Обещание (СИ)
— Ладно, — согласился Стах, — представь меня этим экстраординарным джентльменам. А также приготовь мне список всех граждан Содружества, которые находились на Эхмейе в период между десятым днём седьмого месяца и, ну, скажем, первым восьмого.
Вышел из здания спортклуба на свет, под яркое чужое солнце. Подхватил комм, набрал номер. Неясному голосу по ту сторону связи ответил:
— Привет, земляк! Есть разговор…
========== Глава 7 ==========
Икеда поглядел в зеркало над умывальником гостиничного номера. Из него смотрело длинное бледное лицо с тёмными чуть раскосыми глазами. Чёрные жёсткие волосы торчали, будто иглы рассерженного дикобраза.
Теперь он вёл три расследования. Времени катастрофически не хватало.
Во-первых, он делал то, что от него и ожидали с первого дня на новой планете: допрашивал людей, прибывших из разных точек Содружества в поисках лёгкого заработка, приключений и возможности заменить нудное нищее существование на астероидном поясе или в душной тесноте орбитальных станций на жизнь в тропическом раю. Таковых оказалось больше тысячи, и Стах попросил помощи у Калеа, чтобы проверить алиби тех, у кого оно якобы было. То есть у большинства допрашиваемых. Сограждане жили в тесных общагах на кампусе посольства, на буровых вышках и в посёлках геологов. Уединение им было не по карману.
Во-вторых, он разыскивал парня кейяре номер два. Тут ему понадобилась помощь, и он обратился к способному мальчику Браю. Тот пожаловался, что уже и так занимается угнанными катерами и допросами контактов Аалоны, но Стах надавил, посетовал на тяжёлую жизнь всеми ненавидимого человека, а потом и польстил парню, расхвалив его сыщицкие качества. Уговорил, короче.
Сам же каждую минуту просматривал записи. Сгрузил себе в собственный сегмент «Путей» петабайты видеофайлов с камер наблюдения в радиусе пяти километров от станции подземки. Той самой, где чистильщик вырезал девять секунд, которые понадобились мальчику Аалона, чтобы покинуть электромобиль и войти на подъемник, ведущий на улицу Патриарха Ниало’о’кеа.
Икеда закинул в рот маленькую капсулу криамина, позволяющего старательным студентам, шпионам и спецназовцам не спать сутками, запил водой из-под крана и вернулся в комнату, где экран визора, подключённого к комму, показывал унылые улицы и застывших на ходу эхмейцев, неясные полоски глайдеров, вывески магазинов и кафе. Перед ним были камеры банков, храмов, транспортных развязок, крупных магазинов, жилых комплексов и ночных клубов. Он уселся на кровать и оживил изображения. Поплыли глайдеры над мерцающими реками улиц, замигали светящиеся надписи, заспешили по своим делам редкие прохожие. На экране темнота разрывалась нервными бликами фар, мертвенными отсветами фонарей, дрожащим мерцанием реклам. Камеры также показывали время: девять тридцать четыре. В эхмейских сутках двадцать часов: десять дневных и десять ночных. Аалона вышел из подземки за полчаса до полуночи. Очень поздно. Что такой мальчик делал один среди ночи на улицах города?
Икеда потёр уставшие глаза. Покрутил между пальцами красный карандаш и на карте города обвёл вокруг станции ещё один круг. Третий. Каждый больше предыдущего. Часы, напрасно потраченные перед экраном гостиничного визора…
Снова замелькали на экране кадры нечёткой записи, сделанной транспортной камерой на опустевшем перекрёстке. Редкие глайдеры бросали на асфальт полоски света, по которым скользили тени случайных прохожих. Вот рослый мужик перешёл через дорогу, толкая перед собой большую тележку, целый контейнер на антиграве. Мусорщик, наверное. Мужчина и женщина прошли неторопливо, они смеялись, крепко держась за руки. Невысокая и тонкая фигура остановилась на перекрёстке, изящная рука поправила большой капюшон, скрывающий лицо. Группа пацанов, похожих на земных подростков…
— Ах, еби ж… — воскликнул Икеда, торопливо отматывая запись.
Остановил кадр, увеличил изображение. Экран заполнило лицо, едва заметное в глубокой тени. Икеда мог и не смотреть. Он знал совершенно точно: перед ним Аалона в последние часы его жизни. Та же тонкая рука, та же длинная роба, Стах знал этот образ лучше своего собственного. Вот лучи от фар промелькнувшего глайдера на мгновение скользнули по фигуре кейяре, а вот мальчик перешёл улицу и скрылся из поля зрения камеры. Икеда хлопнул ладонями по ляжкам, снова схватился за карандаш и поставил на карте города жирную точку. Теперь красные круги будут расходиться от неё.
Страшно захотелось поехать и постоять на том перекрёстке. Отправиться вслед за Аалоной туда, где потеряла его камера. Стах глупое желание пересилил. Сна и усталости как не бывало. Он приготовил себе для просмотра следующие записи. Как ни странно, дело пошло быстрее. Через два квартала от памятного перекрёстка очертания фигуры в серой робе поймала камера закрытого магазина. Изображение оказалось слишком расплывчатым, был это Аалона или кто-то похожий, Стах не мог бы сказать с уверенностью. Но буквально на следующей записи Аалона остановился на пороге храма Экахи, чтобы проверить что-то в комме, и камера храма запечатлела его совершенно чётко. Камеры уличного кафе, тоже, конечно, закрытого, заправки глайдеров, входа в парк, большого подземного гаража позволили проследить путь кейяре. Последнее видео, снятое камерой жилого многоквартирного дома, показало Аалону входящим в дверь маленького магазина с тускло освещённой витриной. На этом удача закончилась. Остаток дня и всю ночь провёл Стах, всматриваясь в камеры, окружающие магазин, но ни одна не показала Аалону, выходящего из этого дома. Переправить такое количество информации на Венчуру для дальнейшего анализа не представлялось возможным, но Стах не унывал. Магазин, открытый за полночь, кейяре, проехавший среди ночи полгорода, чтобы зайти в его дверь и никогда из неё не выйти, — всё это давало достаточно пищи для воображения.
Стах закинул ещё таблетку, надел широкие мятые штаны и футболку, тоже мятую, и впервые за двое суток вышел из гостиничного номера. Глайдер посольства довёз его до храма Экахи. Остальной путь он прошёл пешком. Нужную дверь нашёл сразу, но посидел на лавочке в небольшом сквере, обошёл здание в поисках чёрного хода, который обнаружился в захламлённом хозяйственном дворе, и только потом направился к магазину.
Руки его подрагивали, перед глазами плясали цветные пятна. Тело, отравленное криамином, грозило выйти из подчинения.
Первым, что увидел Стах в витрине магазина, была коллекция пластиковых стаканчиков и полиэтиленовых пакетов. На стаканчиках значились марки известных забегаловок Содружества: «Тако Белл», «Джек-ин-зе-бокс», «Вендис». На пакетах — названия сетей супермаркетов: «Райлиз», «Лаки», «Ноб Хилл». Икеда изумился: «Неужели кто-то покупает вот это? Любой мусорный бак планет Содружества полон такого товара». Толкнул дверь, неровно окрашенную красным, колокольчик на двери звякнул. И Стах будто оказался в захудалой лавчонке, торгующей подержанным товаром, причём времён его дедушек. С потолка свешивались модели самолётов и подводных лодок. Пыльные стеллажи вдоль стен были завалены самыми неожиданными предметами: наручными часами (Стах ещё помнил времена, когда пожилые люди носили часы на запястьях), зубными щётками, флажками спортивных клубов, какими-то мелкими режущими предметами, назначения которых Стах не знал. Отдельная витрина демонстрировала денежные знаки: платёжные символы тех времён, когда Содружество ещё не перешло на кредиты. Стах на добрую минуту завис перед стеллажом с книгами. В его семье хранили несколько таких, он знал их предназначение, но никогда не видел в таком количестве.
За его спиной деликатно покашляли. Немолодой округлый эхмейец, одетый со старомодной элегантностью, одарил его сдержанной улыбкой.
«Расширить горизонт самосознанья — задача для разумного созданья», — послышалось в наушниках.
Стах ещё раз подивился, как медленно он соображает. Ответил просто:
— Вы меня извините, я в стихах не умею. Но так скажу: я два года как с Данапорта, и так хочется чего-нибудь земного, что просто прёт. Вот хотя бы рожок для обуви. Здесь же такого не достать!