Химеры (СИ)
Вайверн с Луношипом в горле тянул из последних сил, и уже падал, когда навстречу с ревом выскочила огнеглазая колесница. Если бы человек вышвырнул его, раненого, на дорогу, собаки давно бы нашли его и загрызли. Киаран совсем не был уверен, что смог бы в таком состоянии дозваться до фюльгьи.
— Ты спишь, эй, Киаран? Сперва поедим, а потом спать.
Киаран раскрыл глаза, недоуменно глядя на человека. На столе, застеленном клетчатой скатертью из странного, сильно потертого и кое-где надрезанного материала, стояли две глубокие тарелки, наполненные мотками толстых нитей вареного теста. От них шел пар. Человек ловко вспорол круглую металлическую коробку, вывалил содержимое в одну из тарелок — куски тушеного мяса, плавящийся, растекающийся по горячему тесту жир — и пододвинул тарелку Киарану.
— Что таращишься? Макароны никогда не видел? Это еда, очень даже неплохая, бери вилку и ешь. — Пауза. — Ну что такое? Вилку боишься? Она алюминевая.
Киаран помотал головой, взял вилку. Еда пахла одуряющее. Он мог бы отказаться… просто не брать предложенного, и тогда… ну, поголодал бы, подумаешь.
Человек явно не понимает, что сказал!
Киаран поерзал, покрутил в пальцах вилку. Во рту было полно слюны, но она казалась горькой.
— Если тебе кажется, что там жучки, я тебе скажу — жучков там нет. Не успели завестись. Я проверил. Нормальные макароны.
Киаран смотрел, как человек вспарывает другую банку, выгребает из нее мясо себе в тарелку. Как накручивает макароны на вилку, отправляет в рот, жует. Проглатывает и хмурится, встретив киаранов несчастный взгляд.
— Я уговаривать тебя должен? — Молчание. — Ты макароны не ешь, тебе птичье молоко нужно, принц полуночный? Нет? Тогда прекрати страдать и лопай давай.
Киаран опустил голову, потыкал вилкой в тарелку, поддел что-то, положил в рот. Вкуса он не почувствовал.
Часть вторая. Глава 17
Ньет проводил взглядом порядком помятого полуночного, которого увели серьезные и мрачные найлы в черных шинелях. Похоже, они научились каким-то образом заглядывать под волшебные личины, которые умела натягивать Полночь. Что же, может быть, у людей появился шанс хотя бы сравнять счет в этой войне.
— Пойдем, Белка, — сказал он напуганной спутнице и потянул ее за руку. — Давай выбираться отсюда.
В толпе ощущалось подавленное настроение. Два плохо одетых подростка не привлекали внимания. Ньет потихоньку пробирался к выходу, как вдруг что-то словно толкнуло его в грудь.
— Белка, стой, — скомандовал он осипшим голосом. Привстал на цыпочки, чтобы видеть поверх голов, потом и вовсе вскарабкался на подоконник.
Здесь, здесь! кричало безошибочное фоларийское чутье. Он где-то тут!
Ньет начал оглядывать толпу, зацепился взглядом за пыльно-зеленую полевую форму дарских частей. Патруль из нескольких человек проходил по рядам, проверял что-то, то ли документы, то ли принадлежность к роду человеческому. Рядом шли две настороженные овчарки.
Знакомая фигура, рост выше среднего, тяжелая кость, широкие плечи. Большая голова, стриженый затылок. Остановился, разглядывает чугунных химер, сидящих над аркой. Знакомым жестом потянулся к карману брюк за блокнотом, наткнулся на плотную ткань гимнастерки.
— Рааамиро! — заорал Ньет, размахивая руками. — Раамиро! Господин Илен! Я здесь! Мы здесь! Рамиро!
* * *— Ну вот ведь! Пропасть, надо же! — Рамиро в который раз отодвинул от себя Ньета, крепко держа за плечи, вгляделся в лицо. — Ньет! Провались я сквозь землю! Как ты вырос, откуда здесь взялся?
Потом повернулся радостно к недоуменно стоявшим вокруг альдам.
— Ребята, это ж Ньет, фолари катандеранский, я его можно сказать самолично воспитал и взрастил! Знаете, как он рисует? Ого-го!
"Ребята" с интересеом приглядывались, Белку совсем засмущали, и она снова спряталась у Ньета за спиной. Одна из овчарок настороженно обнюхала Ньету ладонь, но видимо Полночью не пахло, и она отступила.
— А-аа, вот ведь паршивец! Ну и встреча. Бери свои шмотки, пойдем с нами, мы уже с дежурства сменяемся.
— А… куда?
— Сводный альдский корпус под предводительством лорда Хосса. Добровольцы, так сказать. Поселили в казармах ОДВФ в новом городе, тут недалеко. Там не только альды, а все, кто захотел поехать. Надеюсь, какой-то толк от нас есть.
— Вы с Полночью воюете?
— А то!
Ньет радостно шел рядом с альдами, тащил Белку за руку и то и дело оборачивался, глядя на Рамиро. Его человек ничуть не изменился, разве что складки от носа к губам залегли поглубже, да в серых, в рыжую крапинку, глазах, появилась настороженность. Надо же, Рамиро тут! Воюет с Полночью! Неисповедима судьба.
— Как же ты сюда попал, бродяга? Ты же в Сладком море канул, я черти-что думал. Почему ты вообще ушел? Не попрощался, сгинул неизвестно куда.
— Я отправился искать Старших. Хотел найти их в море. Сперва в мелком искал. Потом по реке выплыл в Полуночное.
— Мог бы хоть предупредить.
Ньет смутился.
— Если б я с тобой заговорил тогда… я б остался. Очень страшно было. Но понимаешь, надо.
— Понимаю. Когда надо, я понимаю. — Рамиро сменил тему: — А это кто с тобой? Фоларица, вижу. Ишь, когтищи.
— Белка, я ее в море выловил. Она меня сожрать хотела.
— И теперь ты с ней возишься. Узнаю дорогого друга. А нашел ты… что искал?
— Нет пока.
Рамиро помрачнел, но ничего не сказал.
— Я не отступился, я ищу, — горячо заговорил Ньет. — Я и сюда приехал, на капище, может Нальфран ответит.
— Ясно.
* * *На улице распогодилось, в разрывах серых туч мелькало блекло-голубое небо. Тянуло свежим ветром с моря. Казармы оказались старым облезлым кирпичным зданием в пять этажей. На узкой полоске земли перед ними строем росли темно-зеленые пихты и дымчатые ели. Стрельчатые пролеты окон забраны проржавлеными решетками, штукатурку, там, где она еще оставалась, исполосовали длинные размывы текущей с крыши воды.
Рамиро провел Ньета с Белкой через просторный неуютный холл, вымощенный мелкой грязно-охристой плиткой, сказал что-то дежурному и открыл дверь большой комнаты, в которой стояли несколько столов, покрытых клеенкой, плитка, чайник, пара утюгов и узкое высокое зеркало. В углу приютилась пожелтевшая раковина. На стене висел большой рукописный плакат с невероятным черно-серым страховидлом и надписью "Сегодня с Полночью болтаешь, завтра семью потеряешь".
— Давай тут посидим. На вот, угости свою девицу, — придвинул к Ньету эмалированную миску с ванильными сухарями и пастилой.
— Спасибо. Это ты рисовал? — Ньет кивнул на плакат.
— Угум.
— Я сегодня видел, как поймали одного полуночного. Северяне поняли, что полуночные умеют пользоваться человеческими личинами, да?
— Именно. Беда с мирным населением, основную часть тварей мы отстреливаем еще на подлетах, ночью. Но ведь Полночь может прикинуться родственником, знакомым. Пропасть, да просто зайти воды попросить. Их ведь только пусти. Хорошо музейные тетушки помогают. Они ведь знают все эти предания, легенды — глядишь пара рецептов по борьбе с гадами и отыщется. Я их даже побаиваюсь — просто ведьмы какие-то. Госпожа Креста тут себя бы чувствовала в своей тарелке.
Рамиро снял с плиты закипевший чайник с облупившимися цветами на эмалированных боках, налил Ньету в кружку коричневой жидкости с невнятным запахом швабры.
— Ну и чай тут у них, никак не привыкну. Это не сагайский, а импортируют из Иреи, в брикетах. Впрочем, боюсь, и такого скоро не будет.
— Думаешь, война затянется?
— Не думаю — уверен. Стреляем мы этих крокодилов видимо-невидимо, так на место одного ночью два новых налетает. А днем по Химере бродят оборотни в человеческом обличье. Я этих плакатов нарисовал, ууу! — Рамиро махнул рукой. — Ну, что поделаешь, такое время.