И солнце взойдет (СИ)
— Мне все-таки надо ехать, — донесся до нее вздох, и Рене сильнее стиснула в объятиях широкие плечи. Энтони хохотнул. — Давай же, моя девчонка. Больные сами себя не исцелят, как бы нам ни хотелось. Я не Лазарь.
— Составить тебе компанию? — прошептала она, а сама не сдвинулась ни на сантиметр. Последовала пауза, словно Ланг действительно обдумывал такую возможность. А потом последовал категоричный отказ.
— У тебя выходной. К тому же, для событий прошлого вечера ты слишком мало спала.
— Подумай…
— Нет. — Макушки коснулся поцелуй, и Рене, как куклу, перекатили на скомканное одеяло. — Я вернусь вечером, и мы съездим за кое-какими вещами.
Ничего не значащая на первый взгляд фраза прозвучала небрежно. Так обыденно. Беспечно, что в пору было весело кивнуть и согласиться. Но все же Рене замерла. Она вскинула на Тони недоуменный взгляд, но увидела лишь спину резко поднявшегося с кровати мужчины. Ланг потянулся за свитером, да и вообще вел себя так, будто уже все решил. За Рене, за себя, за весь этот мир. Нет, не сказать, что у неё самой были большие планы на вечер, и, быть может, ей все это померещилось, но что-то внутри вдруг гадко зашевелилось. Однако в следующий миг Энтони вдруг улыбнулся, и она не нашла в себе сил не улыбнуться в ответ. Кажется, прямо сейчас он был счастлив.
— В шесть. Будь готова, — шепнул он куда-то Рене в волосы, прежде чем в последний раз поцеловал и вышел из спальни.
Через пару минут в глубине дома хлопнула дверь, и стало тихо. Выждав еще немного непонятно зачем, Рене свернулась в клубок и вдруг почувствовала, что шарик счастья где-то внутри все-таки стал немного меньше. Все будет хорошо. Верно?
Глава 40
Она выбралась из кровати, когда черные часы на стене показали чудовищные одиннадцать утра. Все это время Рене лежала, рисовала на подушке узор из маргариток и пыталась разобраться в том, что произошло вчера и сегодня. Но мысли упорно возвращались к последнему разговору с Тони и не хотели двигаться дальше. Устав, наконец, от бесплодных попыток разобраться в собственных ощущениях, Рене раздраженно откинула одеяло и натянула скомканную футболку. Жилище, где обитал Энтони, напоминало самый настоящий лабиринт из фильма «Куб», только без монстров и с учетом страсти дизайнера к большим, немного пустым пространствам. Белые стены, светлая мебель, стеклянные переходы и застывшие в невесомости лестницы. Рене ступала по ним с опаской, словно те могли в любой момент провалиться, но ступени крепко держали стальные канаты. В квартире было свободно и создавалась иллюзия солнца даже в такой пасмурный день, как сегодня. Снег наконец-то закончился, а значит, завтра в крупнейшей больнице города Монреаль стоило ждать лавину из пациентов. Рене напряженно повела плечами в предвкушении не самого простого дежурства.
Чтобы освоиться в чужом доме, разобраться со стиральной машинкой и наконец отыскать кухню, ушло около часа. Такая же кипенно-белая комната, как и все остальные, выходила окнами на покрытую снегом террасу, за которой чуть дальше шумела большим перекатом река. Замерев на пороге, Рене долго изучала унылый снежный пейзаж, прежде чем подошла к навороченной плоской плите, а затем провела по ней пальцем. Послышалось громкое хмыканье. Надо же! Рене для надежности потерла ногтем одну из конфорок и недоуменно нахмурилась. Нет, ошибки быть не могло. Этой техникой и правда не пользовались. Похоже, ни разу с покупки. Да, чья-то рука (уж точно не Тони!) любовно стирала вредную пыль, но никогда на блестящей поверхности не стояло ничего даже отдаленно напоминавшего утварь. Рене вздохнула и повернулась к большому хромированному холодильнику. Приоткрыв дверцу, она заглянула в осветившееся нутро и не сдержалась:
— Tabarnac d’hostie! [82]— Голос эхом разнесся по пустой кухне.
Серьезно? Початая банка арахисовой пасты, заплесневевший мармелад в пластиковой упаковке и соевый соус? Тони, вовсе не обязательно держать ради этого шкафоподобного монстра, куда легко поместилась бы вся Рене целиком. Сердито нахмурившись, она резко повернулась к столу и только тогда заметила телефон, под которым уже знакомо торчал клочок бумаги вместе с парой банкнот. Вытянув записку, Рене вчиталась в отвратительный почерк и после закатила глаза.
«Закажи себе еды», — гласило оставленное Энтони послание. А рядом, видимо, лежала сумма компенсации за голодные неудобства. Прекрасно! Только вот она даже адреса толком не знала. Рене в задумчивости постучала ногтями по столешнице, скосила взгляд на закрытые полки кухонного гарнитура и снова отбила неровную дробь. Подцепив ногой одну из створок, она приоткрыла тяжелую дверцу, а затем чуть прищурилась. Следом была распахнута вторая и третья… На четвертой Рене ждала удача в виде демонстрационных образцов времён чуть ли не года постройки знаменитого «Хабитата». Именно то, что обычно кладут в корзины для имитации поварского рая в рекламном проспекте: несколько пачек неимоверно дорогой пасты, упаковка бобов и… жестяная банка тунца. Все верно. Тунец — это жизнь! Собрав найденный клад в охапку, Рене вывалила его на стол и неуверенно огляделась в поисках посуды. В ответ на неё уставились глянцевые створки десятков шкафов. Ладно. Похоже, это будет непросто.
Энтони вернулся поздно. Уже давно миновало шесть вечера, затем семь, восемь и девять. Погасли сообщения от раздраженных Роузи и Энн, которые хором жаловались на «темного рыцаря ночных клубов», стихли телефонные разговоры и шутливые препирательства. Благородно отдав девушкам потерянные в запале веселья вещи, Ланг, конечно же, не удержался от парочки ехиднейших комментариев. Так что Рене пришлось смириться с пропетыми дуэтом эпитетами вроде «ужаса на крыльях ночи», «доктора Зло» и «всадника Апокалипсиса». Она не представляла, какие беседы проводил с двумя беззаботными подругами Энтони, но те наверняка оказались достаточно пристыжены, чтобы в конце все же поблагодарить. Ну, хотя бы все живы. В общем, когда в знакомом коридоре зазвенели брошенные на столик ключи, Рене дремала в большом кресле и испуганно подскочила, инстинктивно спрятав за спину книгу, что читала до этого.
— Не помню, чтобы покупал порножурналы, — Тони прислонил к стене безликий бумажный пакет и устало усмехнулся. Он был явно удивлен таким поведением. — В любом случае здесь все взрослые люди…
— Нет, это другое, — смутилась Рене и потянулась было обнять, но тут из рук ловко выхватили увесистый том, и повисла недобрая тишина. Энтони долго и тяжело изучал немного выцветшую обложку, прежде чем небрежно отшвырнул книгу в самый темный угол белой комнаты.
— В кабинете лежало много других, более полезных для тебя вещей, — неожиданно холодно произнес он. — Например, экзаменационный справочник по хирургии.
— Вряд ли мне станет худо от одной монографии профессора. Я думала, мы закрыли этот вопрос.
Энтони неожиданно замер посреди комнаты, а потом резко обернулся.
— Мне тоже так показалось, когда ты согласилась продолжить резидентуру. Забыла? — Рене отрицательно качнула головой. Нет, конечно же, она помнила, но… Не так просто выкинуть из жизни планы и чаяния, когда все ещё тешишь себя надеждой вернуться. Тем временем Энтони схватил пакет, бросил его на диван и продолжил: — Все, что тебе потребуется из нейрохирургии, ты уже знаешь. Если вдруг мне покажется иначе, я первый об этом скажу. Сейчас же необходимо сосредоточиться на ином, потому что второго Рэмтони, или как его там, твоя призрачная пока лицензия не выдержит. Я доступно объяснил? Увы, но на более пространные разжевывания времени у нас тоже нет.
— Да, — сухо ответила Рене. Шпилька вышла справедливой, но жесткой, отчего вопрос вышел немного резким: — Ты голоден?
— Поем что-нибудь по дороге, — отозвался Тони. Он опустился в кресло, вытянул длинные ноги и устало прикрыл глаза. Как бы ни прошел день в больнице, он явно оказался не из самых простых. Неожиданно Ланг пробормотал: — Не обижайся, но я не хочу, чтобы ты столкнулась с чем-нибудь неизвестным, если меня не будет рядом. Порой мы действуем быстрее, чем думаем, а для этого нужен опыт и время. Последнего у нас с тобой почти нет.