Развод. Не жди прощения (СИ)
Она безмятежно спит. Красивая, уже отдохнувшая, безумно притягательная. Одна нога по бедро выглядывает из-под одеяла — провожу по гладкой коже пальцами от лодыжки до бедра. Эта девочка — чистый секс. Даже когда спит.
Кладу записку на тумбочку у ее кровати и выхожу из комнаты.
По дороге на производство созваниваюсь с приятелем из ФСО и прошу выделить мне толкового телохранителя с правом ношения оружия. У Виктории будет новый водитель, если она надумает куда-то выбраться.
* * *Вот так всегда. Стоит приехать на производство, наваливается куча дел. Когда государство заинтересовано в чем-то не совсем легальном, у тебя появляются могущественные покровители, но вместе с тем и требования к тебе возрастают в геометрической прогрессии. Большой брат хочет быть в курсе, как выполняются данные ему обещания.
Время от времени звоню Виктории, чтобы услышать ее голос, мы беседуем о том о сем. Она что-то задумала, уклончиво отвечает на вопросы о планах. Наверняка готовит мне сюрприз. Это льстит моему эго, греет душу. Вот уж не думал, что снова влюблюсь. После смерти Иры с Андрюшкой, казалось, в душе поселилась вечная злость и сердце навсегда зачерствело.
Три дня пролетают мгновенно, я и глазом моргнуть не успеваю, как наступает вечер пятницы. В девять вечера звоню Виктории, чтобы решить, срываться или нет в Москву. Я в лучшем случае приеду, когда она будет спать. Судя по разговору, Виктория нашла чем себя занять, скучает, но не настолько, чтобы лететь к ней и спасать от тоски. Принимаю решение остаться до утра, заодно высплюсь.
Но спится плохо. Меня терзают мысли о том, что я по факту поступаю с Викторией, как Тимур. Я ведь изначально планировал обнал, собирался использовать ее и использовал, но теперь не хочу этого делать. Она не должна участвовать в моих противозаконных делишках. И хотя мне, в отличие от Тимура, вообще ничего не грозит — люди, которые придут ко мне мыть деньги, никогда не допустят, чтобы это вскрылось, — Виктория не должна быть связана с салоном. Лучше будет и правда убрать ее от этого бизнеса. Открою ей ее собственный магазин, чтобы могла работать в удовольствие. Только как теперь признаться в плане, который я привел в исполнение и добился завершения?
* * *Виктория встречает меня заговорщическим взглядом, когда я возвращаюсь в коттедж. Точно что-то задумала, лисица!
— Больно хитро выглядишь! — подхожу к ней, приветственно целую в щеку. — Колись, что удумала?
— Ничего! — Виктория не умеет лгать, это видно. И я мог бы добиться от нее признания, но оставлю ей возможность недоговорить. — С салоном все готово. Я встречалась с Саней, все в лучшем виде. Как мы поедем?
Нравится мне ее деловой подход. Мы уже сблизились теснее некуда, но свое дело она знает и о работе помнит. Придумать бы теперь, как сообщить ей, что я отстраню ее от дел сразу после открытия. Она наверняка расстроится, но она расстроится еще больше, когда узнает, зачем мне салон. И если в начале мне было плевать на нее, то сейчас подписывать ее на этот бизнес я точно не стану.
— Нам надо поговорить, Виктория, — произношу серьезно. — Как раз о салоне.
58.
Герман резко меняется в лице, произнося последние слова. А я, признаться, ничего не хочу слышать. Я устала нервничать по поводу открытия, мне уже хочется просто насладиться грядущим мероприятием, получить удовольствие от фуршета и полюбоваться на плоды своих трудов.
— Не надо, Герман, — тяну с улыбкой, — давай только не накануне открытия? Если надо будет что-то переделать, переставить, иначе оформить, потом. Все потом. Я слишком долго ждала момента своего триумфа, не смей мне его портить!
Последнее договариваю с шутливо-командной интонацией.
Он сомневается. Смотрит на меня недоверчиво и как-то грустно. Потом натягивает на лицо добродушную улыбку.
— Как скажешь, красавица. Не буду портить твой триумф, — гладит меня костяшками пальцев по щеке. — Поговорим после. Ты обворожительно выглядишь.
Приятно, конечно, но странно. Я выгляжу более чем обычно. Волосы собраны в хвост, на мне одно из домашних простых платьев. В груди колет легкая тревога, уж больно странно себя ведет Герман, но я гоню ее. Ничто не омрачит мне открытия салона. Я шла к этому на протяжении длинного нервного месяца и хочу насладиться победой.
Открытие назначено на семь. К пяти приезжает вызванная на дом парикмахер-визажист. Я решила не кататься по городу лишний раз — новый водитель меня пугает уже своим видом. А когда я узнала, что у него при себе пистолет, вообще расхотела садиться в его машину. Понятное дело, что Герман решил усилить мою охрану, но мне спокойнее, когда меня возит безоружный человек.
В шесть я уже полностью готова. Прическа, макияж, новое платье, которое я купила вместе с Виолой в одном из бутиков. Почти такое же, как розовое, только небесно-голубого цвета, и ткань не такая жесткая.
Герман выходит из своей спальни в молочно-белом костюме с бордовой бабочкой. На рукавах белой сорочки поблескивают запонки. При виде меня расплывается в широкой улыбке, какой я у него ни разу не видела. Он выглядит счастливым. Правда счастливым, как будто сбросил с плеч огромный груз.
Он помогает мне надеть норковый полушубок, и мы вместе направляемся к его машине. Николай, так зовут моего нового водителя, похоже, не едет. Ну и хорошо, а то мне было не по себе, когда он неотступно следовал за мной по всем магазинам, пока мы с Виолой выбирали мне платье.
Мы приезжаем в салон без четверти семь. Саня уже там, на пару с организатором мероприятия, худощавым мужчиной с острым лицом и светлыми волосами. Его зовут Арсений.
Мебель немного сдвинута, чтобы было больше места для ходьбы, по центру прямо напротив входа собрано небольшое возвышение, с которого просматриваются оба крыла салона вплоть до дальней стены. В правом торце настраивает инструменты джаз-бэнд из четырех человек, в левом — составлено несколько антикварных столов, на них и рядом расположила закуски и напитки кейтеринговая служба. По залу уже ходят официанты в белых рубашках и черных брюках.
Герман галантно перекидывает мою ладонь через локоть. Чувствую себя принцессой на этом балу, спутницей короля.
— Ты проделала огромную работу, Виктория, я горжусь тобой! — торжественно говорит он. — Сейчас начнут приходить гости. Готова сиять, как на благотворительном вечере?
— Ярче, Герман, — улыбаюсь. — Ничто не сможет меня затмить.
Он кивает.
Гости действительно начинают появляться после семи вечера. Небольшими группами по несколько человек. Пара человек из числа официантов помогают им раздеваться и размещают верхнюю одежду на специально поставленных вешалках. После этого гостям вручают велкам-презент — старинную монету в подарочной упаковке, и они попадают собственно в помещение салона, где их встречаем мы с Германом.
Он приветствует каждого пришедшего по имени и перебрасывается парой фраз о семье или делах. Похоже, он знает просто массу влиятельных людей вместе с женами, детьми и домашними питомцами. Это неудивительно, но все равно мне становится неуютно. Стоя рядом с ним, я могу только улыбаться и кивать, как китайский болванчик, потому что не способна поддержать ни единого разговора.
— Не переживай, — шепчет на ухо Герман, заметив, что я приуныла. — Я тебя со всеми познакомлю. Ты еще успеешь узнать всех этих людей ближе. Улыбнись, ты ведь жемчужина этого мероприятия!
Ближе к восьми вечера поток гостей иссякает. На третьем десятке я сбилась со счета, но прибыло гораздо больше людей. Шестьдесят, может, семьдесят человек. Гости разбредаются по огромному залу. Одни рассматривают мебель, другие читают информационные проспекты, которые я подготовила, третьи скучковавшись что-то обсуждают.
Герман оставляет меня в обществе нескольких мужчин, с которыми вел беседы о фьючерсах, и уходит еще с кем-то поговорить. Среди моих невольных собеседников, к счастью, не попадается ни одного «Егора». Почтенные мужчины, с которыми есть о чем говорить. У нас разгорается приятный и интересный спор на философско-историческую тему, правильно ли было оставлять Наполеона доживать свой век на острове или следовало казнить.