И солнце взойдет (СИ)

— Мы как раз допивали третий кофе, — невозмутимо откликнулась Роузи, проглотив, наконец, кусок пирога. — И, поскольку ты сейчас здесь, а не в Торонто, значит, наш Фантомас разбушевался не зря. В чем у него опять проблема? Я не позволю крыть своего парня матом без веской на то причины. А Алу вчера крепко досталось.
Рене медленно выдохнула. Она уставилась на свои переплетенные пальцы, в которых уютно устроилась чашка с дешевым чаем, и попробовала было что-то сказать, но не смогла. Рот приоткрылся, губы дрогнули, однако ни один звук так и не донесся из сведенного горла.
— Рене? — медсестра встревоженно наклонилась вперед и заглянула в пустые глаза.
— Проблема не в нем. — Кажется, эта фраза уже стала гимном их отношений. Облизнув пересохшие губы, Рене стиснула чашку и быстро произнесла: — Все дело во мне. Я поступила гадко и подло, за что вполне заслужила все высказанные в свой адрес упреки.
«Здесь предатель ты, а не я!» Фраза эхом отскочила от черепной коробки, и вновь стало до слез обидно. Она не хотела! Ни за что на свете не желала, чтобы все вышло именно так! Но невозможно отрицать очевидное — для Энтони поступок несомненно выглядел самым настоящим предательством. И в этом виновата только она со своей дурацкой трусостью.
Рене снова уставилась на коричневые чайные разводы.
— Он узнал. Сам… — выдохнула догадавшаяся Роузи и откинулась на спинку стула. Тарелка с пирогом раздраженно отлетела к краю стола, и Рене проследила взглядом, как та зашаталась. Плохой знак. Очень плохой.
— Я не знаю, как так вышло. Там был человек из Оттавы. О’Салливан. Он просто подошел и начал разговор, я даже сказать ничего не успела.
— А Тони уже все услышал и, конечно, понял по-своему, — покачала головой Морен, и Рене согласно кивнула.
Повисла дурная пауза. То самое молчание, когда любое слово мгновенно кажется глупым и неуместным, ведь… Что здесь скажешь? Чем утешишь? Да, Рене неправа. Да, у Тони есть полное право на злость. Но тут Роузи неожиданно выпрямилась и потянулась за позабытым пирогом.
— А знаешь, — вдруг заметила она и нацепила на вилку гигантский рассыпавшийся прямо в воздухе кусок. — В том, что ты никак не могла ему сказать, исключительно вина самого Энтони.
— Но…
— Нет, ты только подумай. — Роузи полила пирог горчицей и засунула в рот. — Туда не ховди, фюда не фмотви. Никакиф опеваций с двугими. Тока фперед. Жа ним.
Неожиданно Морен закашлялась и уставилась на молчавшую Рене. Несколько секунд за их столиком стояла пораженная тишина, прежде чем Роузи ошарашенно хохотнула:
— Он что, боится чего-то?!
Во рту резко пересохло, и пришлось сделать глоток, прежде чем где-то внутри нашлись силы ответить.
— Я не знаю. Не знаю! Возможно, повторения своих же ошибок. А может, ошибок наставника, который попросту его бросил… Предал в самый сложный момент, а потом намеренно искал кого-то похожего, пока не нашёл. Не знаю… не понимаю. — Неожиданно Рене прервалась и горько рассмеялась. — Боже, а ведь для Тони это и правда выглядело, точно насмешка!
— С чего ты взяла? — скептически фыркнула Роузи. Но замолчала, стоило Рене поднять на неё рассеянный взгляд.
— Потому что я и была той самой заменой. Заплаткой. Попыткой номер два. — Она замолчала, а потом расстроенно покачала головой. — И, кажется, таковой и осталась. Но уже для другого.
Рене деревянно улыбнулась в ответ нахмурившейся Морен, а та будто что-то просчитывала в уме. Наконец, задумчиво прожевав новый кусок пирога, Роузи медленно произнесла:
— Подожди, ты училась у этого… Хэмилтона. А этот земляной червь, выходит, тоже? Но как… — Роузи, очевидно, пыталась сложить в голове хронологию, но та никак не хотела выстраиваться в нужную линию. Наконец, махнув в бессилии рукой, Морен заявила: — Ладно, плевать. Вот я еще в голове этой нежити не копалась. Итог и без того ясен. По мнению злой моли, у вас все вышло наоборот — ученики предали учителей и так далее. Но знаешь что?
Рене вопросительно вскинула брови.
— Вам надо поговорить. — Рене невоспитанно фыркнула. — Эй, я серьезно. Эта проблема не стоит и таблетки парацетамола, а головной боли вы развели на хорошую порцию морфина. Сейчас он сломает пару стульев, пострадает, а потом соберет себя в кучу и начнет мыслить здраво. Раз он сам несостоявшийся нейрохирург, то уж должен пораскинуть мозгами, а не строить драму.
 
— Сомневаюсь. Он обещал лишить меня лицензии…
Рене прервал безудержный смех и полетевшие в ее сторону крошки, когда едва откусившая пирог Морен расхохоталась.
— Фто жа бвед! Он певепил на фурфете? Аван никогта эфо не подпифет. Вот увидиф! — гордо провозгласила с набитым ртом Роузи.
Однако все, что Рене увидела на следующий день — пустой кабинет. Тони не вернулся ни утром, ни днем, ни вечером. Его телефон не отвечал, когда она нашла в себе смелость все же набрать вызубренный наизусть номер. Молчал тот и глубокой ночью, которую Рене проворочалась в беспокойстве. Она волновалась. Ну конечно же! Переживала до леденевших под манжетами желтого свитера пальцев, еще больше винила себя, покуда память, как назло, подкидывала новые ужасы. А вдруг с Энтони что-то случилось? Вдруг он где-то в больнице? Или, еще хуже, в канаве? А может… На этом она себя обрывала, потому что вспоминать только закончившиеся кошмары оказалось невыносимо и страшно. Вдруг те окажутся правдой? Нет! О таком нельзя было даже подумать! А потому Рене металась по коридорам больницы, словно растревоженный зверь. Она старалась не растерять остатки надежды, однако очередное собрание в ординаторской вновь состоялось без Энтони. Как и несколько запланированных операций, которые Рене провела под контролем надсмотрщика из Квебека и двух ленивых хирургов. Как и… Ох, господи! Рене вообще не понимала, каким образом пережила эти три страшных дня, прежде чем где-то в полдень двери лифта на восемнадцатом этаже распахнулись.
Она не знала, где нашла в себе гордость в ту же секунду не кинуться к Тони, как смогла подавить совершенно неуместную радость и заткнуть поглубже желание улыбнуться. Вероятно, в том было виновато нахлынувшее удивление, а может, шок, потому что такого она точно не ожидала. Как и никто из присутствующих. Итак, доктора Ланга встретило обескураженное молчание. И дело оказалось не только в том, что, прежде чем он шагнул в коридор отделения, всех присутствующих окатила волна дикой вони, словно от гниющей свалки. Вид самого главного хирурга вызвал вздох у всех, кроме поджавшей губы Хелен. Старшая сестра бросила взгляд на замершую около стены Рене, дернулась было к Энтони, но тут же замерла под его взглядом. Ланг не был пьян. О нет. Он был одуряюще трезв, однако назвать его адекватным не получалось. Рене не знала, где он провел все эти дни, но узкое лицо давно заросло некрасивой щетиной, на чрезмерно впалой щеке виднелась свежая ссадина, а одежда — все та же, что и в злополучный вечер в Торонто — перепачкана то ли выпивкой, то ли рвотой, то ли неведомой грязью. На черной рубашке виднелись странные белые пятна, а брюки… Похоже, Ланг несколько раз упал, а потом вовсе свалился в канализацию или куда-то еще. Черт возьми! Рене на секунду зажмурилась, прежде чем заставила себя открыть глаза.
Тони тащился прямо по коридору, почти не шатался, но общая заторможенность почти кричала, насколько плохо ему давался контроль над собственным телом. Руки двигались из стороны в сторону чуть сильнее, чем надо, а большие ступни были готовы вот-вот запнуться друг о друга или о ровный пол. И все же Ланг полз вперед, туда, где темнела дверь его кабинета. Он миновал сестринский пост, зачем-то подхватил оттуда бумаги, которые немедленно сунул остолбеневшему Франсу, и только потом достиг тревожно застывшей Рене, чтобы… Чтобы просто пройти мимо и даже не повернуть головы.
 
Его провожали настороженными, немного опасливыми взглядами, ибо никто даже представить не мог, чего ждать от главы отделения. Стало понятно, что в ближайшие сутки, а может, и двое, придется справляться самим. Тем временем в самом конце коридора громыхнула дверь кабинета, и Рене наконец-то очнулась. Она часто заморгала, будто хотела прогнать сонное наваждение, и дернулась было помчаться за Энтони, но в этот момент кто-то невоспитанно схватил ее за рукав.