И солнце взойдет (СИ)

В кабинете Леи Энгтан было светло. Ровно так же, как в тот памятный день, когда она почти распрощалась с несчастными пальцами. Обстановка без единой тени по-прежнему лишала малейшей возможности спрятаться, затеряться в контрасте и полумраке. Словно рентгеновский снимок, она вынуждала посетителей выставлять напоказ содержимое мыслей и чувств. Слегка желтоватые стены вызывали ассоциации с пятнами от бестеневых ламп и прохладой стерильных операционных. Поймав взгляд главного врача, Рене невольно поджала пальцы на ногах, а затем попыталась расслабиться. Ладно. Это просто надо сделать. Шрам противненько зазудел, но Рене мысленно на него шикнула и улыбнулась. На самом деле, она понятия не имела, о чем будет говорить. И все равно прилежно открыла рот, чтобы начать хоть с чего-нибудь, но тут доктор Энгтан подняла голову. Их взгляды встретились, и все случилось само.
— О, вижу, вам передали, что я просила зайти, — проговорила она, когда, повинуясь взмаху изящной руки, Рене заняла предложенное бежевое кресло.
— Нет, я не успела…
— Как ваши успехи, доктор Роше? — не дожидаясь ответа спросила Лиллиан Энгтан. Очевидно, ей было интересно другое.
— Думаю, об этом следует узнать у доктора Ланга. Я не обладаю такими компетенциями, чтобы…
— Если честно, я переживала, что все будет плохо. Но отчет Энтони оказался весьма впечатляющим, — вновь перебила доктор Энгтан, и голос ее звучал удивительно самодовольно. — О нем я и хотела поговорить.
Рене же недоуменно моргнула, потом еще раз, а затем почувствовала, как внутри что-то онемело от страха. О нет! Черт! Как она могла позабыть, что наставники так же вынуждены сдавать ежемесячную отписку об успехах своих резидентов. С профессором Хэмилтоном это была пустая формальность, но доктор Ланг наверняка подошел к делу с душой. Как ко всему, что, похоже, касалось Рене Роше. Что там сказала доктор Энгтан? Весьма впечатляющий? Интересно, что именно показалось ей столь неординарным? Часовые чтения базовых лекций? Или курс по выводу из запоя? А может, беспрецедентное нарушение субординации умницей Роше? Ни одного выговора за все десять лет адской учебы, а сейчас… Рене стиснула зубы. И зачем она только согласилась на дурацкий план Роузи и Фюрста? Лучше бы ее молча уволили!
— Могу я узнать почему? — все же тихо спросила Рене.
— Доктор Ланг весьма сложный и привередливый человек, — сообщила давным-давно протухшую новость доктор Энгтан. — За последние два года он уволил шестнадцать ассистентов с пометкой о полной… кхм, назовем это профессиональной непригодностью.
— По одному ассистенту в каждые полтора месяца. Что же, тогда, у меня осталось два дня, если доктор Ланг не планировал портить статистику.
— Мисс Роше, он прекрасно понимает, что в вас бурлит молодость. Но, право слово, талант и успех легко компенсируют незначительный недостаток возраста, — сладко протянула Энгтан. — Поверьте, вам не о чем переживать.
— Я не уверена, — начала было Рене, но сегодня ее упрямо не хотели слушать.
— Никто не думал вас осуждать за тот случай в операционной. Доктор Ланг подтвердил, что вы осознали ошибку, а всему виной лишь молодость и исключительное чутье, которое нельзя недооценивать. Полагаю, комиссия будет в восторге.
Вызванное тоном и словами облегчение оказалось столь же мимолетным, как первый октябрьский снег. Понимание навалилось резко и неожиданно. Чутье? Осознание ошибки? Что? Это же какую чушь наплел в отчете Энтони Ланг, раз комиссия будет в восторге? Неужели главный хирург повредился рассудком на почве беспробудного пьянства? Перед глазами всплыло перекошенное от бешенства лицо наставника, с которым тот вышвырнул ее из операционной, и Рене передернуло.
— Но…
— Так же ваш наставник отметил успехи в теоретической подготовке и выразил искреннюю надежду на дальнейшее усердие.
Ах, нет. Все в порядке. Вот и ядовитый сарказм, от которого невинная, на первый взгляд, фраза отдавала в ушах знаменитой ланговской издевкой. Искренняя надежда на дальнейшее усердие. И чутье, которое нельзя недооценивать, а то вдруг полоумная Роше опять ринется под руки. Восхитительно.
 
— Доктор Ланг действительно подходит к моему обучению весьма основательно.
— Не сомневаюсь. Он понимает, что так резко сменить специализацию и темп работы весьма непросто.
Рене едва сдержалась, чтобы горько не рассмеяться. Ей было бы нормально, снизойди Ланг до адекватного наставничества. На третьем курсе она год отработала в скорой, а также регулярно дежурила в неотложке все время резидентуры. Рене видела всякое. Несравнимо с доктором Лангом, конечно, но она была достаточно грамотным специалистом. Так следовало ли все это считать намеком на продолжение ежеутренних пыток и страданий над историями болезней? Похоже, что да. Тем временем Лиллиан Энгтан неожиданно нацепила на нос очки и в упор посмотрела на Рене.
— На прошлой неделе у меня состоялся разговор с директором резидентской программы больницы. Доктор Фюрст сказал, что по учебному плану у вас начинается практика самостоятельных операций.
— Да, но…
— Разумеется, лишь базовый курс, но потом можно взять дополнительные часы. Они дадут лишние баллы, которые понадобятся, если захотите пройти программы по травматологии или неотложной помощи. Полагаю, вы уже обсуждали со своим наставником что-то подобное.
Рене нервно переплела пальцы, но тут же их расцепила и смяла край платья. Обсуждали ли они? Ах, если бы!
— Нет, он еще пока ничего мне не говорил, — наконец ровно произнесла Рене. Что же, отчасти это была правда.
— Неужели? — фальшиво улыбнулась Лиллиан Энгтан, которая даже не попыталась изобразить удивление. А Рене вдруг стало отчаянно интересно, что же именно рассказал главному врачу доктор Фюрст.
— Да, как вы заметили, он уделяет большое внимание теоретической подготовке.
— Очень жаль, — протянула доктор Энгтан, а потом холодно усмехнулась. — Но, увы, я не могу ждать, пока он проверит вас на знание латинского алфавита. Так что я обсудила этот вопрос с доктором Фюрстом, и он отметил в отделении нескольких пациентов, которые идеально подойдут на первую полностью самостоятельную операцию. А заодно и под критерии оценок ваших умений. Он только что занес мне документы.
Рене втянула носом воздух и попыталась справиться с волнением. Вот оно! Тем временем Энгтан взяла со стола самую толстую папку.
— Как насчет миссис Джеркис? Непроходимость желчных протоков. Кхм. Несложная, но весьма искусная операция. Она идеально покажет ваше мастерство перед комиссией. Что скажете?
— Я была бы очень благодарна, окажи мне больница подобную…
— Ну вот и отлично! — Энгтан вновь не сочла нужным дослушать. — Тогда забирайте несчастную и готовьте к операции, пока ей не стало совсем худо. Я даю разрешение. Доктор Фюрст прав, мой главный хирург ненавидит подобные унылые случаи, а потому станет оттягивать обучение до последнего. Так что, поверьте, он не будет в обиде, если его избавят от подобной глупости.
— Спасибо…
— Пустое, — отмахнулась главный врач, а потом откинулась на спинку кресла. — К тому же, у меня есть своя причина поскорее начать вашу практику. И я уже предвкушаю, какой это будет фурор.
— Простите? — Рене подумала, что ослышалась. Но уже успевшая снять очки доктор Энгтан посмотрела на неё исподлобья и плотоядно улыбнулась.
— Полноте, мисс Роше. Вы моя ценнейшая добыча. Самый молодой хирург Канады, что готов оперировать наравне с профессионалами. Понимаете, что это значит?
Она замолчала, явно ожидая ответа, но Рене была слишком ошарашена, дабы что-то сказать. Тогда Энгтан продолжила:
 
— Наша врачебная школа — конвейер, — сказала она и заглянула в глаза неподвижно сидевшей Рене с такой алчностью, что та едва не отшатнулась. — Здесь каждый этап рассчитан до последней минуты. Мы штампуем специалистов, точно солдатиков на заводе цветных пластмасс. Без брака или погрешностей. Но в них нет ни одной особенности. Понимаете? Скучная однотипность. Но вы не такая, Рене, и уже одним только возрастом ярко выделяетесь из толпы коллег. Внучка самого Максимильена Роше. Ученица Чарльза Хэмилтона. Юный гений, чье дарование однажды признает не только Энтони Ланг, но весь мир. Вам уготовано восхитительное будущее. И где? В моей больнице!