Зверь-из-Ущелья. Книга 2 (СИ)

И это верно. Лишние свидетели ни к чему, я буду настоящим глупцом, если отпущу его. Но почему тогда внутри так паршиво?
Вместо ответа старик раскинул руки, как крылья, показывая – вот он я, перед тобой. Чего же ты медлишь?
– Скажи, ты знаешь, как умерла моя мать? И не вздумай лгать, от ответа зависит твоя жизнь.
Когда дело было сделано, я вытер влажные ладони о рубаху и вновь вооружился.
Край небосвода мазнуло золотом – светает.
Сейчас я как никогда почувствовал единство с этим местом, в кругу зачарованных камней, утопая ногами в увядающей траве, врастая корнями так глубоко, как вгрызаются лишь самые старые деревья.
Ветер принёс влажный аромат подземных озёр и глины, которых здесь просто не могло быть. Я закрыл глаза на несколько мгновений, давая запаху окутать меня целиком, проникнуть в каждую пору.
С именем Моны на губах взмахнул рукой…
И затаил дыхание, когда в предрассветном мареве повис мерцающий разрез. Пока тот не успел растаять, я ухватился за край, рванул…
Сначала поддавалось неохотно, но вдруг что–то переломилось и пошло, как по маслу. Пот лился по лбу и выедал глаза, в висках колотилась кровь. Передо мной открывался проём – дверь, из которой хлестали огненные лучи.
В тебе мало веры!
Нет. Веры у меня теперь предостаточно.
И, вдохнув как можно глубже, я зажмурился и шагнул в этот обжигающий свет.
Исчез в нём.
Глава 31.
Бессонница стала мне подругой. Я была готова биться головой о стены, чтобы потерять сознание и провалиться в забытье, лишь бы не глазеть часами во тьму узилища. Но то ли чувство самосохранения останавливало, то ли обычная трусость.
При мысли о том, что уже через несколько часов, когда над вершинами гор забрезжит рассвет, за мной придут, дыхание замирало. Одна часть меня твердила:
Смирись, возможно, это станет твоим спасением и действительно излечит душу. Ты испортила судьбу не только себе. Твой эгоизм и слабости погубили брата и подвели к гибели мужчину, который был тебе дорог. Если твоего лестрийца больше нет, зачем тебе бороться? Даже если он жив, вряд ли теперь вообще когда-нибудь сунется в горы. Ты ему не нужна.
Может, этот голос прав?
Зато другая половина души кричала, что нельзя опускать руки. Нельзя останавливаться на середине пути, надо бороться до последнего вздоха.
Я спрятала в ладонях лицо.
Матерь Гор, что делать?
В какой-то момент я, истощённая тревожными ночами и тяжёлыми мыслями, уснула. Разбудил меня скрежет открывающейся двери. Подскочив на постели, я встретила трёх старших сестёр взъерошенная, со сжатыми кулаками.
– Инира? – спросила тихо, когда неяркий свет кристаллических светильников выхватил из темноты знакомое лицо.
Подруга загадочно улыбнулась.
– Сегодня великий день, ты станешь одной из нас.
Внутренности прострелило болью. Разве я ожидала другого?
– Поторопись, сестра. Нехорошо заставлять Верховную ждать, – вмешалась вторая жрица – уже взрослая женщина с крупными, но приятными чертами лица. Пышные волосы были разделены на два жгута и перекинуты на грудь. Кажется, эту сестру звали Мелиссой. Она сидела за соседним столом в трапезной и любила сладкие пирожки.
– В твою честь уже поют гимны и жгут свечи, – добавила третья, по-кошачьи подкрадываясь ко мне. Сестра Камала действительно имела сходство с этим ловким гибким зверем, в полутьме глаза вспыхивали неотмирным сиреневым светом – он отражался от аметистового кристалла в её руках.
Я сделала шаг назад и замерла.
Опять бегу. Опять прячусь. Зачем?
– Не бойся, Рамона, – прошелестела Инира тихо и ласково, как весенний ветерок. – Больно не будет. Я буду рядом, не брошу тебя в столь волнительный миг.
И от этих слов, и от этого взгляда – разрывающего душу пополам, внутри меня снова что-то надломилось. Воздух встал поперёк горла, и я издала то ли смешок, то ли всхлип. А Камала уже гладила меня по плечу, незаметно увлекая к выходу – простоволосую, босую, в белой ночной сорочке.
 
Запирающие чары испарились. В них больше не было в них необходимости – я сюда не вернусь.
Гладкий камень холодил ступни, скальный мох тускло вспыхивал, когда я задевала развесистые грозди макушкой, а на стенах пугливо мигали глазки-циннии. Захотелось остановиться, надавать себе по щекам и заставить сражаться...
Но сил больше не было.
Я смертельно устала. Иссякла, высохла и рассыпалась пеплом.
И не видела своего будущего. Пыталась его представить, но вместо ярких реалистичных картин разворачивала крылья пустота.
Я шла и шла, а сзади неотступными тенями двигались мои сёстры. Стражницы, ведущие на казнь.
С каждым шагом в грудь вонзался невидимый кинжал.
Быстрее бы всё закончилось.
Храм встретил торжественной тишиной. Со стены за алтарём взирало строгое и величественное лицо богини, в зелёных глазах плясали отсветы алых огней.
Раньше я не задумывалась о том, почему у Матери Гор именно зелёные глаза, а не чёрные или карие, как у её детей – искателей. Но сейчас, особенно после отцовского рассказа, на краю сознания мелькнул проблеск любопытства. И тут же погас.
У алтарного камня застыла Матушка Этера, как воплощение божественной воли. Руки сложены на животе, подбородок вздёрнут, в глазах – непоколебимая уверенность. Когда наши взгляды встретились, она еле заметно кивнула.
Я крепче стиснула зубы.
Старшие сёстры стояли полукругом – одинаковые, как вышедшие из-под руки одного мастера скульптуры-близнецы. Или просто алый свет из рубиновых сфер делал их безумно похожими, а лица – неживыми.
Я поёжилась и обхватила себя за плечи. Здесь и сейчас, в окружении людей, которые никак не собирались мне помогать, особенно остро чувствовалась собственная уязвимость.
– Подойди ближе, дитя, – ласково обратилась Матушка Этера и простёрла руку.
Одна из сестёр мягко подтолкнула в спину, и ноги сами понесли меня по яшмовой дорожке к алтарю. Капелька пота выступила над губой и скользнула вниз, рубашка прилипла к лопаткам – но жарко не было, меня дёргало от холода. Тёмные, бесконечно мудрые и строгие глаза завораживали, шептали – я избавлю тебя от всех печалей и бед. Мы будем вместе навечно, останемся в лоне милосердной Матери Гор.
Я шла, глядя прямо в глаза Верховной,  и сердце покрывалось корочкой льда.  Что со мной случилось? Наверное, я просто перестала бороться. Я представила себе, как начинаю кричать и кидаться на жриц, размахивая руками и ногами. Может, даже укушу руку Верховной, сжимающую ритуальный нож. Но что это даст? Их слишком много, мне не выстоять. Уж лучше принять свой проигрыш достойно и не превращаться в посмешище – жалкое, вопящее, растрёпанное существо.
Ренн любил меня и отдал свою жизнь, а я – отдам свою. Это будет справедливо. Зачем мне нужны душа и сердце, если любить некого? А служить нашей богине и Антриму – не самый худший удел.
И всё же хотелось выть от тоски.
Матушка Этера приветствовала меня, как дорогую дочь, вернувшуюся домой из долгого путешествия. В глазах отражались торжество и гордость.
– Не бойся, милая. Я всё сделаю быстро, – шепнула жрица, окончив торжественную речь. – Матерь Гор простит тебя. Она ждёт.
Я прерывисто вздохнула, стягивая ворот рубашки и глядя прямо перед собой – на изображение богини. Она взирала так равнодушно, что можно было подумать – ей всё равно, что здесь происходило, происходит и будет происходить. Наша мелочная возня её не касается, все эти правила и ритуалы выдумали люди для того, чтобы проще было друг друга контролировать.
Я знала, что сейчас сёстры помогут мне обнажиться и взобраться на алтарь, поэтому метнула злой и затравленный взгляд в сторону приближающихся женщин. Рывком стянула рубашку и, переступив через комок ткани, взобралась на алтарь. Не нужна мне притворная забота!
Верховная не ожидала такой покорности, поэтому чуть заметно приподняла брови, но уже через мгновение справилась с собой и вернула благостную маску.