И солнце взойдет (СИ)

— Пока ничего. Но если ты не поторопишься, то…
— Да зачем мне куда-то спешить?! — не выдержала она, повысив голос, за что заслужила ошеломленный взгляд Холлапака.
— Тесты, Роше! Тесты! — просипел Франс.
— Да какие еще тес… — начала было Рене, но осеклась, когда за спиной раздался брезгливо-ленивый голос.
— Какая похвальная взаимопомощь. Мне вот интересно, мистер Как-вас-там… Вы сейчас стараетесь радимоего резидента, или чтобы было за кем спрятаться, есливашнаставник захочет проверить технику выполнения пункций? — Рене стремительно обернулась и встретилась взглядом с привалившимся к дверному косяку Лангом.
Он успел избавиться от маски и хирургической шапочки, так что теперь проводил своей огромной пятерней по волосам, пытаясь привести в порядок вечно растрепанные пряди. От этого те путались еще больше и цеплялись за длинные пальцы. Ну а Рене отвернулась и поджала губы. Что же, значит, тогда в кафетерии вопли Франса были услышаны. Сумев, наконец, стащить проклятый халат, она скомкала его в один большой зеленый и кривой шар, а потом кинула в большую тележку с грязным бельем.
— Я, йэ-эх… Пришел рассказать про тесты по хирургии, — замялся Франс. Он опять покрылся испариной, которую машинально вытер стянутым с Рене колпаком. — Они идут. Прямо сейчас. Вот.
— Это я уже понял. Не понял только, зачем это вам, — медленно, почти нараспев протянул доктор Ланг, чуть прищурился, а потом безмятежно уставился в белый полоток. И Рене тут же вздрогнула, когда с неожиданным оттенком горьковатого веселья он тихо проговорил: — Поспешите, доктор Роше. Вас ведь ждут.
От нарочитого официального обращения захотелось кричать. Куда спешить? Зачем? Не будет никаких тестов! Уж точно не сейчас, когда она без понятия, на что завтра жить. Но вместо этого Рене прикусила язык и посмотрела на свои желтые «вишенки».
— Ну же, что за фальшивая скромность?
Ланг отлепился от стены, сделал несколько шагов и остановился так близко, будто решил с высоты своего роста изучить замысловатое переплетенье кос на голове своего резидента. А Рене была просто не в силах поднять голову. Признаться, что на тесты нет денег, значило сознаться в поданых заявках и собственной трусости. И если чертовой операцией она сумела завоевать хотя бы грамм уважения со стороны наставника, то эти новости точно пробьют пол под ногами Рене Роше. По крайней мере, мнение о навязанном резиденте упадет ниже любых границ.
Однако Ланг упорно ждал решения или действия, потому что не шевелился. От него тянуло уже знакомой мятой и чистотой, какой обычно пахнет новый хирургический костюм. Наконец, не выдержав затянувшейся паузы, Ланг протянул руку, крепко, но осторожно схватил Рене двумя пальцами за подбородок и вынудил задрать голову. Она же отчаянно избегала смотреть в золотившиеся от искусственного света глаза, а услышав тихое хмыканье, и вовсе зажмурилась.
— Полтора часа назад ты не постеснялась выставить меня идиотом перед всем отделением, когда все-таки снизошла до приглашения на свою операцию. У тебя не возникло сомнений в уместности или адекватности своего поведения. Ты даже не подумала, что можно чуть-чуть подождать! Доказать свои знания и получить желаемый доступ! Так чего же боишься теперь? Самое страшное ты уже натворила…
— Я не… Я не собиралась сдавать сегодня тест, — пробормотала Рене и нервно сглотнула, пока сама старательно смотрела в сторону. Шея начинала неприятно ныть.
— Нет? — Темные брови наигранно удивленно взметнулись вверх. — Значит, ты передумала становиться хирургом?
— Ни в коем случае, просто… — начала Рене, но захлебнулась набранным в легкие воздухом, когда лицо Ланга оказалось прямо перед ней.
— Тогда иди. И только попробуй его не сдать, маленькая дрянь, — прошипел он, а потом резко отпустил подбородок, чем невольно отшвырнул Рене назад. Ну а она недоверчиво посмотрела на отвернувшегося Ланга и немедленно бросилась прочь, лишь услышав разъяренное: — ЖИВО!
Все время, что Рене бежала до лифта и нервно отстукивала ногой в полупустой кабине, она боялась поверить. Всячески гнала прочь от себя догадку, что мельком проскочила в голове. Это неправда. Так не бывает. Она же, черт побери, не в какой-нибудь сказке. Да и принц никакой вовсе не принц, а ядовитый паук с цепкими, крепкими лапами. Но мысль засела прочно. С каждым оставшимся внизу этажом сильнее впивалась в мозг и сверкала сигнальным огнем, когда Рене влетела в нужный ей кабинет. Кто-то оплатил для неё проклятый тест. Кто-то решил помочь нежеланной девчонке лишь потому, что невольно подслушал разговор в кафетерии. И этот кто-то сейчас натягивал на себя провалявшуюся целый час на холодном полу одежду, которую ради него никто даже не потрудился повесить. Он пытался расчесать угольные вихры и опять мучился головной болью. Рене чувствовала. Рене, черт побери, знала! И Рене было стыдно. Возможно, излишне поспешно, но она переживала за все дурные мысли, что успела надумать о Ланге; жалела о глупой выходке с операционной; и простила позорные чтения, потому что… Потому что усевшись за свой компьютер, она взглянула на список вопросов, а потом нервно втянула воздух и прижала дрожавшие пальцы к губам. Так. Не. Бывает. Господи! Это не фантастический фильм. И все же с каждым новым прочитанным на экране вопросом у Рене в голове звучал голос. Чужой. Тот, в котором до сих пор слышались высокие волны и чуть хрипловатое эхо мотора черно-красного чудища. Тот, что шипел и орал с одинаковой пыльной скукой внутри. Тот, что в последние дни перед тестами врывался в жизнь Рене с порывом перечной мяты и удивительной регулярностью.
 
— У меня массивные кровоизлияния. — Вместо приветствия обычно лениво провозглашал нечто неуместное Ланг, а после тянулся к подставке с карандашами.
Он появлялся примерно каждые пару часов, если не был занят в операционных, и обязательно усаживался на соседний стул, закидывал ноги на тумбу и вынимал все до единого ручки, чтобы сложить из них лабиринты или дорожки.
— Вы хотите об этом поговорить? — каждый раз негромко отвечала Рене и переворачивала очередную страницу чьей-то истории.
— Я хочу выжить. — Рукав черного свитера двигался совсем рядом, едва не касаясь ее собственной одежды. Бледные руки перебирали цветной пластик корпуса ручек с той же точностью и деликатностью, с которой двигались на операциях. Это завораживало. Почти вводило в медитативный транс восхищения. — Кровотечение и желание жить. Что скажешь на это?
— Что этого маловато для дифференциального диагноза, — Рене покачала головой и откатилась на своем стуле чуть дальше.
Но Ланг, похоже, добивался именно этого, потому что без особого труда дотянулся своей длинной рукой до соседнего стола и схватил еще одну подставку. Теперь карандаши, ручки, скрепки и даже круглые магниты извивались непонятными ломаными линиями, пока Рене внезапно не узнала в них набор букв, а затем цифр. «APACHE — 111» [43] гласила старательно выложенная Лангом надпись. Полюбовавшись на творение рук своих, он словно маленький ребенок перевел заинтересованный взгляд на нахмурившегося резидента и принялся выстукивать только ему одному известный ритм.
— Я бы предположила ДВС-синдром, однако стоит учесть вероятность… — начала она, но договаривать было уже некому.
И так каждый раз. Только услышав нужный ему ответ, Ланг стремительно поднимался и выходил из ординаторской, оставляя Рене в полном недоумении. За целый месяц таких вот внезапных вопросов скопилось на хороший практический справочник. Но все равно то ли от скуки, то ли от вредности, Ланг продолжал появляться за спиной занятой Рене. Казалось, он старательно искал любую причину, дабы усесться с ней рядом, сотворить на столе умопомрачительный бардак и прочитать лекцию о настоящей свалке в голове мисс Роше. Глава хирургии ругал ее за цитирование протоколов и язвил, что с такой академичностью место Рене где-нибудь в морге. Именно там все проходило, как и гласили учебники.