Возвращение домой (СИ)
Аргилай вдруг замолк. Он вспомнил другие глаза. Холодные, светлые, цвета весеннего льда. Глаза, которые были закрыты несколько дней. Юноше стало тоскливо и очень стыдно. Его друзья, с которыми он пробился сквозь огонь и сражения, с которыми переплыл ледяную воду и прошел подгорными пещерами — сейчас сидели в фургонах, возле больной Трицитианы. А он здесь на пиру, купается в лучах славы и предается всем возможным утехам. Девушка на коленях рыцаря вскрикнула, когда Лаи сжал кулак и, сильно врезал по столешнице. Юноша принял решение и дал себе слово завтра же утром возьмет Трицу и отвезет ее к шатру магов. И плевать на то, что маги могут признать в нем чужака из другого мира, плевать, что попытаются убить на месте. Пусть попробуют! Теперь сила на его стороне, теперь у него есть люди, готовые убивать по его приказу. Теперь, с высоты своего нового положения, он легко решит любую проблему. Магам придется снять заклятие, проклятие, порчу… да хоть собственные портки, чтобы Трицитиана вновь открыла свои чудесные глаза и сжала в руках оружие!
Увлекшись своими мыслями, Аргилай не сразу заметил, что над праздничными столами повисла тишина. Даже музыканты замолчали. А новоявленные бойцы боевого рыцарского копья стали медленно подниматься из-за столов, отодвигая кружки и берясь за оружие.
Мимо уже не танцующих возле костра девушек, мимо жаровен с ароматным мясом, мимо застывших в испуге музыкантов, в молчании и полном вооружение шли горцы кангалы, прозванные вонючими сыроедами. На могучих торсах позвякивали вороненые кольчуги. Патлатые головы украшали высокие шлема с гребнем, а в бороды были вплетены стальные нити. Руки воинов защищали крепкие кожаные наручи и стальные рукавицы. На плече каждого горца покоилась тяжелая алебарда. Но при всем вооружении и доспехе, ноги ниже колена под пестрыми юбками оставались голыми и босыми.
Отряд, примерно в сорок бойцов остановился на почтительном расстоянии от стола, где сидел Аргилай. Вперед вышел рослый и очень мускулистый горец, чья борода была заплетена в две косы и украшена золотыми кольцами. Он снял шлем. Под правым глазом горца чернел огромный синяк. Лаи смутно припомнил это лицо. Именно по нему он со всего маха вдарил ногой на игре.
— Мне нужен сэр Аргилай! — очень певучим и красивым голосом провозгласил горец.
Лаи шлепком по заду согнал с колен девушку.
— Кто его спрашивает? — отложив в сторону кость и вытирая рукавом свой рот от жира, громко спросил Жак.
— Я Терлик из рода Макларенов. Со мной мои родственники и друзья. — представил тот свой отряд.
— Я Аргилай. — хрипло и не громко ответил Лаи. — Игра сегодня была славной. А наша победа заслуженной и честной.
Глаз горца, заплывший от синяка, дернулся.
— Зачем ты явился на мой праздник в доспехах и при оружии Терлик из рода Макларенов? — спросил рыцарь.
— Сейчас в королевском войске только и разговоров, что о герое Драгана, Камне Ярости. Сам принц Дин велел славить его имя и воздавать почести. Но не во все, о чем судачат, можно поверить. — с легкой ухмылкой закончил сыроед.
Над столами пробежал гул недовольства. Аргилай нехорошо прищурился и медленно поднялся с лавки.
— Но сегодня мы стали свидетелями необычайной хитрости и героизма сэра Аргилая, героя Драгана. — неожиданно для всех, улыбнулся Терлик из рода Макларенов. — И теперь мы хотим предложить тебе нашу верность и наше оружие, сэр Аргилай. Ты примешь нашу службу?
Горцы одновременно, все, как один, сняли с плеч алебарды, опустились на правое колено и положили перед собой свое грозное оружие.
Несколько мгновений, показавшихся многим, вечностью, Лаи пристально смотрел на кангалов. А затем засмеялся и приказал:
— Ну-ка парни, двиньте задницы! В нашем отряде пополнее! Я принимаю твою службу и службу твоих родственников и друзей, Терлик из рода Макларенов! Ешьте, пейте и веселитесь!
Аргилая разбудил глухой перестук копыт по земле и лошадиное ржание. Огонь в жаровнях давно погас, но угли еще не успели остыть, и над закопченными черными решетками поднималась тонкая струйка дыма. Холодный осенний ветер нанес золы из костра на теплый шерстяной плащ с меховой подкладкой, такой же серой, как выдавшееся туманное утро.
Лаи откинул плащ, в котором, завернувшись, спал возле жаровни, и с удивлением обнаружил рядом с собой ту девушку, что на пиру сидела у него на коленях. Рыцарь сонно растер лицо ладонями и огляделся. По месту их ночной попойки, которое трудно было назвать лагерем, бродил оседланный табун лошадей.
— Доброе утро, сэр! — лукаво и чрезмерно бодро поприветствовал Жак Стальные Яйца, словно и не пил вчера до глубокой ночи.
— Доброе. — прохрипел Лаи. — Что это такое, Жак?
— Вчера вы приказали достать лошадей. Или нет, сэр? — нарочито удивленным голосом переспросил оруженосец. — Пока только тридцать голов. — с наигранный сожалением он развел руками. — Я не ожидал, что к нам присоединятся горцы. Но уверяю Вас, сэр, я достану еще лошадей.
— Да, приказал… Но это было буквально несколько часов назад. — покачиваясь, рыцарь поднялся и, поймав за уздечку одну из лошадей, погладил животное по гриве. — Когда ты успел?
Лицо человека, похожего на хорька, расплылось в довольной улыбке:
— Как я уже говорил, сэр: я очень полезный человек, сэр.
— Да… — прохрипел Лаи, осматривая седло на спине скакуна. Он провел по нему рукой, и на ладони осталась что-то буро-коричневое. — Что это?
— Это кровь, сэр. — безразличным голосом, ответил Жак, высматривая что-то в небе.
— Откуда эти лошади?
— Куплены на Ваше золото, сэр. — он наконец перестал рассматривать небо и взглянул в глаза собеседнику. — Я не понимаю, что Вас смущает? Мы на войне, здесь лошади постоянно меняют своих хозяев. Сэр.
Аргилай подумал над этим утверждением и, наконец, решил:
— Поднимай ребят, Жак. Через час мне нужны тридцать конный бойцов. Пора воспользоваться моим высоким положением и решить одну проблему.
Сто двадцать четыре копыта гремели по, разбитой лошадьми, дороге. Тридцать и еще один всадник, шли рысью, меж пестрых шатров и реющих знамен. Человека, что был посвящен в рыцари самим наследником престола, узнавали патрули, и пропускали, не задавая лишних вопросов.
Здесь все оставалось, как прежде. Словно Лаи вернулась из взрослой жизни в свой двор, где прошло детство. Здесь стоял крытый бронированный фургон луноликого Марселя Роже. Рядом горел небольшой костер, обложенный по краю камнями. Над огнем в закопченном котелке, таком знакомом по прежним странствиям, закипала вода.
Аргилай ловко спрыгнул на притоптанную, пожухлую траву. Лиса, сидевшая у костра, медленно поднялась. Расширенными от удивления и страха глазами, девочка смотрела на прибывший отряд.
— Я вернулся! — хрипло поприветствовал рыжую варварку, сэр Аргилай.
Лиса сделала неуверенный шаг назад. У нее задрожал подбородок, словно она готова была расплакаться.
Рыцарь удивился:
— Ты что? Не бойся. — он кивнул на всадников позади себя. — Это хорошие ребята и они со мной.
— Трица, она… — слезы полились из голубых глаз девочки. — Я не знала! Я не хотела. — крикнула Лиса и бросила наутек.
— Что? Погоди! — Лаи шагнул было за ней, но шустрой варварки уже и след простыл.
На шум из фургона вышел могучий Мамба. С недоверием глянул на конных гостей.
— Что происходит? — спросил его, совершенно сбитый с толку и обеспокоенный, Аргилай.
Мамба сделал шаг в сторону, освобождая путь внутрь фургона, и пробасил:
— Войди, Лаи. Все ответы ты получишь там.
Болезненно бледная и сильно похудевшая, Трицитиана дочь арт-три, лежала в одеялах и шкурах на деревянном ложе. Глубоко запавшие глаза, подведенные черными кругами, все также светились бледно-голубым огнем. И этот огонь жизни, этот живой блеск взгляда, вызывал в сердце рыцаря радость и ликование.