И солнце взойдет (СИ)
На лице главного врача растеклось самодовольство. А Рене едва не задохнулась от количества незаслуженных комплиментов и еще более неуместных оскорблений. Однако Лиллиан Энгтан не унималась. Кажется, она уже слышала завистливые поздравления от приятелей из министерства и совета директоров.
— Мы сделаем репортаж. Напишите мне статью о том случае с аневризмой, и ваши фотографии украсят ноябрьский выпуск канадского больничного ревью. Слышите? Нельзя упускать возможность, как можно громче представить ваше имя в медицинском террариуме. Когда я предложила вам место, то сомневалась, получится ли. Но отчет доктора Ланга оказался даже лучше, чем я ожидала. Мой брат не потерял хватки и взял себе лучшее. А теперь вы достались мне. Можно сказать, личный трофей. Так что, идите, доктор Роше. Мы с нетерпением будем наблюдать за вашими успехами.
Энгтан победно улыбнулась и протянула карту пациента, ну а Рене прикусила язык. Десять лет. Целая декада адского труда, личных успехов и достижений, чтобы в секунду понять — ничего не изменилось. Стереотипы и ожидания, которые окружали ее с первых дней, по-прежнему бредут по соседству. И не важно, где она находилась: в Женеве или в Канаде. Наверное, окажись Рене на дрейфующем острове Сейбл, и то не смогла бы скрыться от бегущих по пятам слухов. Словно она набор медалей и грамот, а не живой человек. Пять выигранных грантов, два досрочных диплома, статьи, операции, даже один репортаж по местному телевидению. Одногруппники смотрели на нее точно на монстра и, наверное, мечтали вскрыть Рене Роше мозг, чтобы посчитать извилины. За три года учебы у Чарльза Хэмилтона она было поверила, что все закончилось, но… видимо, нет. Это с ней навсегда.
В животе что-то едко сжалось, и Рене отвела взгляд, не в силах вынести ощущения статуэтки на полке заслуг. Лиллиан Энгтан была не права. Профессор выбрал ее вовсе не за успехи маленького вундеркинда, не ради собственной славы учителя, а потому, что ему была близка она сама. Просто Рене, со своей немного наивной мечтой, с точными пальцами и тонной усердия вперемешку с терпением. После стольких лет предрассудков он стал единственным, кто не считал свою ученицу кем-то особенным и… Ах, нет. Был еще Энтони Ланг, только совсем по иным причинам.
Рене вздохнула. Наверное, это надо просто принять и смириться?
— Благодарю, — ее ответ вряд ли походил на вежливый, но на большее Рене была не способна. Подхватив папку, она поднялась и уже направилась к выходу, когда ее догнал навязчиво бодрый голос.
— Не забудьте про статью, доктор Роше. Ваш успех должны запомнить надолго.
Да уж, такое точно не забывают. А она постарается, чтобы все произошло именно так. Они хотят себе ручного гения? Хорошо! Так тому и быть. Если за это ей дадут возможность, наконец, оперировать, то Рене готова побыть собачкой на выставке особо редких пород, собрать медали и по команде показывать белые зубки. Все что угодно, лишь бы получить лицензию и сбежать! Умчаться прочь от циничности, алчности и огромного эго двух главных людей, что почти погребли под собой здание огромной больницы. На самом деле, Лиллиан Энгтан ничем не уступала своему дурному хирургу. Пожалуй, они были даже похожи — мелочны, предвзяты и себялюбивы. Но ничего, Рене потерпит и это. Самое главное, у неё теперь есть разрешение, которое не сможет отменить даже сам Энтони Ланг.
С этой мыслью, возможно, чуть резче, чем следовало, Рене толкнула дверные створки и едва не врезалась в поджидавшую в нетерпении Роузи.
— Ну? — медсестра задала единственный вопрос.
— Передай мою благодарность Алану, — бросила Рене, в груди которой клокотали непривычные чувства — дикая смесь раздражения, упрямства и впервые задетой гордости. — Надо связаться с операционными, назначить день и предупредить пациента.
— Я займусь этим, — кивнула Роузи, и глаза за стеклами круглых очков опасно сузились. — Ну, держись, жук-трупоед!
В зябкой тишине комнаты щелчок включившегося радио показался слишком громким. Ежась от холода, Рене высвободила руку из-под тонкого одеяла и устало взглянула в окно, где меж давно проржавевшими крышами едва зеленел холодный рассвет. Что же, утро «того самого» дня операции наступило, но вставать не хотелось.
«You wanted control so we waited
I put on a show now we're naked
You say I'm a kid, my ego is big
I don't give a shit and it goes like this…»
Тихо, но весело тренькал старый приемник, когда под окнами что-то громыхнуло, заглушив песню, а затем раздался скрип распахнутой двери и гневный вопль мистера Смита:
— Ах ты, черная задница, ну-ка вылезай из моего мусорного бака!
Последовал гулкий удар о контейнер, неразборчивый мат, и все стихло. Еще пару секунд Рене прислушивалась к звукам, но затем вздохнула и села. Пора.
«Take me by the tongue and I'll know you
Kiss me 'til you're drunk and I'll show you
All the moves like Jagger
I've got the moves like Jagger
I've got the mo-o-o-oves like Jagger!»
В спальне было холодно. Отопление в этом доме оказалось столь же дерьмовым, как стены, лестница, система канализации и рамы на окнах. Последние вообще стали для Рене настоящим кошмаром, ведь вместо того, чтобы приглушать уличный шум, они, казалось, увеличивали его вдвое. Правда, с тех пор как она все же устроилась в расположенный неподалеку центр реабилитации для бывших заключенных, проблема со сном исчезла. Ведь, если не спишь, не о чем и страдать. Верно? А после целого дня в больнице и вечерних часов, потраченных на зашивание грязных ран на не менее грязных головах, сил хватало только в полусне приготовить на завтра обед и упасть в кровать, едва успев принять теплый душ. Так что утренняя разминка оставалась единственной возможностью проснуться, ну и согреться.
«…I've got the moves like Jagger…» [32]
Через пятнадцать минут Рене лихорадочно металась по квартире и то хваталась за любимое желтое платье, то запихивала в сумку протоколы предстоящей операции, которые накануне вызубрила почти наизусть. Руки не дрожали. Она вообще была удивительно спокойна. Лишь внутри раздувался огонь обиженной гордости, который в последние несколько дней с каждым разом становился сильнее, стоило лишь столкнуться на парковке с доктором Лангом. А он ухмылялся развеселым платьям своего резидента и демонстративно приглашал в ординаторскую, где наливал себе кофе, устраивался на излюбленном подоконнике и чередовал созерцание рассвета с «надеждой на дальнейшее усердие». Кажется, его безмерно веселило лицезрение чужих унижений. Увы, но сегодня доктору Лангу придется как-то иначе развлекать почтенную публику из уставших врачей и сонных студентов. А потому воодушевленная Рене подмигнула шевелившей на сквозняке лепестками гербере, хлопнула дверью, и по узкому коридору с пузырящимися обоями разнесся уверенный стук маленьких каблучков.
В палату своей пациентки она вошла в начале восьмого, оставив за спиной удивленные взгляды Хелен и Клэр. Рене не сомневалась, что об ее вопиющем поведении будет немедленно доложено главному ужасу отделения, но лишь улыбнулась и демонстративно аккуратно закрыла замок на исписанном шкафчике. Накинув на шею стетоскоп, она искренне пожелала хорошего дня двум подружкам и вышла из раздевалки. Рене прекрасно понимала, что оставалось не больше четверти часа, прежде чем ее хватятся. А потом еще двадцать минут до того, как в помывочную ворвется разгневанный Ланг. Так что она торопилась.
— Доброе утро, миссис Джеркис.
Рене улыбнулась и подхватила висевший на спинке больничной кровати планшет. Ногой она привычно подвинула табурет, на который тут же уселась, после чего повернулась к лежавшей на кровати пожилой женщине. И первым, что бросилось в глаза, были малинового цвета аккуратно уложенные волосы. Рене на секунду даже зажмурилась от их яркости, прежде чем взяла себя в руки. Ну надо же…