И солнце взойдет (СИ)

— Я не обижаюсь, — прошептала Рене и устроилась на подлокотнике кресла, за что немедленно поплатилась, когда большая рука сгребла в охапку и перетащила на колени.
— Смотрю, ты освоилась, — неожиданно хохотнул Энтони, заметив чистые джинсы.
— Более чем. Даже победила плиту.
— Не знал, что она работает. — Длинный нос на секунду уткнулся в шею, и Рене фыркнула от щекотки. — Одевайся. Надо съездить кое-куда.
В руки ткнулся пакет, который оказался набит вещами. Осторожно достав одну из них, Рене посмотрела на белый джемпер и непонимающе пробормотала:
— Это не мое, ты ошибся… — Она нахмурилась и собралась уже убрать мягкую ткань обратно, но тут по рукам вдруг царапнула этикетка. Рене застыла, неестественно выпрямившись. Что? Нет… Быть не может! Она посмотрела на спокойно сидевшего Энтони. — Купил? Но зачем? У меня хватает одежды. Не нужно меня содержать! Это неправильно, так не делают…
Под неподвижным золотым взглядом Рене запнулась на полуслове и замолчала, растерянно заморгав. Ну а Ланг поднял руку, медленно провел подушечкой пальца по линии шрама и спокойно сказал:
— Я так хочу.
И стало ясно, что возражать сейчас будет не просто бессмысленно, но даже опасно. Слишком тихо прозвучал голос, слишком четко проговорено каждое слово. Потому Рене неловко слезла с колен, помедлила и молча отправилась переодеваться. И с каждым шагом в голове все громче звучало давно позабытое «Ich will». Боже, она лишь надеялась, что это безумные отголоски прошлого, а не ненастоящее. Что Тони просто устал… Что не захотел шариться по всему клубу в поисках неизвестного свитера! Рене нервным движением сорвала с себя футболку и натянула джемпер прямо на голое тело. Было ли в пакете еще и нижнее белье она знать не хотела. И не потому, что ею вдруг овладела ненужная скромность, просто где-то внутри заворочался страх.
То, что они едут в Монреаль-Нор, Рене поняла, лишь когда позади осталось здание олимпийского стадиона и шар Биодома. Мимо проносились кварталы, пустые дороги и яркие перекрестки, но чем ближе становился дом, тем сильнее стучало сердце. Рене не знала, отчего так волновалась. Возможно, от слишком резких перемен в жизни. А может потому, что столь желанный итог теперь пугал, ибо радости от решения Энтони не было. Только безумное напряжение и полное неизвестности ожидание, которое сжимало в тугой ком внутренности. Нет, Рене не обижалась, что никто не спросил ее мнения. Она, безусловно, сказала бы «да», но… Что именно «но» объяснений не нашлось ни утром, ни вечером. Сомнения просто сидели внутри и давили… давили, пока Рене вынуждала себя улыбаться в ответ на рассказанные Тони истории. И только когда машина остановилась у расшатанной лестницы, она вдруг поняла, — нет, скорее, почувствовала — как напряжен Ланг. Он выбрался на заснеженную дорожку около дома, помог Рене и огляделся.
— Собери все необходимое. Остальное я увезу через несколько дней, — проговорил Тони так небрежно, словно речь шла о походе в кино, а не совместном проживании после трех месяцев знакомства и одной ночи в постели. Ладно, может быть, не одной, но все же… Рене озадаченно потерла лоб.
— Энтони, ты уверен?
— А ты нет?
Вопрос поставил в тупик. И, видимо, заметив невольные колебания, Ланг вскинул брови, будто подобное замешательство стало для него искренней неожиданностью. А Рене смущенно отвела взгляд. Если честно, она понятия не имела, как выбираться из таких ситуаций. Ее опыт казался теперь настолько нелепым, что искать в нем ответы и правила поведения было бессмысленно. Глупый секс на день рождения в шестнадцать, трое парней и полгода попыток романа с коллегой в Квебеке. Что она могла дать Энтони такого, чего нет у других. Как вообще сможет справиться с грузом чужих забот, когда сама…
— Сомневаешься? — вкрадчиво поинтересовался заинтригованный молчанием Энтони, и она сжала зубы.
Бога ради, Рене! Что за жалкая трусость? Не ты ли еще вчера рвалась оберегать этого человека, вытаскивать из старых ужасов и доказывать день ото дня, что никогда не оставишь? Так, в чем теперь дело? Вот он! Бери, заботься, окружи всем тем вниманием, что бьет у тебя через край. Верь ему так, как умеешь, — вся и без остатка! Чего ты боишься? Чего?.. Рене на секунду прикрыла глаза и вдруг упрямо бросила:
 
— Нет.
Она стремительно повернулась, взбежала по шатким ступеням и скрылась на лестнице. Где-то позади под тяжестью шагов Энтони скрипнули половицы, но Рене уже была наверху. Распахнув дверь, она ворвалась в пустую квартиру и на мгновение застыла, когда на неё вдруг обрушился весь накопленный за эти недели уют. Ох… Если честно, Рене даже не знала, с чего начать. Глаза метались по стенам и полкам, натыкались на мебель, посуду, немытую чашку, а потом уперлись в поникший цветок. О, милая! Она подбежала к чахлой гербере и ласково погладила зеленые лепестки.
— Эй, не унывай! Я о тебе не забыла, — прошептала Рене и подхватила тяжелый горшок. В этот момент как раз хлопнула входная дверь.
— Уже решила, что возьмешь? — небрежно спросил Тони, и, похоже, будь его воля, все в этой квартире осталось бы на местах. Он словно не хотел тащить в их новую жизнь отголоски проведенного без него времени.
Рене тряхнула головой и пожурила себя за романтическую глупость. Повернувшись, она почти столкнулась с замершим за спиной Лангом, а в грудь ему уперся горшок.
— О, ну конечно. — Энтони закатил глаза, однако удивительно осторожно забрал из рук цветок. Почти так же, как недавно касался самой Рене. — Куда ты без своего зеленого монстра.
— Она зачахнет без меня, — совершенно обыденно ответила она, но вдруг заметила, с каким вниманием Ланг уставился на герберу.
— Вот как… — произнес он непонятно к чему и замолчал.
Не дождавшись хоть каких-нибудь пояснений, Рене пожала плечами, а потом направилась к шкафу — складывать вещи.
Сборы вышли хаотичными. В сумку без разбора летели учебники вперемешку с одеждой, покуда Рене кружила по крошечной квартире. Энтони хотел было помочь, но один взгляд, и он понял — отступил, как тогда в ванной, и уставился на украшенную акварелями стену. Странный контраст с недавней строптивостью. Словно решать за неё давалось Лангу намного проще без неё. Конечно, глупо думать, что чье-то присутствие могло сдержать авторитарную натуру главы хирургии, но, кажется, Рене имела крошечное преимущество перед другими.
Тем временем Энтони никак не мог оторваться от листов с рисунками. Он внимательно разглядывал каждый, зачем-то отгибал уголок с датой и все сильнее поджимал губы. Наконец, когда был изучен последний, Ланг повернулся.
— Это символы стран, верно? Я вижу парагвайский жасмин, кантуту инков, протею… Но ни одного канадского клена или банальной розы. С чего такой выбор?
Рене опустила голову чуть ниже, а потом со всей силы сжала платье в веселый горошек.
— Места, где работали родители, — наконец, сказала она и почти заставила себя вернуться к сборам. — Они хирурги в миссиях «Красного Креста». Мама — бывший инфекционист, папа — педиатр.
— Интересно. — Энтони снова повернулся к стене, а Рене взмолилась всем богам, чтобы на этом вопросы закончились. Однако небеса всегда имели на всё свои планы. — Ты неплохо рисуешь для человека совсем иной профессии. Хорошо подбираешь цвета, ракурс…
— Это не я, — тихо перебила Рене. — Я всего лишь копировала из справочника изображение, так что в том нет большой заслуги. За меня все сделал фотограф.
— Сомневаюсь, — задумчиво протянул Ланг. — Почему именно цветы? Впрочем, идиотский вопрос.
 
Он усмехнулся, покосившись на стоявшую рядом герберу, и Рене постаралась изобразить улыбку в ответ. Однако затем Энтони задал новый вопрос, и внутри что-то заныло:
— Вы часто видитесь? Не помню, чтобы кто-то звонил или приезжал к тебе… Разве что мистер Роше в те дни после аварии. — Энтони говорил легко, но было слышно, насколько ему действительно интересно. Однако последовавшее в ответ молчание вынудило его удивленно повернуться. — Рене?