Запрет на любовь (СИ)
— Воу.
— Было жарко, весь класс повели на диспансеризацию. Только несколько человек осталось в школьном дворе.
— И среди них был батя?
— Да. Вашего папу в тот день наказали.
— За что?
— За сорванную линейку.
— Наш человек. А как его наказали?
— Вручили краску, поставили у забора. Дали задание. Мне стало интересно посмотреть, что он там рисует, ну я и подошла.
— И что же там было?
— Эм-м… Персонажи из мультика про Винни-Пуха в авторском исполнении, противоречащем морали.
— Давай без подробностей, Даш.
Она смеётся. Видимо, воскрешая в памяти те самые рисунки, про которые нельзя рассказать детям.
— В общем, я такая девочка-одуван подхожу, представляюсь, начинаю диалог. Привет, мол. Я у вас в классе новенькая. Рада знакомству.
— А батя что же?
— А батя был мне ни капельки не рад. Так посмотрел, что душа вмиг ушла в пятки. Ещё и отшил меня по итогу.
— Отшил?
— Ты чё, бать?
— Сказал, что занят и не в настроении со мной беседовать, но раз уж я подошла знакомиться… — переводит взгляд на мужа, — он, так и быть, отвлечётся.
— И?
— И… Он написал кисточкой свой номер. Краской, на моей ноге. Ещё и время указал, в которое можно ему звонить.
— Воу! — дружно тянут парни.
Мои брови от удивления уползают вверх.
— Оригинально, Ян Игоревич, — гогочет Ромасенко.
— Притушись.
— Пап, ну ты ж потом реабилитировался, да? — с надеждой в голосе спрашивает Милана.
— О да! Потом он меня в шкафу закрыл. В пустой раздевалке спортзала. Чтобы ночь там просидела.
— Чего?
— Что ещё на хрен, за вечер грёбаных откровений! — возмущается Абрамов-старший, недовольно глядя на жену, но та лишь беззаботно пожимает плечами.
— Не выражайся, папа! — грозит кулаком София.
— За что ты так с мамой? — надувшись, тем временем обиженно выпытывает старшая.
— А я вот как Тата, — отвечает вместо него тётя Даша. — Пришла на звуки драки. Заступилась за мальчика и… получилось то, что получилось. Меня заточили в шкаф. Думала, реально до утра там просижу. Плакала, звала на помощь. Очень переживала, что родители ищут.
— Ужас.
— Благо, один из друзей Яна ближе к полуночи пришёл и вызволил меня из этой железной коробки.
— Кошмар, пап, — разочарованно припечатывает Милана, складывая руки на груди.
— Как ты объяснишь своё поведение? — наезжает на него младшая.
Блин, София — это нечто.
— Бать?
Дети семьи Абрамовых, да и собственно все сидящие за столом, выжидающе смотрят на Яна Игоревича и ждут пояснений.
— Это была моя стратегия, ясно? — нехотя оправдывается он и, к моему изумлению, скулы его розовеют.
— Что ещё за стратегия? — прищуривается Марсель.
— Я не хотел, чтобы она со мной связывалась.
— А причина?
— Причина веская. Папа ваш был — тот ещё отморозок в юности. Ещё вопросы? — строго осведомляется.
Тишина в ответ.
— Если вопросов нет, доедаем ужин и расходимся. Старший идёт провожать гостью. Вы двое — указывает на Пашу и Максима, — по домам. Девочки помогают матери помыть посуду и прибраться на кухне. Установка ясна?
— Да.
— Ну вот и замечательно, — нож в его руке со скрипом режет отбивную.
Глава 35
Марсель
— Приветствие у нас готово. Музыкальный номер тоже. Домашнее задание за две репетиции добьём, — Филатова морщит лоб и ставит галочки в большом оранжевом блокноте. — Да.
— Всё на сегодня? — Зайцева недовольно смотрит на часы.
— Подождите, как всё? Мы ведь не закончили с украшением зала. Матильда Германовна просила доделать это сегодня. Кто может остаться и помочь?
— Не, сорян, я уже опаздываю на йогу.
— Мне брата из садика забрать надо.
— А у меня треня.
— Я сказала, кто МОЖЕТ! — подчёркивает староста раздражённо. — Я сейчас, кстати, горячий чай с печеньем и пирожками организую, но раз все спешат…
— Еда? Так бы сразу и сказала, Филатова. Мы остаёмся, — сообщает Ромасенко, закидывая руку на плечо Дэна.
Хмыкаю и прикрываю глаза.
Моя голова покоится на коленках Джугели. Она обсуждает с Илоной хиромантию и неосознанно перебирает пряди моих волос пальцами.
Мать всегда говорила, мол, кудри нравятся девчонкам. Стал замечать, что это — правда только тогда, когда к ним стала прикасаться Тата. Иногда. Осторожно и как бы невзначай.
Вообще, у нас с ней с этим поначалу было туго. Имеются ввиду всякие тактильные штуки. Мне, к примеру, понадобилось время, чтобы приучить девчонку к тому, что я могу взять её за руку или приобнять.
Джугели в этом плане конкретный тест на выносливость и терпение устроила. Я же привык делать то, что хочу, а тут на тебе! Нельзя.
Тата долго не позволяла мне те мелочи, разрешения на которые я раньше у девчонок не спрашивал.
Наверное, так оно и было бы дальше. Не согласись я поиграть в изматывающую, изнурительную игру под названием «дружба».
Когда мы стали общаться без этих моих намёков на нечто большее, девчонка заметно расслабилась и начала терять бдительность, подпуская меня к себе всё ближе и ближе.
С одной стороны кажется, что это, типа, плюс, но, блин, с другой… Лично мне с каждым днём становится всё тяжелее тащить это и контролировать.
С контролем вообще большие проблемы, ведь ты вроде как и рядом с ней постоянно, но, чёрт, вообще не в той роли, на которую претендуешь.
Долбаные границы сводят с ума. Мозгами понимаешь, что одним поступком можешь разломать весь тот пазл, который кропотливо собирал. Понимаешь, да. Вот только куда деть терзающие тебя с утра до ночи чувства, если мир теперь лишь вокруг Джугели вращается?
Не спишь ночью. Потому что думаешь о Ней.
Ждёшь утра, чтобы встретить её у ворот школы.
Берёшь за руку, сжимаешь ледяные пальцы.
Видишь, как она улыбается или вдруг грустит. Просишь рассказать, в чём дело. Потому что и сам это настроение перенимаешь.
Смотришь на неё. Охреневаешь с того, что тебе тупо всё в этом человеке нравится. Запах. Голос. Смех. Жесты. Внешность и характер. (А он у неё звездец какой сложный!).
И вот вы проводите время вместе. Не столько, сколько хотелось бы и не так. Ведь вокруг постоянно окружает кто-то. Пацаны. Филатова. Вебер. Одноклассники…
Моменты, когда вы вдвоём — редкое явление. То у неё тренировка, то репетитор, то дома по настоянию деда надо быть и всё тут.
Прощаешься каждый раз с тяжёлым сердцем и по новой ждёшь «завтра».
Бесконечно, по кругу.
Ах да, забыл упомянуть, ты ведь в телефоне сидишь постоянно. Строчишь ей сообщения или кидаешь дурацкие видосы.
А ещё… Ты упорно молчишь. О важном. О том, что твои предки общаются с тем, кого она люто ненавидит.
Круто?
Короче, всё к одному.
Насколько ещё меня хватит — не знаю. Ситуация начинает серьёзно напрягать.
— Как планируешь провести праздники? — спрашивает у Таты Илона.
— Новый Год встретим здесь, а третьего летим с дедушкой и бабушкой в Москву.
Мои кайфы резко заканчиваются. Принимаю вертикальное положение и недовольно на неё смотрю.
— Ты уезжаешь?
— Да. Мне нужно навестить отца.
— Надолго? — поправляю пятернёй творческий беспорядок на башке.
— К десятому вернусь.
— Проведёшь в Москве все каникулы?
— Всего неделя, — растерянно пожимает плечом.
«Всего». Это же охренеть как много!
— Ты не говорила.
— Билеты только вчера купили.
Замечательно. А я, вообще-то, кучу всего запланировал.
— Ясно.
— Чайник закипел. Пирожки принесла. Дальше самообслуживание, — громко объявляет вернувшаяся в актовый зал Филатова.
Иду к пацанам. Они там уже вовсю дегустацию вышеупомянутых пирожков проводят.
— О, горячие!
— У охранника в микроволновке погрела.
— И чё, этот злыдень разрешил? — удивляется Петросян.