Развод. Не жди прощения (СИ)
Герман наслаждается моим телом, смакует мою красоту, я чувствую его удовольствие. Точно он — искушенный любитель прекрасного, а я — изящное произведение искусства, и он не торопится им обладать, чтобы растянуть момент любования.
Герман гладит меня по щеке, обводит большим пальцем нижнюю губу, и я игриво касаюсь его языком, будто слизываю каплю сока. Ушей касается довольное рычание. Я чувствую, насколько завожу Германа, и в душе разрастается опьяняющее чувство, будто я лучшая женщина на свете. Самая сексуальная, самая красивая, самая обворожительная…
— Ты восхитительная, — рокотливо шепчет Герман, целуя меня в шею, затем поднимается и придвигается вплотную.
Ощущаю его член киской. Горячий даже сквозь слой презерватива. Герман чуть подается вперед и входит. Делаю глубокий вдох, ожидая, что он сейчас вонзится на всю длину, но он не спешит. Продвигается вглубь короткими движениями, заодно позволяя мне привыкнуть.
Для меня это удивительно. Тимур врывался сразу целиком, и я думала, что мужчины так делают всегда. Герман же берет меня очень нежно и аккуратно. Ласково, но неуклонно. Точно прилив, отвоевывающий себе все больше суши с каждой волной.
Наконец Герман входит полностью и замирает внутри. Это невыразимо приятно, мне впервые так хорошо с мужчиной. Я и не знала, что секс может быть таким… проникновенным и чувственным.
Обхватываю Германа ногами и опускаю пятки ему на бедра. Он хищно улыбается и начинает двигаться, постепенно наращивая темп. Глядя на его размер, я боялась, что мне будет больно, но мне исключительно приятно! С каждым толчком мое возбуждение только нарастает. Я отпускаю контроль, отдаюсь процессу, отвечаю на движения Германа, усиливая удовольствие.
Бомбический секс, от которого сносит крышу. Стону в голос, наплевав, что внизу Марта, и она может нас услышать. Плевать. Мне слишком хорошо, чтобы отказывать себе в выражении эмоций.
Толчки Германа становятся чуть жестче и чаще. Кажется, он приближается к кульминации. Опускаю руку и принимаюсь ласкать себя, слегка задевая член Германа пальцами. Он наклоняется и целует меня в губы. Закрываю глаза. Это крышесносно. В этом поцелуе, кажется, вся страсть и нежность, которую он питает ко мне. Самозабвенно отвечаю на этот поцелуй, ощущая приближение оргазма.
Герман уже вколачивается в мое тело, как отбойный молоток. В комнате аккомпанементом разносятся мои стоны, его тяжелое дыхание и звонкие звуки нашей похоти.
Нежными движениями кружу пальцами вокруг клитора. Я уже совсем близка! Огненные ощущения. Картинка плывет. По телу то и дело пробегает дрожь. Еще чуть-чуть… И меня накрывает лавина дикого удовольствия. Кажется, я кричу. Внутри все начинает сокращаться и пульсировать. Тело становится пластилиновым, перед глазами вспыхивают разноцветные круги.
Слух улавливает протяжный рык, Герман совершает несколько резких толчков и замирает. Ощущаю, как подрагивает внутри его член и окончательно расслабляюсь. Мне так хорошо, что я лежу и просто кайфую с закрытыми глазами. Мыслей нет. Пустота в голове и приятная истома в теле.
Герман отлепляется от меня и выходит. Без его тепла становится прохладно, но нет сил перевернуться и забраться под одеяло. А буквально через несколько секунд крепкие руки поднимают меня с кровати. Нехотя разлепляю глаза — Герман несет меня в душ.
Под струями горячей воды я прихожу в тонус. Герман нежно трет меня мочалкой, смывает пену из распрыскивателя. Он молчит, но в глазах тепло, а на лице блуждает слабая улыбка. Он будто в своих мыслях, но от него сейчас веет нежностью. Все его действия пропитаны заботой.
Вымыв меня, он быстро споласкивается сам, затем помогает мне выйти из душа. Чувствую себя ребенком, которого только что помыл заботливый родитель. Странное и приятное ощущение. Я думала, такая забота бывает только в фильмах.
Герман повязывает на бедрах полотенце и расправляет передо мной махровый халат, как в гостиницах, только мягче на вид. Сую руки в рукава и затягиваю на поясе кушак.
— Теперь можно и чаю? — спрашивает наконец Герман, подмигивая.
— Я пас, — голос звучит слабо. Сил и правда совсем не осталось. — Если проводишь до моей спальни, буду признательна.
— Вот, значит, как? — Герман притягивает меня к себе и целует в губы. — Мою кровать разделить не хочешь.
— Пока не готова, — отвечаю тихо.
Сама не знаю, что меня останавливает, но что-то гложет. Не могу так.
— Тогда мне ничего не остается, кроме как отнести тебя в твою спальню, — шутливо произносит Герман и снова поднимает меня на руки.
Безумно лестно, что он меня настолько оберегает. Чувствую себя малышкой. Маленькой девочкой, о которой усердно заботятся любящий папа. Любящего отца в моем детстве не нашлось, и эта компенсация во взрослой жизни оказывается как бальзам на душу.
Пока Герман несет меня к двери, оглядываю его спальню. Взгляд цепляется за светильники, стоящие на тумбочках по бокам кровати. На самом деле это переделанные бронзовые статуэтки наездников, только сверху к ним приделаны плафоны.
Какого черта они тут делают?! Я знаю эти статуэтки! По крайней мере, одну, которую самолично искала по всей Франции несколько месяцев назад!
57. (Герман)
Виктория выглядит усталой, но довольной. Признаться, я не хотел этого секса, но когда она прижалась ко мне и сказала, что останется несмотря ни на что, мне сорвало крышу. И я бы уже не остановился, даже если бы она запротестовала.
Все вышло органично и легко. Виктория приняла меня, открылась, отпустила тормоза. Она не могла позволить себе отдаться мне, пока не получила однозначного подтверждения, что будет разведена. Не понимаю! После оскорблений, угроз, после всего, что сделал Тимур она все равно была готова хранить верность. Даже не знаю, повлияло бы покушение на ее убежденность, если бы Тимур в действительности не сел в тюрьму.
Отношу Викторию к ней в спальню и кладу на кровать, но она встает, вынимает из шкафа пижаму и отправляется в ванную переодеваться. Смешная. Мы уже видели друг друга голыми, чего стесняться-то?
Она возвращается уже в симпатичной маечке и коротких шортах, возвращает мне халат, и во мне снова начинает шевелиться желание. Виктория соблазнительная до чертиков. Хочется сграбастать ее в объятия и никогда не отпускать. В памяти всплывает наш только что случившийся секс… Нет. Не возбуждаться. Викторию сейчас следует оставить в покое. Это точно.
Она забирается на кровать, и я помогаю ей укрыться. На симпатичном личике почему-то появляется недоверчивое выражение.
— Что не так, Виктория? — спрашиваю, присаживаясь на край ее кровати.
— Да так… — она отводит взгляд, а потом возвращает и заглядывает мне в глаза. — Откуда у тебя в спальне те бронзовые светильники?
Черт. Я и не подумал, что она может их увидеть. Нет, рассказать несложно, но мне страшно ее напугать. Это будет выглядеть так, будто я строил свои сети вокруг нее задолго до нашего знакомства.
— Поговорим утром, ладно? — провожу подушечками пальцев по ее щеке и убираю прядку волос. — Сейчас отдыхай, а завтра я все тебе расскажу.
Она кивает. Глаза у нее осоловелые, спать хочет. Наклоняюсь, невесомо целую в губы и желаю хороших снов. На том выхожу из ее спальни.
Меня будит телефонный звонок. Семь утра! Кого принесло в такую рань?
Отвечаю. Иногда звонки по допингам совсем некстати. Испытания, будь они неладны. У спонсоров проекта возникли вопросы. И их не решить отсюда. Придется ехать.
Срань! Зараза, я надеялся провести эти три дня в Москве. По строительному бизнесу накопилось дел, да и Виктория. Теперь мне особенно не хочется расставаться. Но надо.
Поручаю Марте собрать и вернуть Виктории одежду, которая осталась валяться у меня в спальне, сам пишу своей девочке записку: «Прости, солнышко, пришлось внезапно сорваться на производство. Надеюсь вернуться раньше, но если не получится, прибуду к открытию салона. Поправляйся и набирайся сил. Твой Герман».