Её (мой) ребенок (СИ)

Подлетаю с дивана, откидывая в сторону свой кастрированный телефон, на котором уже ни фоток, ни переписок… ничего. Я всё удалил.
Слушаю этот звук. В груди наливается свинцовой тяжестью.
Сжимая челюсти, иду открывать дверь…
Бросаю на себя взгляд в зеркало. Бледный и вздрюченный.
Открываю. Марьяна распрямляется, с недоумением глядя на ключи в своей руке.
— Что — не подходит?
— Ты сменил замки?
— Да. Я сменил замки.
— Я зайду? — вздрагивают её ноздри.
Молча отхожу в сторону, пропуская ее в квартиру.
Все мои розовые сопли насчет её раскаяния мгновенно высыхают.
Выглядит отлично! Укладка, макияж… Пахнет тоже божественно!
Нет, от неё не дождёшься страданий!
Она всегда «права», «сама» и «кому не нравится — выход там». Не то, чтобы я сам другой. Но я мужчина, всё-таки. Должна же в ней быть эта хваленая женская гибкость? Ну хоть немного?!
Мы молча сверлим друг друга взглядами.
Её лицо вздрагивает. Прикусив губу, тянет руку, чтобы привычным движением поправить копну моих непослушных волос. Отшатнувшись, делаю шаг назад.
— Ты чего-то хотела?
— Вообще — да, — поджимает губы. — Я приехала домой. И хотела бы, чтобы за это время мой муж остыл, переосмыслил и встретил меня уже в адеквате.
— Какой из мужей? — дергаю я бровью.
— Лёва, ну прекрати! — фыркает она. — Я тебе по этому поводу всё уже сказала. Мне очень важна была эта конференция! Меня пригласили в научный институт.
— Поздравляю. Счастливого пути.
— Да заочно!
— Мне всё равно.
— Зачем бы мне возвращаться к тебе, если у меня роман с Германом? Ну?! В чем логика??
— Ну, не знаю… Может, ты вдруг залетела, а он не готов стать отцом, — цинично ухмыляюсь я. — И ты решила повешать это счастье на меня.
Яд, что копился во мне всё это время, прорывается. И квартира сейчас будет затоплена.
Поберегите свои роскошные шпильки, госпожа Кошкина! Я хочу врезать тебе в ответ почувствительнее, чтобы ты понимала, что сделала со мной своим отъездом.
— За языком следи, — опасно прищуривается она.
— А смысл? Чего мне теперь бояться?
— А что — нечего? — претенциозно упирает руки в бока. — Я же уйду, Айдаров.
— Ты УЖЕ ушла, Кошкина.
— Я — Айдарова. И, по-моему, это ты еще не готов стать отцом, Айдаров. А если ты не готов, то… — открыв сумочку, зло копается внутри. Швыряет в меня знакомым квадратиком фольги.
— То вот тебе в помощь. Придурок неадекватный! Можешь на голову его натянуть теперь.
Поднимаю его с пола.
А ведь мы ими уже месяц не пользуемся. Зачем ей с собой резинки?
Меня взрывает! Я с остервенением пинаю по двери в комнату, в которую она только что зашла.
Марьяна держит в руках сорванное с двери наше свидетельство. Помятое и потыканное.
Садится на диван, закрывая руками лицо.
«Ну! Говори, давай, что-нибудь! — агонизирую я. — Что-нибудь человеческое! Чтоб я поверил тебе… дрянь!»
Но она как скала. Опускает руки. Непоколебимо и уверенно, смотрит слепо вперед.
Извинений и покаяния не будет, нет!
— Зачем приехала? — хриплю я.
— Я приехала домой, — упрямо, — к любимому мужу. Он у меня немного ревнивый идиот, но я верю, что шансы есть.
«Стебать меня еще будешь?!» — переворачивается всё у меня внутри.
Интуитивно, я возвращаюсь к теме, что пробила эту её броню, и я увидел выплеск живых эмоций.
— Реально что ли, залетела от своего Германа? — качаю я головой. — Ну, тут не прокатит. Если ты беременна, моя дорогая, теперь только через тест ДНК…
— Что? — дергает бровью.
Швыряю обратно в неё резинкой.
— Надо было воспользоваться!
Медленно поднимается.
Смяв в ладони свидетельство о браке засовывает его в карман. Морщась, сдирает с пальца обручалку. Швыряет мне в ноги.
— Продашь, купишь абонемент к психоаналитику. Своё тоже продай — боюсь, моего на хорошего психоаналитика не хватит.
Сдираю с пальца свою, швыряю молча ей в ноги ей.
Внутри кипит!
— Так… — уверенно оглядывает комнату. Но я вижу, что побелевшие губы трясутся.
Открывая стеклянную дверцу шкафа сгребает несколько своих драгоценностей и документы. Не глядя бросает себе за спину фоторамку с нашей счастливой свадебной фоткой. Едва успеваю отклониться, чтобы не выхватить острым углом в лоб.
 
Дура!
Шаг к столу…
Сгребает в руку флешку, проезжаясь своим идеальным маникюром по лаку столешницы. Ноготь ломается.
Еще раз обводит взглядом комнату.
Уходишь?
Все обрушивается у меня внутри. Потому что это всё! Конец! Останавливать я не буду!
Ну!!! Быстрей тогда! Чего тянешь?!
— Вали к своему Герману! — трясёт меня.
— Как скажешь…
Стуча каблуками выбегает из квартиры.
— Ааа!!!
Сжимаю челюсти.
Стекая по стене вниз, закрываю глаза. В ушах звенит.
Нокаут…
  
Глава 8. Доверенность
 
Перед моими глазами открытая дверь в палату. А в голове — в прошлое.
Я никогда не позволял себе возвращаться туда, жестко купируя все попытки памяти скользнуть в эту сторону. А теперь… теперь что уже… амнезия теперь не спасет.
Напротив, рядом с входом в палату сидит Лившиц с планшетом. Периодически с кем-то созванивается по делам…
Мой взгляд иногда скользит по нему.
— Медведев, поезжай домой. Поздно. Маша волнуется.
Он следит за моим недоброжелательным взглядом на Лившица.
— Я ей позвонил. Маша за тебя волнуется.
Несколько раз к нам подходит врач, пытаясь объяснить, что Марьяна будет спать до утра. Но я все равно остаюсь. И Лившиц, раздражаясь на моё присутствие, тоже.
— Лови… — скидывает что-то мне Медведев.
— Что это?
— Отчет с места аварии.
Пролистываю фотки. И экспертное заключение. Нет, Лившиц в аварии не виноват — трезв и правил не нарушал. Но… только одна маленькая деталь… Встречная летела со стороны водителя. И, судя по схеме, ему пришлось как следует вывернуть руль, чтобы тачка влетела не в него, а со стороны Кошкиной. Рефлекс самосохранения? Другие обстоятельства и тачки на дороге? Не было времени на оценку ситуации? Винить за это нельзя. Всё понимаю. Но виню!!
Поднимаю на него снова глаза. Встречаемся взглядами.
— Кто Вы? Что Вам нужно от Марьяны?
— Кто спрашивает?
— Я же сказал, — недовольно.
— Вы соврали.
— Окей. Муж будущий.
— В этом Вы, господин Лившиц, тоже заблуждаетесь.
— Почему это.
— Это Вам Кошкина сама объяснит, как придет в себя.
Да тебе конец, Лившиц, за то, что Алёнка осталась в детском саду в неведении — где мама.
«Завтра суббота, — вспоминаю я. — садик не работает и… Куда ж её денут?! «Опеке» отдадут?»
— Медведь.
— М?
— Алёнку надо забрать. Завтра суббота.
— Кто ж тебе её отдаст? Мать должна написать доверенность.
— Она на меня никогда ее не напишет. Скорее на этого Лившица, — понижаю я голос. — Родители у нее в Норильске. Пока найдём их, пока доберутся… Да там и самолёты не всегда летают зимой. А забрать надо утром!
— На Лену пиши, на сестру. Она ее воспитатель и уже по факту знакомый, близкий человек. Есть у тебя ее паспортные данные?
— Есть…
За ресепшеном опять никого. Я вытаскиваю лист из принтера и отыскав в интернете форму для доверенности пишу.
А что, если Кошкина всё-таки совсем отмороженная и Алёнка моя?
— А, черт… — строчка уезжает вниз.
Скомкав бросаю в ведро и пишу заново.
— Что Вы делаете? — притормаживает проходящая мимо медсестра.
Показываю ей удостоверение.
— Я у вас лист бумаги одолжил и ручку. Скажите, пожалуйста, а вещи Кошкиной из одиннадцатой палаты где?
— Старшая сестра сдала в гардероб.
— Паспорт, телефон?…
— Это у нас, здесь.
Толкает одну из дверей. Открывает ключом шкафчик. Показывает мне пакет.
 
— Только я вам это не могу отдать. Не положено.
— Отдавать не надо. Я только прописку в паспорте уточню и всё.