И солнце взойдет (СИ)

— Не думаю, что он этому рад.
— Ланг никогда не бывает рад хоть чему-нибудь, — фыркнула Роузи, пока примерялась, как бы укусить румяную булочку. — Это же кладбище неврастении, а сам он чемпион по плеванию ядом в длину. Надо бы поискать его имя в книге рекордов.
— Почему он так не любит французский? — неожиданно задумчиво спросила Рене и услышала судорожный кашель напротив. Все же победившая сэндвич Роузи попыталась одновременно прожевать очередной гигантский кусок и деликатно рассмеяться, не разбрызгав повсюду остатки горчичного соуса, но проиграла. Так что теперь она заходилась истерическим хохотом, пока сама едва не задыхалась от застрявшего в горле комка из хлеба и мяса. Скрестив на груди руки, Рене откинулась на спинку стула и протянула: — Тебе помочь или…
Быстро взметнувшаяся ладонью вверх рука дала понять, что на том конце стола ситуация проходила штатно и не требовала вмешательства бригады из неотложки. Славно. Наконец Роузи шумно простонала, еще раз кашлянула и хитро взглянула поверх своих больших очков.
— Да он же ни слова на французском не знает! — она хихикнула, а потом неожиданно подмигнула. — Потому что действительно не любит французов, из принципа или так хочет насолить доктору Энгтон, кто же его поймет. Он приехал к нам из Америки и заведомо считает себя выше всех остальных. То же мне, принц голубых кровей. Сноб и упырь. Видела его двухколесную зверюгу? Адовы колесницы нервно полируют за углом свои диски.
Рене неопределенно покачала головой, а Роузи презрительно скривилась и отложила булочку, к которой резко потеряла аппетит.
— Он общается с доктором Фюрстом по-немецки. И вряд ли здесь дело в его вредности или зазнайстве, — резонно заметила Рене, но сидевшая напротив медсестра резко стала серьезной.
— Это другое, — негромко заметила Роузи, а потом замялась. — Я точно не знаю причин, но… Кажется, это произошло после того, как Ланг впервые сильно напился. Он находился в ужасном состоянии, буянил, едва не разнес приемное отделение и остановился, только когда Алан на него наорал. Уж не знаю, что здесь сработало больше — забористая саксонская ругань или удар в челюсть, но Ланг успокоился. С тех пор, если кто-то из них переходит на немецкую речь, это красный флаг опасности.
Рене задумчиво повертела в руках вилку. Интересно, а тогда в «отстойнике» тоже была опасность? От кого или от чего? Она не знала, о чем говорили мужчины, но свою фамилию уловила так четко, словно… Словно доктора Ланга напугало ее присутствие. Бред какой-то. Рене бездумно потерла рукой шрам и бросила взгляд на отложенную в сторону историю болезни некой Эвелин Хром.
— Так, что там у вас с Лангом произошло? — Роузи вспомнила о теме изначальной беседы.
— Я без разрешения влезла в ход его операции… — Рене прервало короткое оханье, и она вымученно улыбнулась. — За что сейчас расплачиваюсь. Доктор Ланг вычеркнул меня из расписания.
А еще заставил зачитывать унизительный справочник, но об этом она предпочла промолчать. Не все кресты должны быть поставлены на гору, не все столь любимые Лангом терновые венцы надеты и окроплены кровью. Потому что иногда даже для Рене груз свалившихся неприятностей становился слишком тяжел. Можно терпеть насмешки, можно вынести все что угодно, если после минусов найдется хотя бы один крошечный плюс. И вот тогда можно снова двигаться дальше, улыбкой отвечать на провокации и знать, что обязательно справишься. Увы, но в последние месяцы плюсов в жизни Рене Роше почти не встречалось. Не помогла даже очередная открытка родителей, рисунок с которой отправился на положенное ему место у изголовья кровати. Посмотрев на него, Рене вдруг впервые захотела сорвать все акварели и выкинуть прочь. Но ведь она так не сделает? Верно? Слишком свежо в памяти, как за импульсивностью приходит раскаяние. А потому рисовать ей и дальше цветок за цветком и верить, что однажды мама испечет на день рождения пирог, а отец расскажет о путешествиях в дальние страны. Ведь у них за все эти годы наверняка скопилось так много интересных историй!..
 
— … а потом припереть его к стенке, прижать к горлу стойку для капельниц и потребовать: жизнь или операционная! — Голос и смех Роузи ворвались в вереницу совсем других мыслей, и Рене встрепенулась.
— Что? — Вопрос вырвался сам. Господи, кажется, она опрометчиво пропустила грандиозный план по завоеванию вселенной и установлению в ней нового порядка. Но Роузи не обиделась. Стянув очки, она принялась методично натирать без того идеально блестевшие стекла.
— С Лангом надо говорить на его языке, — задумчиво произнесла она, а потом посмотрела на свет: не осталось ли пятен.
— Накричать и выгнать прочь? — попыталась отшутиться Рене, но веселья в голосе было так мало, что Роузи скептически скривилась.
— Ты уже пробовала, и все закончилось твоим отстранением. Нужно что-то другое. — Она покачала головой, а затем неожиданно нацепила обратно огромные круглые линзы и хлопнула рукой по столу. — Нам нужен эффект неожиданности. Так застать врасплох, чтобы он не смог уйти от разговора.
— Я уже пыталась, — начала было Рене, но ее перебили.
— Не то. Поймай его в коридоре, на виду у всех, чтобы эта большеротая лягушка не смогла отвертеться.
Рене неуверенно заглянула в горящие огнем праведного возмездия глаза Роузи. Похоже, медсестра из неонатологии готова больницу перевернуть вверх ногами, лишь бы восторжествовала ее личная справедливость.
— Я не уверена, что…
— Господи, Рене! — всплеснула руками Роузи. — Просто поговори с ним. Ланг не настолько хам, чтобы послать тебя в присутствии кого-то еще.
Следовало признать, слова медсестры звучали разумно. Ну, по крайней мере, насколько это было возможно в дикой и странной ситуации, которая сложилась между Рене и ее наставником. А потому, поняв, что жертва сдалась, Роузи решила поставить последнюю точку.
— Тебе нужна практика, а не эти бумажки.
С этим спорить было действительно невозможно. А потому Рене закрыла контейнер с нетронутым обедом, собрала документы и уже собралась было встать, когда услышала вопрос.
— Падафди! — рот Роузи вновь был набит сэндвичем. — Аван пвосил увнать, как у тевя дева с тефтами. Фкоро отчет.
— Было бы лучше, не потрать я все деньги на дурацкие заявки, — злясь на саму себя произнесла Рене. Она поджала губы и, поймав недоуменный взгляд Роузи, почувствовала, как краснеют уши, шея и даже затылок. — У меня осталось слишком мало до зарплаты, а потом мне надо будет заплатить за аренду, учебу и еще штраф.
— Какой штраф? — Похоже, Роузи окончательно запуталась.
— За дефибриллятор, — со вздохом тоскливо откликнулась Рене.
— Вот мудила! — воскликнула медсестра, но тут же сбавила тон, как только на них начали оглядываться. Отложив сэндвич на тарелку, она перегнулась через стол и зло прошипела: — Ланг совсем обнаглел. Ты не виновата, что он буянил. А разбитый аппарат прямое следствие его сучизма.
— Но разбила-то я, — протянула Рене и прищурилась. Показалось или… Так и не поняв, померещилась ли ей высокая фигура доктора Ланга, которая мелькнула за приоткрытой дверью в кафетерий, она договорила: — Хорошо, что все застраховано, и мне не придется выплачивать полную стоимость.
— Действительно. Чудеса благородства от Ланга — перекинуть ответственность на ассистента и отойти в сторону. Блестяще! — Роузи скривилась, а затем постучала ногтями по столешнице. — Сколько тебе нужно на тесты?
Рене встрепенулась, наконец-то оторвав взгляд от двери, и сердито поджала губы.
— Неважно. Я сдам весной, когда будет вторая попытка. — Ох, и она очень надеялась, что доучится до этого времени.
 
— Рене, — с нажимом проговорила Роузи и нахмурилась. — Ты же знаешь, что к этому времени у тебя будут совсем иные заботы. Лицензия и экзамены. Так, сколько?
— Около полутора тысяч… — Раздался тихий свист. — Не бери в голову, это только мои проблемы.
— Я поговорю с Аланом, и мы что-нибудь придумаем… Цыц! — Роузи вскинула палец, только заметив открытый для возражений рот. — Твой упырь идет.