явно не было смысла. Кто бы ни уничтожил кассеты, у него тоже был ключ — ну или он умел обращаться с замками. Следы взлома отсутствовали.
Когда я показал Вику и Санни последнее подтверждение того, что все не так радужно, они переглянулись, но лица их ничего не выражали.
Потом Санни потеребил выдранную пленку, ухмыльнулся и бодро сказал:
— Да, качество уже не то, что раньше.
— Не смешно, Санни, — сказал я ему. — Лучше бы обратиться в полицию.
Никакой полиции, — резко отозвался Санни.
Я повернулся к Вику.
Вы тоже так считаете?
Вик лишь молча посмотрел на меня, плотно сжав губы.
Я снова посмотрел на Санни.
— Почему? Вы правда боитесь утечек информации?
— У меня есть на то причины.
— Какие причины?
— Это мое дело.
— Ну а теперь кто от кого отгораживается? — поинтересовался я.
Санни смягчился и ткнул толстым пальцем в пленку.
— И чего, у нас теперь проблемы?
— Нет, у нас все отлично, — ответил я, не объясняя, что и почему. — Все просто замечательно.
В день, когда Санни исполнилось шестьдесят три, погода стояла влажная, моросил дождик. За завтраком Санни сказал, что хочет сам съездить к терапевту. Вику это не понравилось — он не хотел так надолго выпускать Санни из виду. Но Единственный настоял на своем.
— Я в конце концов именинник, — сказал он. — Всего лишь хочу хотя бы на пару часов сделать вид, что я нормальный человек. Все со мной будет в порядке.
Он взял лимузин. А Вик, похоже, решил, что нам с ним тоже пора стать приятелями. Когда Санни уехал, он спросил меня, не хочу ли я съездить на его «бьюике» на стадион Дрейка при университете Калифорнии в Лос-Анджелесе. Я согласился — почему бы и нет? У Вика до сих пор были там знакомые тренеры, и они разрешили нам взять несколько копий, чтобы повалять дурака на поле.
Большинство считает, что метание копья — это унылый и однообразный вид спорта. Но если серьезно позаниматься, изучить технику, стиль и хронометраж, необходимые для удачного броска, вот тогда-то и начнешь понимать, насколько именно он уныл и однообразен.
— Мы обычно для развлечения на тренировках гарпунили, — сказал я Вику после броска.
У Вика с растяжкой было совсем плохо — слишком много мускулатуры. Мое копье пролетело намного дальше, хотя все равно метров пятнадцать не дотянуло до результата, на который я был способен в лучшие годы. Оба копья с негромким звуком приземлились на влажную землю пустого стадиона. Мы сходили за ними.
 
— Гарпунили? — переспросил он.
— Ну, в цель метали.
— Типа в дерево?
— Деревья не годятся, о них копье ломается. Нет, кладешь носовой платок на траву метров на тридцать впереди, а потом смотришь, у кого получится попасть ближе к нему. Кто дальше от цели, тот покупает пиво. Я когда-то бил прямо в цель.
Я прицелился в яму где-то впереди и сделал бросок. Попал.
— У каждого, — сказал я, — должно хоть что-то хорошо получаться.
— Тренер нам наверняка разрешит одолжить парочку копий, — сказал Вик, — а у Санни полно места. Можно попробовать гарпунить во дворе.
— Можно. Давай.
— Знаешь, Хог, ты многого добился — с выпивкой и все такое. Санни общение с тобой на пользу. Просто хотел тебе это сказать.
— Спасибо, Вик.
Он покрутил восьмикилограммовое ядро — на первом курсе немного занимался толканием. Я еще пометал копья. Потом мы пробежали несколько кругов и пошли в душ.
— Насчет того вечера в Вегасе, Хог. Когда у меня крышу сорвало. Прости, что впутал тебя.
— Тот парень сам напросился. Забудь.
— Я… я просто иногда теряю контроль. Есть такая старая фразочка: «ярость ослепила». Вот меня она слепит. Прямо ничего не вижу, и голову распирает, и в ушах стучит. А потом я вырубаюсь. Обычно со мной все в порядке. Но если б не Санни, я б сейчас валялся в госпитале для ветеранов на бульваре Сотелл, обколотый транквилизаторами.
— Я так понимаю, ты как-то раз…
Он нахмурился.
— Как-то раз что?
— Слишком далеко зашел.
— Тебе Санни рассказал?
— Да.
— Но ты же не будешь про это в книжке писать?
— Это из-за Санни вышло?
— Почти. Как-то вечером в клубе «Дейзи» один тип говорил всякие пакости про Ванду. Ужасные вещи про того парня из «Черных пантер», с которым она водилась. Ну я ему врезал, а он случайно ударился обо что-то головой. Я… мне очень больно об этом вспоминать, Хог. Никак нельзя ту историю пропустить?
Он тяжело задышал и принялся яростно тереть лоб ладонью — я испугался, что дотрет до крови.
— Я ни в коем случае не хочу тебя расстраивать, — успокоил я его. — Давай я с Санни об этом поговорю. Спрошу, что он думает.
Вик слегка расслабился.
— Ладно, я сам с ним поговорю.
— Ты уверен? Мне не трудно.
— Это же моя проблема, не твоя. Но все равно спасибо.
— Ладно, Вик.
Оделся он быстрее меня.
— Я пойду в офис кое с кем поздороваюсь, — монотонно проговорил он. — И отнесу копья в машину. Встретимся там, я быстро.
Я сказал «ладно» и сел на скамью, чтобы обуться. Когда я наклонился, чтобы завязать ботинок, на меня упала тень кого-то здоровенного. Я решил было, что Вик вернулся, но это был не Вик, а другой телохранитель. Телохранитель Гейба Найта.
Будущий посол во Франции сидел на трибуне. Похоже, он сидел там все то время, пока мы упражнялись. Старел Гейб красиво. Светлые волосы только частично тронула проседь, взгляд голубых глаз все такой же ясный, фигура стройная и подтянутая. На Гейбе был серовато-бежевый кардиган, клетчатая рубашка, серые фланелевые брюки и мокасины с кисточками. Настоящий элегантный голливудский джентльмен, до кончиков ногтей.
Он пожал мне руку и улыбнулся. Улыбка Гейба излучала тепло, уверенность и ободрение. Именно этой своей улыбкой он покорял сердца девушек в старых фильмах. Без сомнения, продолжал покорять и до сих пор.
— Вы ведь Стюарт Хог, верно? — Подтверждения он ждать не стал. — Присядьте, пожалуйста. Я вас долго не задержу. Не хочу, чтобы мордоворот Санни вас потерял.
Гейбов собственный мордоворот тактично ждал на лестнице, ведущей на поле. Я сел.
Гейб устремил взгляд вдаль, на университетский кампус.
— Здесь невольно начинаешь вспоминать прошлое. Знаете, мы ведь именно здесь снимали уличные сцены «Первого парня университета». И тогда тоже было дождливо. Павильона Поли, конечно, тогда еще не было и этих общежитий тоже. Это был сонный маленький кампус. — Он повернулся ко мне. — Вы тогда, наверное, еще и не родились.