Не суди по оперению
– Есть домашние растения и животные, но домашних людей не бывает. Ты думаешь, что владеешь своими эмоциями, тебе приятно считать себя хозяином чего-то. Но на самом деле ты боишься расслабиться. Это такая эмоциональная трусость. Ты отказываешься рисковать. Ты опасаешься, что эмоции захлестнут тебя с головой, как волна, которая разрушит твой самоконтроль. Желая поглубже спрятать свои эмоции, ты себя только крепче зажимаешь.
Алекс больше не решался смотреть старой даме в глаза. Откуда она так хорошо все про него знала? Это его интриговало и раздражало одновременно.
– Мы с мужем, – продолжила Максин, – где бы мы ни жили, всегда находили возможность пойти погулять куда-то на природу. Пройдя несколько метров и убедившись, что мы совсем одни, мы принимались кричать что есть сил. Нам становилось безумно хорошо. Мы освобождались от всякого напряжения и от негативных последствий стресса.
Поскольку Максин все еще не удавалось убедить Алекса, она перешла к более действенным средствам:
– ААААААААААААААААААААААААА!
Он подскочил так сильно, что стукнулся головой о потолок низенькой «Твинго».
– Вы с ума сошли?!
– Не окончательно, но почти что. Но это не за горами. АААААААААААА!
– Прекратите! Нас услышат!
Максин, с поднятыми в изумлении бровями, широким жестом обвела безлюдную местность вокруг них.
– Ты что, боишься напугать коров? Мы здесь одни. АААААААААААААА! Я себя чувствую уже гораздо лучше.
– Вы – да, но зато я сейчас оглохну. Если мы выберемся когда-нибудь отсюда, мне придется лечиться от глухоты… Прекратите так орать! У меня голова лопнет.
– Если у тебя и лопнет голова, так оттого, что ты не даешь выхода своим эмоциям. Я не перестану, пока ты не попробуешь хоть один раз. А у меня чертовски громкий голос, я могла бы петь в опере…
Максин собиралась снова заорать, когда Алекс ее остановил:
– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но договоримся: я это делаю, только чтобы вы замолчали, а не для того, чтобы дать выход чему-то там, «впустить в меня жизнь» или ради каких-то еще научно доказанных глупостей.
– Идет.
Алекс расстроился. Он надеялся выиграть время, начав спорить с Максин. Но она, казалось, снова угадала его замысел.
По правде говоря, ему было очень плохо. Он, как правило, не любил выражать свои чувства. Но тут, в своей бедной заглохшей без бензина «Твинго», в компании Максин, в деревне с восьмьюдесятью пятью жителями ему было совсем отвратительно.
Даже само слово «чувство» его смущало. За ним стояла какая-то нагота, делавшая его уязвимым. От взгляда ясных глаз старой дамы эта неловкость лишь усугублялась.
– Закройте глаза.
– Зачем?
– Затем. Я не могу это сделать, когда вы на меня смотрите.
– Но я же прошу тебя крикнуть, а не пописать у меня на глазах.
– Это одно и то же.
– Не совсем. Я тебя, конечно, люблю, но предпочитаю первый вариант.
– Закройте глаза, или я не стану этого делать.
– До чего же ты трусишь иногда! Ладно уж.
Старая дама демонстративно повернулась к нему спиной и сложила руки на груди, тяжело вздохнув при этом. Но тут она заметила отражение молодого человека в боковом зеркале. Ничего не сказав, она стала смотреть за его приготовлениями.
Можно было подумать, что он настраивается стартовать в триатлонной гонке. Он глубоко вдыхал и выдыхал, широко раскрывал рот и растягивал губы. Максин стало смешно, но она удержалась от смеха, ни в коем случае нельзя было, чтобы Алекс заметил, что она за ним наблюдает. Видя его, она поняла, каких усилий стоило ему выполнить ее просьбу. Для нее речь шла лишь о том, чтобы прокричаться, для него дело было в другом… Ему надо было встать над своей природной робостью, над своим воспитанием, условностями, надо было выйти из зоны комфорта…
– А-а-а.
Никакой реакции.
– Ну вот, я крикнул. Можете поворачиваться.
– И это ты называешь крикнул? Я думала, какой-то котенок пищит в кустах. Давай посильнее.
– Не хочу.
– Плевать, хочешь ты или нет. Ты это сделаешь, и точка.
Максин снова заговорила не допускающим возражений тоном учительницы, которая не даст спуску упирающемуся ученику.
– У меня не получается.
– Подумай о том, что тебя выводит из себя. О девушке, которой на тебя наплевать, о своей депрессии, о врачах, о родителях, о полиции, которая тебя ищет, о тюрьме, о болезни, о смерти…
– АААААААААААААААА!
Максин подпрыгнула и ударилась головой об угол двери. Ее внимание привлекло то, чего она до сих пор не замечала.
– АААААААААААААААААААААААААААААААААА!
Она снова подскочила, уклоняясь на сей раз от удара головой. Она постаралась разобрать, что написано на дорожном знаке, но с ее слабым зрением это было нелегко.
– ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!
Она была близка к цели. Надо сосредоточиться. Буквы, написанные на деревянной табличке, были кое-где стерты, но она начала разбирать слово. От такого напряжения ей стало больно глазам. Ей и без того было тяжело, а с этим горлопаном, оравшим у нее под боком…
– АААААА…
– Ты прекратишь орать? Невозможно сосредоточиться. Иногда диву даешься, что у тебя в голове!
Алекс, остановленный в своем порыве, когда его усилия уже начинали благотворно сказываться, решительно ничего не понимал.
– Но…
Старая дама взяла обеими своими морщинистыми руками голову Алекса и подтащила ее почти что до бокового стекла пассажира.
– Смотри! Мы спасены.
– Ничего подобного, – ответил Алекс, массируя себе шейные позвонки.
– Я же говорила, что название этой деревни мне откуда-то знакомо.
– Быть этого не может.
Максин уже хлопала от возбуждения в свои маленькие ладошки.
– Мы будем ночевать в юрте.
46
– Я так и знала, что эта визитка мне пригодится. И я была права, настояв на том, чтобы мы заехали на заправку. Иначе она никогда бы не попала ко мне в руки. Все-таки я очень часто бываю права. И ты должен ко мне прислушиваться.
– О да, я просто в восторге, что на меня напал грабитель.
– Если бы мы не попали на заправку, мы бы не смогли остановиться в юрте и провести эту ночь в тепле.
– Ну, супер!
– Опять занудствуешь! Тебе дают возможность пережить уникальный опыт, а ты этого не ценишь!
– Я в полном восторге, но в глубине души, – иронично парировал Алекс.
– С тобой либо пан, либо пропал. То ты вопишь как резаный, то замыкаешься в себе. Наслаждайся жизнью! Смотри, как вокруг красиво.
– Ой, и правда! Я сейчас пущусь в пляс от радости.
И он изобразил несколько па, прыгая с одной ноги на другую.
– У тебя неплохо выходит. Не думаешь пойти в танцоры? – спросила Максин, нажимая на кнопку вызова персонала.
Алекс не успел выяснить, серьезно ли она говорит: видя, что к ним вышел администратор, она лишь похлопала молодого человека по плечу после очередного его пируэта.
Они стояли у ресепшена в гостинице-юрте. Это был ничем не примечательный дом, до которого надо было пройти несколько метров по тропинке. Он стоял на краю поля и был окружен четырьмя белыми постройками цилиндрической формы с конической крышей. Красивые деревянные двери с геометрическим рисунком красного цвета добавляли экзотики. Лишь пара коров и овец напоминали, что это Европа, а иначе можно было подумать, что находишься посреди монгольской степи. Все, вплоть до небольшого фонтанчика, струящего прозрачную воду в искусственный водоем, было предусмотрено для того, чтобы окунуться в атмосферу полного умиротворения.
Алекс подумал, что это было ровно то место, где бы хотели остановиться его родители, не для того, чтобы пережить уникальный опыт, а чтобы потом рассказывать об этом всем знакомым. Странным образом эта мысль его ободрила. Ему не терпелось сделать то, чего бы они не сделали никогда. Он тут же разозлился на себя, потому что это было очень по-детски, но все же…
Вообще Максин даже не пришлось слишком долго убеждать его отправиться в отель. Стемнело, и другого выхода у них не было. Может быть, получится вызвать автомеханика, чтобы он их выручил, а еще лучше, если у администратора хранится про запас канистра с бензином, которым он с ними поделится. Поэтому смирившись в душе и понимая, что больше ничего не придумать, он потащился по указанной дорожке к отелю с юртами.