Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ)

— Сейчас! — резко, с досадой откликнулась Этле. Взгляд ее шарил по сторонам. Айтли поймет… Заметив красиво изогнутый сучок — ни дать ни взять хищная птица, изогнувшая крылья! — она отломила его и побежала обратно. Юноша уже ждал, готовый в путь.
— Этле, ты куда… — почти испуганно начал он.
— Держи! — перебила сестра.
— Долго вас еще ждать? — прозвучало сбоку, нетерпеливо.
— Командуй своими грис! — бросил Айтли, и рассмеялся, с нежностью глядя на сестру и подарок. Южане стерпели и резкость, и невольную задержку.
Дорога развернулась дальше, хорошо утоптанная, сухая, широкая, покрытая мутно — желтой пылью.
**
Тейит
Дома бедняков ютились у самого склона, а некоторые вовсе напоминали вырубленные в скалах ульи — красиво и жутковато. Как много людей тут живет, не в первый раз подумал Огонек. Неужто не тесно им?
Ему не хватало упругой земли под ногами. Камень, сплошь камень… Мостовые Асталы были прекрасны, но всегда мог сойти, постоять на траве, прогуляться по саду, а здесь — узкие грядки — огородики уступами, попробуй стань на такой.
Сейчас он снова бродил один, и забрался на улочку, где люди сидели перед рамами с натянутыми на них волокнами. Работа кипела; иглы и крючки сновали в руках у женщин, и будто сами собой возникали и ткань, и узоры на ней. Залюбовался — никогда не видел такого плетения. Готовые полотна развешаны были на козлах, разложены на земле. Мужчины, одетые в туники без рукавов и широкие штаны, увязывали во вьюк готовое, и посмотрели на Огонька с удивлением. В Астале он почти всегда был рядом с тем, кому простые люди не смотрели в лицо… а здесь и с него самого не сводили глаз. Когда гулял один, предпочитал рассматривать не лица, а вышивку на одежде — разноцветными нитями или яркими перьями украшены были туники и прямые свободные платья женщин. В Астале украшениями чаще служили самоцветы и тесьма, и обычно только на поясах, накидках или оплечьях. А в Тейит самоцветы что-то всегда означали, их не носили просто так, для красоты…
— Ты чего тут шляешься, а? — грубо окликнули его из-за невысокого — в половину человеческого роста — забора.
— Я просто… хожу, — он отступил на шаг, заметив в лице пожилого уже человека с повязанными красной тряпкой волосами явную угрозу.
— Три раза туда — сюда? Что-нибудь слямзить примериваешься, паршивец?!
На голос из дома высунулась женщина — немногим моложе, с зачесанными в аккуратный пучок волосами и брезгливым изгибом рта.
— Да стражу позови, и все, — посоветовала она. — Живо отучат совать свой длинный нос!
— Полно вам, — раздалось над ухом Огонька.
Он оглянулся — увидел здоровенного парня с простоватым лицом.
— Ты кто? — удивленно спросил Огонек.
— Шим, — тот дружелюбно кивнул. — Ты, никак, заблудился? Ходишь, головой вертишь.
— Я смотрел, как работают, — откликнулся тот, нерешительно глядя на хозяина дома. — Но да, пора мне уже.
Шим прищелкнул языком, и поманил подростка за собой.
— Ты кто такой? Весьма неплохо выглядишь для полукровки, — удивленно проговорил он, оглядывая Огонька и одежду его.
— Так получилось… — Огонек повел глазами из стороны в сторону прикидывая, как ловчей улизнуть, если что. Но нежданный помощник чуть подтолкнул его в спину, уводя в соседний пустой проулок, подальше от подозрительных.
— Так помочь тебя добраться, куда надо? — спросил парень.
— Помоги, — поглядев по сторонам, сказал Огонек. — Я здесь недавно, до сих пор иногда путаюсь, где и куда свернуть.
— Недавно? И что, так и бродишь целыми днями, ничем не занят?
Огонек невнятно повел плечами, не желая ни врать, ни говорить правду. Парень ему понравился, и не только нежданной помощью.
— Я жил внизу. Город… такой огромный.
— Немаленький! И настоящий улей, — рассмеялся Шим.
— Вам это нравится?
— Кто бы нас спрашивал! Обжили все, до чего дотянулись.
— Там, наверху, вроде как меньше домов, — Огонек задрал голову, хотя ничего отсюда не мог разглядеть.
— Совсем высоко жить неудобно — слишком отвесные склоны. А внизу — поля, и там, хоть поменьше, тоже много народу — надо пасти грис и растить урожай. На уступах-то здесь плодородная земля дорога непомерно. Ну, ты снизу, сам знаешь.
 
Парень глянул по сторонам, сказал:
— Доведу тебя до развилки, там легко выберешься на дорогу вдоль склона.
— Ты ведь не с той улицы тканей? — спросил Огонек.
— Как ты догадался?
— Они все худые и не так сложены — у тебя вон руки какие.
— Я каменотес, — вновь засмеялся Шим, разглядывая помянутые руки. — Заходил туда за подарком…
Так он смущенно это сказал, что Огонек не удержался:
— Невесте?
— Нет, мать порадовать. Болеет она… Ладно, вот и пришли.
Шагах в десяти от них — крошечный дом с серыми влажными стенами; на отшибе от всех, будто камешек отвалился от склона. Но все же не очередная нора.
— Смотри, теперь повернешь направо, там будет столб-указатель…
— Шим, с кем это ты? — раздался ломкий голос.
На пороге стояла еще не старая женщина. Кажется, она видела плохо. И да, она была больна — правая рука висела на перевязи. Мальчишка отсюда ощущал, как женщине плохо. Не острая боль, но непрерывная, ноющая, вынимающая все силы.
— Это давно у нее? — шепотом спросил он парня.
— Два года уже…
— Может быть, руку я посмотрю? — нерешительно спросил Огонек. — Я немного умею лечить. Хуже не будет…
— Ну ты и сказочник, — рассмеялся Шим. — Ладно, я понял, что ты мне благодарен.
— Я не шучу.
— Вроде не маленький, — хмыкнул парень. Нет, он не сердился. Снисходительно, терпеливо пояснил:
— Я же вижу, что ты полукровка.
— Да с кем вы там шепчетесь? — в голосе женщины прозвучала тревога, она сделала шаг вперед.
— Да так, мама. Встретил одного… чудака.
Говоря это, он косился на Огонька. Огонек мог догадаться — полукровка со способностями — по их мнению что-то вроде летающей грис. Видит ли женщина цвет его волос? В Астале полукровок считали обладателями дурного глаза…
— Я попросил разрешения помочь, — тихо сказал Огонек. — Твой сын сказал, у тебя плохо с рукой?
— Да как оно, мальчик… Все хуже и хуже. Я, почитай, ничего не могу ей делать сейчас… И болит она сильно, особенно по ночам.
— А отчего, ты знаешь? Как это началось?
— Мало ли… каменная пыль, сырость… я ведь долго в самой горе прожила — не больно-то сухо в пещерах.
— Я погляжу, можно? — Огонек подошел ближе. Шим что-то прошипел еле слышно, но женщина опередила:
— Конечно, мальчик. Делай, что считаешь нужным… Но лучше давай зайдем в дом. Вдруг кто увидит, вопросы пойдут.
И сделала приглашающий жест. Да, похоже, она достаточно видела, чтобы понять — перед ней полукровка.
Огонек смущенно застыл у порога, не решаясь войти в чужое жилище. Но справился с робостью. Внутри было очень чисто и очень бедно. Даже кровати не было, вместо нее тюфяк. И грубо сколоченная скамья — на нее по просьбе Огонька села женщина, Огонек пристроился рядом. Шин неободрительно застыл в дверном проеме.
Кончики пальцев Огонька замерли возле локтя женщины, ладонь скользнула у кожи, не касаясь ее. Он сосредоточился, пытаясь понять, в чем же дело, проникнуть в причину боли… очень пусто становилось и холодно, и тогда он, как у дикарей, начал медленно разжигать огонь внутри, чтобы согреться и согреть эту женщину. И снова, как всегда при обращении к Силе, он сперва услышал ее, прежде чем ощутил: на сей раз это был еле слышный рокот, отдававшийся во всем теле.
…Много это заняло времени — по крайней мере, когда он очнулся по-настоящему, в хижине было темно — небольшая плошка с маслом освещала только один угол. Видно, Шим успел зажечь, когда вечер пришел в Тейит.
А камешек на груди, под одеждой обжигал и подрагивал.
Огонек перепугался, сжал его в руке — но, встретив взгляд женщины, неожиданно для себя широко и довольно улыбнулся, усталый и гордый. Женщина ощупывала руку, прищелкивая языком по-птичьи.