С тобой навеки (ЛП)
— Вот такой ты джентльмен, значит.
— Я никогда не говорил, что я джентльмен.
Она закатывает глаза.
— Как назвать мужчину, который всегда открывает передо мной дверцу машины и упорно спит в палатке, пока я захватила его дом?
— Мужчина, воспитанный Элин и Александром Бергманами.
Руни смеётся.
— Ладно. Хорошо. Ты не джентльмен, Аксель Бергман. Ты хладнокровный повеса.
Глубокое, незнакомое ощущение смеха застревает в моей груди и рокочет. Оживившись от издаваемых нами звуков, пёс просыпается, затем перекатывается на спину, свесив язык. Руни вытягивает одну длинную ногу и мягко гладит его живот стопой в носке.
— На самом деле, ты задолжал мне извинение, — говорит она.
Я не доношу кружку до рта, не будучи уверенным, дразнится она или нет.
— За что?
Она крадёт глоток своего чая и улыбается про себя.
— За то, что сделал этот поцелуй таким хорошим.
— Я очень сожалею.
— Ты и должен, — чопорно говорит она. — В следующий раз, если поцелуй будет необходим по какой-либо причине, пожалуйста, сделай его абсолютно ужасным.
Я перевожу на неё и замечаю лёгкую, скрытную улыбку, играющую на её губах. Прислоняясь к шкафчику так, что нас разделяет раковина, я поднимаю кружку в жесте тоста.
— Сделаю всё возможное.
Глава 9. Руни
Плейлист: Wilco — You and I
Держа руки в карманах и нервно подёргивая коленями, я жду возле дома Акселя, глядя на небо, где птица кружит размеренными большими кругами.
Ломается веточка, и я резко разворачиваюсь на звук.
Аксель стоит на поляне, выглядя так идеально в своей стихии, что у меня перехватывает дыхание. Высокий, с прямой спиной, взъерошенными ветром волосами цвета растопленного шоколада. Он снова в поношенных джинсах и грязных ботинках, а мягкая выцветшая фланелевая рубашка в клетку расстёгнута на несколько пуговиц. Извечное угрюмое выражение ещё заметнее, поскольку у него проступает щетина и…
Ох, бл*дь.
— Ты носишь очки? — хрипло спрашиваю я.
Его руки поднимаются к оправе так, будто он не уверен, есть ли на нём очки.
— Эм. Да.
— Я никогда прежде не видела тебя в них.
— Линзы сегодня раздражают мои глаза, — отвечает он.
Очки в тонкой оправе, с пятнистым рисунком цвета кофе со сливками, и это подчёркивает насыщенный шоколадный цвет его волос и ресниц, а также едва заметные карамельные пятнышки в его зелёных глазах. Он выглядит абсолютно роскошно.
Едва подавив позорный стон нужды, я покрепче натягиваю шапку на голову, когда в реальности мне хочется натянуть шапку на всё лицо и скрыть румянец на щеках. Мой абсолютно платонический (в смысле полностью недосягаемый) муж только что перешёл из разряда «опасно горячий» в разряд «очкастый секс на ножках».
Жестокая, жестокая вселенная.
Закрыв глаза, я делаю глубокий успокаивающий вдох, а открывая их и чувствуя себя чуть менее взбудораженной, я вижу, что Аксель смотрит на мою руку. Я прослеживаю за его взглядом. А затем снова краснею.
Я всё ещё ношу своё кольцо. Мой взгляд бросается к его руке, и мой живот делает странный кульбит.
Он тоже по-прежнему носит его кольцо.
И ладонь с ним широко распластана, будто он только что разжал кулак и напряг руку. Он смотрит вниз и сжимает её обратно в кулак, глядя на своё кольцо.
— Я, ээ… — он прочищает горло. — Я только что осознал, что тоже не снял своё. Оно на удивление… комфортное.
Я тихо смеюсь, покосившись на гладкий ободок из белого золота.
— Аналогично. Ну то есть… мы могли бы просто носить их, для перестраховки… то есть, для аутентичности. Особенно учитывая, что приедет команда… не то чтобы я намекаю, что строители — жуткие типы, большинство из них — нормальные люди, но всегда есть плохие, и я бы не возражала носить универсальный символ «я не свободна», чтобы ко мне не подкатывали. Не то чтобы я говорю, что ко мне постоянно подкатывают, или что они будут подкатывать ко мне… — я хватаю ртом воздух, выдав этот словесный кошмар и заставляя себя остановиться.
Что за катастрофа. Я уже годами не выдавала такой словесный понос из-за нервозности.
Аксель проводит костяшками пальцев по своим губам, и наблюдая, как при этом его обручальное кольцо сверкает на левой руке, я испытываю странное ощущение в животе. В хорошем смысле странное.
— Меня это устраивает, — говорит он наконец.
— Супер! — отвечаю я ему. — Хорошо. Окей.
— Готова?
— Ага. Непременно. Родилась готовой.
Он поворачивается и начинает идти, поправляя большой рюкзак за спиной.
— Что у тебя за припасы такие? — спрашиваю я, начиная шагать шире, чтобы нагнать его.
— Это сюрприз, — отвечает он.
Я поправляю гораздо меньший рюкзак за своими плечами и с любопытством кошусь на него.
— Сюрприз?
Он кивает.
У Акселя для меня сюрприз. Он спланировал этот поход для нас. Зачем?
— Аксель?
Медленно останавливаясь, он косится в мою сторону, но держит глаза опущенными.
— Да?
— Почему мы делаем это?
В воздухе повисает молчание, если не считать звуков ветра на близлежащей воде. Аксель трёт шею сзади, затем поправляет очки.
— Не каждый же день ты выходишь замуж. Даже если… это по нетрадиционным причинам.
Совсем как когда он держал меня за руку, когда он целовал меня, когда он спросил, как я, во время фотосессии, это неожиданно мило. У меня вырывается мягкий смешок.
— Справедливо.
Удовлетворившись, Аксель поворачивается и снова начинает шагать.
— Я чувствую себя виноватой, что не подготовила сюрприз для тебя, — говорю я ему. — Если бы я знала, что мы празднуем наш нетрадиционный брак, я бы что-нибудь придумала.
Аксель показывает вперёд, где небольшой ствол дерева пересекает тропу. Я его перепрыгиваю.
— Ты сделала более чем достаточно. Благодаря тебе, спасение дома стало возможным. Это всё, что мне нужно. Скажи мне, если я иду слишком быстро, — добавляет он.
Я хмуро кошусь на него.
— Не волнуйся обо мне. Меня в последнее время немножко потрепало, но я не хрупкий цветочек.
— Я… — он колеблется, приподнимая ветку, в которую я чуть не врезалась. — Я просто стараюсь быть внимательным. Я склонен не замечать, когда иду слишком быстро для других людей, что несложно, учитывая, какой у меня широкий шаг.
— О. Точно, — я нервно откашливаюсь. — Итак… куда мы идём?
Он бросает взгляд в мою сторону, и очки делают это вдвойне горячим. «Очень грубо с вашей стороны, очки. Очень грубо».
— Ты учишься на юрфаке Стэнфорда, — ровно произносит он, — но не знаешь определение слова «сюрприз»? Планка стандарта для абитуриентов явно опустилась.
— Ой, ха-ха! Очень смешно.
Его губы подёргиваются, будто он вот-вот улыбнётся, но выражение лица снова становится серьёзным, и я даже не уверена, случилось ли это.
— Я не знала, что место нашего назначения — это тоже сюрприз, умник.
— Это сюрприз, — отвечает он. — Осторожно.
Я перепрыгиваю небольшую канавку как раз вовремя, чтобы не подвернуть лодыжку.
— Я думала, этот поход не должен быть сложным.
Он пожимает плечами.
— Наверное, сложный, если ты новичок.
— Аксель Бергман. Не знай я лучше, я бы подумала, что ты стараешься меня раздразнить.
Снова подёргивание губ. Я добьюсь от него улыбки!
— Я отвечал на твой вопрос, — говорит он. Но спустя мгновение добавляет: — И может, немного поддразнивал.
— Типичное поведение мужа.
Он качает головой.
— Я вырос не с таким поведением. Мой папа знает, как себя вести.
— Я точно видела, как твой папа дразнит твою маму.
Аксель показывает на тропинку поменьше, отходящую от главной тропы, и идёт туда первым.
— Верно. Но он знает, какое поддразнивание ей нравится, и как далеко он может зайти, и он никогда не переступает черту.
Я улыбаюсь.
— Твои родители такие милые. Сразу видно, что они до сих пор очень влюблены.