Красная Орхидея

— Вот поганец, твою мать! — буркнул Льюис.
Ленгтон тронул локтем водителя:
— Езжай влево, по дорожке вдоль дома, понял?
Вдоль дома располагались гаражи. «Рейнджровер» был весь в ошметках грязи, налетевшей с колес. Возле него стоял новенький сияющий седан «ягуар». Ленгтон посмотрел на машину, затем обернулся к Льюису и Анне:
— Устроим опознание. Бог даст, домовладелица его опознает.
— Знаете, я в этом сомневаюсь, — с тревогой отозвалась Анна. — Она ведь сказала, что он прикрывал лицо.
— Но она же описала это его чертово кольцо! И его нос крючком. Если понадобится, попросим его прикрыть рукой часть лица. Надо, чтобы его опознали, потому что у нас ни хрена больше нет на этого ублюдка!
Водитель спросил, не развернуться ли ему, однако Ленгтон указал на дорожку, бегущую за гаражом:
— Посмотрим, можно ли отсюда выбраться этим путем. Заодно поглядим на его имение.
Они выкатились на гравийную дорогу, что вела к маленькому коттеджу с соломенной крышей. Домик был очень опрятный, со свинцовыми оконными переплетами и изобилием цветов по обе стороны от причудливой, явно бывшей конюшенной двери, верхняя половинка которой была открыта.
— Жилище прислуги? — предположил Льюис.
— Как-то непохоже, очень уж изящное. Да и селят прислугу обычно не на виду, — ответил Ленгтон.
В этот момент вверху «конюшенной» двери нарисовался Эдвард Виккенгем. Он посмотрел на детективов и скрылся внутри, закрыв за собой створку.
— Должно быть, это гнездышко сына-наследника, — сказал Льюис, когда они проехали дальше.
— Помнишь, что сказала профессор Марш? — наклонилась Анна к Ленгтону. — Что у убийцы, возможно, какие-то разногласия с женой. Ну а этот тип сказал нам, что бывшая норовит отхватить побольше денег, — из-за этого он встречался с поверенными.
— Мм… — задумчиво покивал Ленгтон. Он посмотрел под ноги и поднял все ту же банковскую резинку.
— Знаете, о чем мы не подумали как следует: а что, если они тут оба замешаны — и отец, и сын? — подал голос Льюис.
Ленгтон щелкнул резинкой:
— Думается мне, мы только что встретились с убийцей. Может статься, он использует своего сына и, возможно, имеет на него некоторое влияние, но я думаю, именно Чарльз Генрих Виккенгем и есть тот мерзкий подонок, которого мы разыскиваем.
Анна с сомнением облизнула губы, однако ничего не сказала.
Они доехали до деревни, и Ленгтон предложил немного выпить и перекусить в пабе.
Все они заказали пиво и сэндвичи. Анна с Льюисом сидели за столом возле окна с видом на главную деревенскую дорогу. Ленгтон же устроился на барном стуле и затеял долгий разговор с молодым барменом.
Льюис и Анна без лишних слов принялись за еду — Ленгтон, напротив, за разговором едва притронулся к сэндвичу. Зато он заказал себе скотча, и, похоже, большую порцию. Анна и Льюис, закончив обед, уже с нетерпением поджидали шефа, но тот, казалось, вовсе не торопился уходить.
В конце концов Ленгтон примкнул к ним таким тепленьким, будто влил в себя далеко не одну порцию скотча. Довольно ухмыляясь, он вслед за детективами забрался в машину. Вскоре они остановились возле деревенского продуктового магазина: Ленгтону потребовались сигареты. Шеф скрылся в магазине больше чем на полчаса и вышел оттуда все с той же благодушной ухмылкой. Захлопнув дверцу с такой силой, что машина содрогнулась, он отодвинул свое сиденье подальше, так что оно уперлось Анне в ноги, опустил пониже подголовник и проспал оставшуюся часть пути.
  
День двадцать второй
 
Ленгтон прошел прямо к себе в кабинет, но вскоре, закатывая на ходу рукава рубашки, появился перед своей командой для совещания. Он уже готов был начать, как дверь распахнулась и в комнату следственной бригады вошла госпожа коммандер с помощником. Ленгтон поспешил навстречу и коротко с ними переговорил. Затем они придвинули к себе стулья и уселись. Бриджит подошла к ним предложить кофе и, проходя мимо Анны, выразительно подняла брови. Было ощущение, будто они снова в школе и директор зашел к ним в класс сделать объявление.
 
Ленгтон хлопнул в ладоши, и в комнате воцарилась тишина. Начальство выжидающе посмотрело на него, и он указал на эскиз с высоким темноволосым незнакомцем:
— Под это изображение вполне подходит Чарльз Генрих Виккенгем. У него есть все, включая золотое кольцо-печатку.
Ленгтон требовал скорее устроить процедуру опознания — по возможности на следующий день. Кто-то пошутил, что он тоже может встать в ряд.
— Увы, у меня голубые глаза, — усмехнулся он, оценив шутку. Однако его веселость тут же развеялась. — Идем дальше. Вчера я долго болтал с барменом в пабе «Сент-Джордж». Он просто кладезь информации. Его отец больше тридцати лет проработал в Мейерлинг-Холле садовником. Бармен рассказал мне, что отец нашего подозреваемого был гадкий старый развратник, который приволакивался за каждой юбкой. Это зашло так далеко, что местные девчонки обходили Холл стороной. Он также имел степень доктора — только не медицины, а философии. По сути, он никогда нигде толком не работал. Он попросту разбазаривал Холл. Одно время почти все земли вокруг принадлежали Виккенгемам, а папаша нашего подозреваемого делал деньги, распродавая их под застройку и прочее. Местные его возненавидели, поскольку он изничтожил множество лесов и продавал пастбища под строительство домов, которые никто не мог себе позволить. Короче говоря, папаша Виккенгем был человек во всех отношениях вульгарный и порочный, и его единственный сын, наш подозреваемый, перед ним трепетал. Его мать, Анабель Виккенгем, умерла при родах, оставив Чарльза единственным наследником. Старикан так больше и не женился, но водил проституток: все в округе знали, что он регулярно посылал свой «роллс-ройс» в Сохо, чтобы шофер загружал машину девочками и привозил к нему.
Когда десять лет назад он помер, его сын Чарльз Виккенгем не жил в ту пору в Холле, а колесил по миру, будучи армейским хирургом. Старик много денег спустил на невыгодное инвестирование, и имение пришло в упадок. Чарльз Виккенгем начат с того, что настроил против себя местное общество, делая в точности то же, что до него проделывал его отец, а именно распродавая пастбищные земли. Его первая жена умерла от рака, сын Эдвард — их единственное дитя. Вторая жена Чарльза, Доминика, — француженка, она произвела на свет двух дочерей. Доминика Виккенгем после развода получила солидное обеспечение и живет на алименты. Виккенгем обмолвился, что она хочет вытрясти из него больше денег. Необходимо найти ее, — может, она что-то дельное нам сообщит. — Ленгтон остановился перевести дух.
Анна прониклась благоговением: всю эту информацию он собрал прямо у них под носом в пабе! И ведь даже ни словом не обмолвился! Еще больше она изумилась, когда Ленгтон передал свой разговор в магазине, куда он заходил за сигаретами:
— Сын его, возможно, тоже в деле. Жена Эдварда Виккенгема покончила с собой: ее тело нашли в амбаре. Это произошло до того, как амбар переоборудовали в своеобразный центр отдыха — с бассейном, джакузи и спортзалом. По делу о суициде велось полицейское расследование, ничего криминального не нашли, но среди местных ходили слухи, что кто-то помог затянуть ей узел. Впрочем, это не было доказано. В крови у нее обнаружили высокое содержание алкоголя и следы кокаина, а прислуга показала, что миссис Виккенгем пребывала в крайне нервозном состоянии. — Ленгтон отодвинул стул. — Девушка из газетного киоска предположила, что в их доме царила чрезмерная сексуальная активность. Там постоянно гремели вечеринки — и ночные, и вообще круглосуточные, — употреблялись наркотики, хотя никто из обитателей Холла за это не арестовывался. Виккенгем поначалу водил к себе местных девиц, но по округе поползли нехорошие слухи, и теперь он нанимает их в разных компаниях. Необходимо их проверить.
А теперь перейдем к подруге Эдварда Виккенгема. Гейл — поздняя дочь сэра Артура Харрингтона, промышленника с севера. Ее мать, также умершую, звали Констанс. Это все, что нам о ней известно, не считая того, что Гейл не видели уже несколько недель. Проверьте ее, возможно, именно она нам и звонила — предположительно она сейчас на водах.