Подземелье Иркаллы (СИ)

— Акме, не от тебя ли понабрались они подобной дикости? — воскликнул Руфин, рука которого осторожно тянулась к оружию.
Мирославцы угрожающе зарычали и потянулись к оружию следом.
— Мне плевать, поверите ли вы мне, — спокойно сказал Лорен зараколахонцем. — Я хочу, чтобы она знала, что её действительно искали.
Он расстегнул верхние пуговицы тёмного колета, в свете костров сверкнула золотая цепочка, которую он снял и показал всем на вытянутой руке.
Акме замерла, узнав Звезду Атариатиса Рианора с Семью Лучами Благодати. Она решила, что никогда более не увидит столь дорогого её сердцу кулона. Лорен протягивал его сестре. Пальцами поворачивая во все стороны, любуясь ее сиянием, дотрагиваясь до засохшей крови, принадлежавшей и ей, и Фае, Акме воскликнула:
— В Куре её сорвали с меня, окропили кровью и выбросили в траву!
— Мы не знали, кому принадлежало изуродованное тело, — пояснил Авдий, — посему, увидев у столба цепочку, мы едва ли могли надеяться на ваше чудесное избавление.
— До чего искусные разведчики! — продолжал издеваться Сатаро.
— Довольно! — рявкнула Реция, с вызовом уперев руки в бока. — Не время и не место! Если выжить желаете, объединяйтесь, а не враждуйте!
— Хоть одна женщина в моем окружении говорит разумные вещи! — громко парировал Руфин Кицвилан, и рыжеволосая бунтарка сверкнула в его сторону оценивающим взглядом.
Не было в глазах её ложной скромности, и Акме это позабавило: обычно мужчины смотрели на женщин, как на товар, беспардонно оценивая прелести её фигуры, лица, реже — одеяния. Нынче же Реция позволила себе глядеть так на мужчину, будто она прохаживалась по рынку, а растерявшийся Руфин являлся выставленным на продажу жеребцом. По лицу разбойницы зазмеилась обворожительная насмешка, сильванский вельможа же негодующе покраснел, развернулся на каблуках и отошел от неё подальше, рассмешив Рецию.
Саардцев удалось утихомирить, с облегчением убрали мечи в ножны нодримцы, с долгим недоверием глядел на противников кеосский отряд. Лишь Сатаро не желал смириться со своим поражением и протянуть руку мира тем, кому он проиграл.
— Целитель! — позвал неугомонный Ягер, с вызовом глядя на Лорена. — Если ты столь могуществен в своем искусстве, займись Его Высочеством кронпринцем Нодрима. Он ранен.
— Благодарю, — добродушно отозвался Густаво. — Но плечо мое уже заживает…
— Если вы и дальше намереваетесь тревожить его участием в битвах, оно никогда не заживет, загноится, и вы можете погибнуть, — негромко и строго заметил Цесперий.
Лорен распорядился нагреть воду, приготовить Его Высочеству чистую одежду и не мешать ему.
— Я хочу посмотреть, как ты исцеляешь, — шепнула брату Акме.
Холодное и мрачное лицо целителя преобразилось улыбкой.
— Чем я могу помочь? — подскочила сияющая принцесса.
Улыбнулся шире. И столь нежна, столь лукава и прекрасна была эта улыбка, что Акме захотелось поблагодарить Плио за подобную радость. Целитель коснулся щеки принцессы, мягко, мимолётно, и проговорил весёлым и, в то же время, назидательным тоном:
— Для начала вам обеим не помешает умыться. Та, рыжая, дочь разбойника, но не столь перепачканная, как вы…
Лазурные глаза Плио обратились к Реции, располагавшейся на привал неподалёку, оглядели её придирчивым взглядом и сверкнули с искоркой самодовольного превосходства.
— Почему ты смотрел на неё? — холодно спросила она.
Акме засмеялась.
— А она ревнива, братец! — шепнула девушка и отправилась к ледяным ручьям.
Лорен, улыбаясь широко и искренне, подошёл к Густаво, который все это время слышал их разговор и не сводил с них глаз. Когда Его Высочеству Густаво помогли снять колет и рубаху, целитель, не дотрагиваясь до раны немытыми руками, внимательно оглядел ее.
— Кто обрабатывал рану? — спросил он прохладным деловым тоном, от которого Плио пришла в восторг.
— Господин Цесперий, — отвечал кронпринц.
— Я не имею права ни хвалить вас, ни порицать, господин Цесперий, — произнёс Лорен. — Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны.
 
— Что за глупости, господин Рин! — с вежливой улыбкой молвил фавн. — Вы талантливый целитель. Мне любопытно услышать то, что вы об этом думаете.
— Рана обработана превосходно, но, несмотря на это, при подобном образе жизни, без отдыха, в вечной опасности, плечо заживет очень не скоро.
— Какой ещё здесь можно отыскать образ жизни, целитель? — ухмыльнулся Хельс. — Живым бы остаться.
Акме, тем временем заплетя волосы свои в толстую косу, у ручья занялась руками, лицом и шеей. Вода была холодна, пальцы окоченели, а щеки раскраснелись. Вспомнив о полотенце, Акме собралась вернуться к лагерю, но остановилась. Она вспыхнула от волнения и удовольствия: Гаральд Алистер, глядя на неё без улыбки, присел рядом, протягивая ей чистое полотенце.
— Благодарю, — прошептала она, беря в руки полотенце и погружая в него краснеющее лицо.
С мокрых прядей черных волос её несколько капель упало ей на щеку, и Гаральд, не заботясь о том, что за ними искоса наблюдают, стер их пальцами, пальцами же провел по губам её и улыбнулся.
— Ты счастлива? — спросил он.
— Да. Теперь все самые любимые рядом. Не смела мечтать о бо̀льшем.
— Акме!.. — позвал Лорен.
— Не мешай ей, целитель, она со своим возлюбленным, ей не до тебя… — услышала она голос Реции.
Нежно пожав руку Гаральда, она улыбнулась ему, светло и предано, и отправилась к брату. В памяти мужчины встала подобная же сцена: лес Кереев, нападение коцитцев, ужасы Кура. Тогда уходила она всего на несколько минут, а нашёл он её только через много дней. Побледнев, он сразу последовал за нею.
Вода была нагрета, целитель тщательно отмыл руки свои и принялся промывать рану Густаво.
— Не загораживайте мне свет, — раздражённо потребовал он.
— Своей сварливостью ты теперь до изумления похож на нашего дядю, — усмехнулась Акме.
— Зачем тебе вода? — спросил Кицвилан. — Ты же светом своим…
— Все тебе надо знать, — отозвался Элай.
«Полагаю, он не намерен доверять огню своему до конца, — подумалось сестре целителя. — Лучше уж он начнет так, как делал всегда. Это лучше, чем рисковать плечом своего будущего шурина…»
— Не боитесь, Ваше Высочество, что этот целитель сожжет вашу руку? — усмехнулся Ягер. — Он, все же, брат своей сестры, а уж на ее пламя мы нагляделись.
— Ох же пакостник! — с равнодушным вздохом проговорила Акме, к нему не оборачиваясь. — Ты дождёшься, я сожгу тебя…
— Я не наследник нодримского престола, меня не жаль… — последовал вкрадчивый ответ, но нодримцам было не до шуток.
Густаво улыбнулся. Он доверял выбору своей любимой сестры, доверял Акме, несмотря на то, что едва знал её, доверял Арнилу, который к Лорену был благосклонен. Кронпринц знал, что ему нечего было бояться.
Лорен закрыл глаза и глубоко вздохнул. Густаво насторожился. Он увидел, как разгладилась хмурость молодого человека, как посветлело его усталое лицо, а слабый чистый ветерок, неведомо откуда взявшийся, зашевелил его черные волосы и золотые кудри кронпринца.
Лорен положил теплую свою ладонь на плечо Густаво, и по толпе путников пронёсся возглас изумления. Ее пронзил молочно-белый свет.
Акме застыла, внимательно глядя на брата. Она услышала, как ветер, вызванный не то его светом, не то её огнём, мягко пронёсся мимо, что-то ласково нашёптывая, будто напевая ребёнку перед сном. Но через мгновение на нее налетел куда более знакомый ветер со зловещим многоголосым шепотом, с эхом, с невнятными угрозами или предостережениями. Их силу можно было бы назвать разными, оттого несопоставимыми по могуществу, но Акме почувствовала, что Лорен был куда сильнее её.
Неожиданно в сестре целителя шевельнулась какая-то неприязнь к его свету. Свет этот, нёсший людям исцеление, был ей будто неприятен. Ей захотелось отвернуться, уйти в тень, чтобы он не жёг.
— Что ты теперь скажешь? — засмеялся Хельс, оборачиваясь к изумленному Ягеру. — Сильнее всех!