Дети драконов (СИ)

– Ли, пожалуйста... не глупи, – я ненавидел свое косноязычие, я изо всех сил пытался найти нужные слова, ухватиться за кончик веревки, которая уже выскальзывала из моих рук. – Ли... Ведь Ива больна! Ты даже не представляешь, на что она способна... Эймурдин сделал ее безжалостной злобной дрянью. Она и тебя утащит на дно! Она уже тащит... Шуна была права – ты не способен противостоять ее гнилой магии! Ты... ты изменился. Все время лжешь, скрываешь что-то, ведешь себя, как мальчишка... Знаешь, что, брат мой, игры в доброту кончились. Время для этого истекло. Ты можешь уходить, это твое право. А мое – пойти следом. Я тебя тут одного не оставлю!
Я говорил, а сам думал лишь об одном...
Когда?
В какой момент я потерял его?
И как теперь это исправить?
Я знал один только способ... Один простой, старый как мир способ, который помогал не всегда, но другого не оставалось.
Прикосновение.
Оно исцеляет даже без магии.
Открывает закрытые двери.
Особенно, если ты прикасаешься к тому, чья судьба так прочно связанна с твоей собственной.
Я знал: сделаю так – и он разозлится, сам захочет ударить меня, взорвется снопом пламенных искр... только будет уже поздно. Я сломаю эту клятую стену и п о й м у. Отыщу ответ. Верну ему его самого.
– Просто оставь меня, – Лиан поднялся и вдруг вытащил из-за пояса свой кинжал. Одно короткое движение – и на землю упала длинная прядь его волос, украшенная костяной бусиной. Той самой, что дал нам степной шаман. Той, что была точной копией моей собственной, вплетенной в хвост на затылке. – Ты ничего мне не должен.
Кинжал скользнул обратно в ножны, а мой наатха повернулся ко мне спиной, чтобы уйти прочь.
Этот шаг был самым длинным в моей жизни. И самым стремительным.
– Подожди! – я ухватил его за ладонь...
...боль ослепила мое сознание...
Забыв, как дышать, я упал на колени в траву, ощутил себя разбитым осколком, пылающим углем, одной сплошной раной.
– Твою мать! Ли!.. – мне хотелось выть, хотелось вывернуться наизнанку, чтобы перестать чувствовать этот жар, пронзивший мою руку и доставший до самого сердца. – Что ты делаешь, брат?! Что же ты т в о р и ш ь?!
Я с трудом оторвал голову от земли. В глазах все плыло, дышать было так тяжело, словно получил кувалдой в грудь.
– Прости... – его голос был тише, чем шелест травы.
Когда я наконец сумел сесть и собрать глаза в кучу, костер уже почти погас, а брат мой ушел, не оставив за собой ни следа.
Только костяная бусина белела в траве среди россыпи светлых волос.
4
Я сгреб бусину занемевшими пальцами левой руки, почти не чувствуя резного узора на ее боках, кое-как дополз до ближайшего валуна и привалился к нему спиной. Боль из правой ушла, но ощущения во всем теле были такие, словно я выхлестал ведро самой дрянной портовой браги: голова кружилась, мысли путались, а сил вовсе не осталось. Я спрятался в тень, уперся гудящим затылком о трещину в камне и уставился в звонкую синюю пустоту неба.
Спешить больше было некуда – всемогущий дархисана провалил и испортил все, что мог.
Чуть поодаль бродили наши лошади, вполне довольные возможностью просто щипать траву, отдыхая от седла и поклажи. Слушая их фырчанье и негромкие шаги, я пытался собраться с мыслями, понять, что же делать дальше... Но мысли рассыпались, раскатывались во все стороны круглой морской галькой.
Ли...
Как он мог поступить так?
Как?!
Я сжал и разжал правый кулак, поднес ладонь к глазам, но не увидел даже малейших следов ожога. Рука была такой же, как всегда. Я уронил ее и позволил тяжелым векам опуститься, скрывая все краски мира – слишком яркого, слишком солнечного. В другой руке медленно пульсировала бусина. Как живая.
Я понимал, что еще немного – и мое сознание уплывет в спасительное забытье.
Пускай.
Некуда больше спешить... Эту битву я проиграл безоговорочно и абсолютно.
Не логикой, но звериным чутьем я знал, что Ива вот-вот возьмет моего брата за руку и уведет его куда-то в самое сердце темноты, прочь от тех, кого он любил, кому был верен, прочь от этого яркого солнца.
 
Она добилась своего.
Я никогда не относился к людям, что поддаются дурным мыслям и лелеют свои печали, но теперь отчетливо понимал – веревка все же выскользнула из моих рук. Та веревка, которая должна была удержать младшего от падения в пропасть.
Самоуверенный болван, вот кем я ощущал себя.
А перед закрытыми глазами, один за другим, вставали образы, которые прежде казались малозначительными, но теперь входили под кожу острыми шипами. Я как наяву снова видел усмешку брата, синий огонь в его сердито сощуренных глазах, тонкую сеть шрамов на руках, что так плохо владели оружием, но умели исцелять одним прикосновением.
Почему я никогда не пытался вернуть его пальцам прежнюю ловкость? И в голову не приходило... А ведь если убрать шрамы, он смог бы не только кидать камни дальше, чем я, но и ронять все подряд перестал бы...
Да еще смеялся над ним.
Над его вечно падающими чашками, неловкими жестами и неумением делать то, что так легко дается мне самому...
Вдох. Выдох. Стрекот кузнечиков и едва слышное журчание ручья...
Ощущение жажды...
Жара...
...Я вовсе не удивился, когда, открыв вновь глаза, увидел над собой высокий каменный свод, ощутил прохладу и услышал голос брата.
– Ива... постой. Пожалуйста. Я не могу идти так быстро.
Шорох босых ступней по камням, высокий чуть хриплый смех.
Холодные серые глаза остро сверкнули в полумраке, озаренные светом чадящего факела.
– Чего это с тобой, красавчик? Где силенки-то оставил?
– Не важно. Просто подожди. Мне правда тяжело гнаться за тобой. И не называй меня так... Не надо. У меня есть имя.
– Оно принадлежит твоим близким. Я пока не буду произносить его вслух. Рано... Дай мне другое, коль не хочешь прозвищ. Как-то же еще тебя звали? Или у вас нет имен, которые душу не задевают?
– Нет... Зачем?
– Чтоб не вредили, конечно! Разве не знаешь, что истинное имя нужно скрывать? Тебе, что, никогда не хотелось, чтобы тебя звали иначе?
– Люди этих земель называли меня Сполохом...
– Сполох? А что.... мне нравится. Подходящее прозвище для такого, – Ива повела факелом перед собой, и ее длинная тень качнулись на высоких щербатых стенах.
Лиан держался рукой за одну из них. Он дышал с трудом, на лбу выступили капли пота, хотя в каменных переходах крепости царил вечный холод. Ноги едва слушались, но остановиться означало сдаться... Остановиться означало вспомнить... вспомнить лицо брата в тот миг, когда его настиг огненный удар.
Нет.
Уж лучше медленно ползти вперед, переставляя ноги одну за другой, не думая ни о чем. Не чувствуя ничего, кроме голода, усталости и желания лечь прямо здесь, посредь каменного коридора, чтобы больше уже не вставать никогда.
– Эт хорошо, что ты уговорил своего дружка не идти следом. Непросто, поди, было.
– Не надо, Ива...
– Я уж думала придется припугнуть его немного, чтобы убрался восвояси... А ты сам справился. Вот и добро. Надеюсь, он не попытается следом идти... Напыщенный королевский выродок!
– Заткнись, – Лиан поднял на нее полные гнева глаза. – Заткнись и никогда не смей марать его имя. Тебе, дуре, чтоб дорасти до моего брата, надо, наверное, помереть и заново родиться. Идем! Мне нужны еда и постель, если ты не хочешь оказаться здесь один на один с мертвецом. И не спрашивай меня никогда, как я уговорил Фарра остаться, – он снова остановился, тяжело дыша, стиснул каменный выступ на стене. – Слишком дорого это стоило...
 
– Подрался ты что ли? Поэтому такой дохлый? – Ива улыбнулась недобро и вгляделась в лицо Лиана. Ответа она не дождалась и, пожав плечами, пошла дальше. Но через несколько шагов остановилась, вернулась и взяла его за руку. – Не бойся, Сполох, я тебе сдохнуть не дам. Не для этого звала... Недалеко уж осталось. Скоро будет тебе и похлебка, и постель, и огонь. Я же знаю, он тебя быстро к жизни вернет.