И солнце взойдет (СИ)

Время было позднее, и часы на стене за отдернутой шторкой показывали начало одиннадцатого вечера. Рене оглядела свой тонкий хирургический костюм и развела руками. Ну, хотя бы не голышом.
— Все, что есть.
Взгляд Роузи был поразительно скептичен. Протянув руку, она подхватила огромный шерстяной кардиган, в который обычно куталась в скорой, и в этот же момент к ним заглянула дежурная медсестра.
— Господа, вы скоро? У меня клиенты приехали. Требуют освободить номера. — Она окинула взглядом нежданных оккупантов и притворно сердито нахмурилась.
— Уже уходим, — миролюбиво ответил Фюрст и подхватил остатки перевязочного материала.
Вывалившись в коридор, они остановились, а Морен все же всучила свою длинную кофту.
— Весьма уродливая, конечно, но очень теплая, — вздохнула она. — Тебе вызвать такси?
— Я сама, — отмахнулась Рене, накинув вязаное чучело на плечи, и поудобнее перехватила пакет с вещами. — Идите. Доброй ночи.
— А ты? — Роузи зевнула так смачно, что челюсть тревожно хрустнула.
— Мне надо еще кое-что сделать, — ухмыльнулась Рене.
— Ненормальная, — откликнулась Морен и вяло побрела в сторону выхода.
В этот час ординаторская была пуста. Одиноко мерцал брошенный кем-то включенный монитор, бурчал традиционным хоккейным матчем телевизор, и только шаги Рене тихим шорохом разносились по комнате. Стукнув одним из ящиков стола, она достала исчерканные листы, перебрала их, выложив несколько очевидных черновиков, и длинно выдохнула. Тщательно забинтованные руки слушались плохо и начинали отвратительно ныть, но жаловаться не приходилось, сроки поджимали. Так что, подхватив будущую статью, Рене поспешила обратно. Она отчего-то не сомневалась, что Ланг еще у себя. И вряд ли смогла бы объяснить, почему так в этом уверена, но… Она просто знала.
Из приоткрытой двери в кабинет на свеженький антистатический пол падала тусклая полоса желтого света. Та пересекала весь коридор, а затем взбиралась по стене, где резко обрывалась у информационного стенда с фотографиями врачей хирургического отделения. Семь пластиковых прямоугольников были пусты. Ого. Быстро… Еще раз медленно выдохнув, Рене постаралась успокоиться и осторожно постучала в деревянный откос.
— У тебя ключ от моего кабинета, но ты все еще чего-то боишься. Поверь, я не провожу здесь запрещенные опыты над людьми, — донеслось до неё бормотание. Из кабинета настойчиво зазывали присоединиться к черному (а какому же еще) параду, и Рене широко улыбнулась. Видимо, настроение главы отделения маршировало с музыкой в такт.
Было в Энтони Ланге что-то такое, отчего она не могла на него злиться, даже если очень хотелось. Некая легкость при вопиющей сложности натуры. И несмотря на откровенные противоречия, в нем всегда был баланс: одно большое доброе дело на десять гадких помельче. Чем не пресловутый закон сохранения? Только вот Рене который месяц тряслась по горкам его характера и никак не могла отыскать в себе равновесие. Вот, например, еще несколько секунд назад она собиралась серьезно обсудить с ним возвращение всех уволенных, но теперь запал улетучился. Быть может, Ланг действительно прав… В конце концов, он руководит отделением уже целых пять лет. Дольше, чем она профессионально держит скальпель в руках.
Наверное, в том и заключалась разница между ними. Ланг действительно был истинным гением, тогда как Рене всего лишь оставалась прилежной заучкой с комплексом олимпийца — быстрее, выше, сильнее. Отсюда страсть к стерильному порядку, дотошность в обучении, а еще общая неуверенность, потому что, на самом деле, все эти знания были не ее. Книги, учебники, до нанометра отработанные навыки… Ланг же казался иным. Фанатиком. Громкий, резкий, импульсивный, он совершенно не ценил жизни, но мог наплевать даже на протокол, если знал, что это поможет. И невероятным чудом это всегда помогало.
Вновь запутавшись в своих размышлениях, Рене поправила на плече сумку с вещами, толкнула створку и осторожно ступила в кабинет.
«So paint it black and take it back
 
Let’s shout it loud and clear!» [54] 
— провозгласил музыкальный центр и оборвался на середине ноты по велению всемогущего пульта.
В комнате царил довольно уютный полумрак, только тяжелая лампа на столе светилась достаточно ярко, чтобы охватить привычный бардак. Ланг изучал один из документов, уперевшись руками в огромный стол, который оказался полностью скрыт под целой лавиной бумаг. Впрочем, очевидно, не найдя в написанном ничего интересного, он отбросил ненужный лист на пол к куче таких же и потянулся за следующим. Рене изумленно оглядела учиненный главой отделения бедлам, а потом недовольно поджала губы.
Здесь, как всегда, было не прибрано. По всем поверхностям (и на полу тоже) валялись эспандеры. Их Ланг то и дело терял, отчего покупал новые, а потом находил пропавшие тренажеры где-то под стулом или в одном из многочисленных ящиков. За годы их скопилось на целый маленький магазин. Так же пол усыпали всевозможные хирургические журналы и справочники. Некоторые из них оказывались разодраны на части, ибо если Ланг интересовался какой-то статьей, то выдирал листы с корнем, а потом таскался с ними по всему отделению. И каждый повстречавшийся на пути неудачник обязан был ознакомиться с ехидным мнением главы отделения. Еще Рене постоянно спотыкалась о скомканные пустые пакеты с эмблемами разнообразного фастфуда, а как-то раз случайно раздавила ногой позабытый малиновый пирожок. Теперь на ковре красовалось темно-бурое пятно, которое никто и не думал отчищать.
— Скачал несколько резюме, — так и не подняв взгляда, откликнулся доктор Ланг. Судя по всему, он верно оценил недоуменное молчание своего ассистента. — Надо же нам искать замену.
— Я хотела поблагодарить вас, — сказала Рене совсем не то, что собиралась. Стиснув в руках листы, она медленно подошла к рабочему столу.
— Мне показалось, или не так давно мы перешли на имена? — не поднимая головы, поинтересовался Ланг, а после отшвырнул следующий лист.
— Это было… случайно, — замялась Рене.
— Но мне понравилось. — Черная бровь многозначительно изогнулась, и доктор Ланг наконец-то посмотрел перед собой. — Нам с тобой предстоит упорно потрудиться в ближайшие недели, пока не найдем замену. Так что было бы неплохо перестать тратить столько времени на произнесение регалий. Как думаешь, справишься?
— С чем? С непрерывным потоком операций или именем? — чуть нервно поинтересовалась смущенная Рене.
— Со всем, — нагло улыбнулся он и выпрямился, скрестив на груди руки. Похоже, это была его любимая поза.
— Постараюсь. — Рене пожала было плечами, но тут к первой вопросительно изогнутой брови присоединилась вторая, и она сдалась. — Да… Энтони.
Язык чуть споткнулся на непривычном имени, Ланг хмыкнул, а затем вернулся к разложенным бумагам.
— Почему ты еще не дома? — спросил он немного невнятно из-за зажатого между зубов карандаша, которым он до этого делал пометки в резюме заинтересовавших кандидатов.
— Хотела попросить вас… тебя, — немедленно исправилась Рене, когда заметила брошенный в свою сторону укоризненный взгляд. Ох, кажется, это будет тяжелее, чем она думала! — Посмотри, пожалуйста, статью.
— М-м-м, — отозвался Ланг, пока вчитывался в бумаги. — Положи на стол.
Рене недоверчиво взглянула на полностью покрытую документами рабочую поверхность и переступила с ноги на ногу. Наверное, имелся в виду журнальный колченогий уродец? Но тот оказался завален пустыми упаковками из-под сэндвичей и пиццы.
 
— Господи! Давай уже сюда! — Энтони раздраженно выхватил статью и швырнул прямо поверх перечеркнутого резюме, и только потом заметил перебинтованные ладони. Внимательно изучив весьма печальное зрелище, он тяжело вздохнул, знакомо потер переносицу, а потом задал явно риторический вопрос. — И почему всегда руки?
— Я бы тоже хотела знать, — откликнулась Рене со смешком, за что получила новый укоризненный взгляд. И только сейчас Ланг наконец-то увидел, в чем она стоит.