Чужой сын

Кэрри, почти не видя ничего от яростных слез, свирепо орудовала ножом. Мысленно она была на той военной базе, ощущала затхлый запах их домика, стены которого, казалось, сделаны из картона, слышала шум моторов военного транспорта, знакомый сигнал, обозначающий начало маневров. Видела свое отражение в начищенных до блеска ботинках отца.
Чарльз Эрнст Кент пошел в армию, когда ему стукнуло шестнадцать. С Ритой, матерью Кэрри, он познакомился в увольнительной, когда ему было двадцать два. Вскоре они поженились. Рита бросила работу медсестры, и с тех пор они переезжали с базы на базу. С восхищением и обожанием Рита наблюдала, как ее мужа постепенно повышают в звании. Она никогда не жаловалась, что у них нет своего дома; что стоит завести подруг, как приходится их терять; что ребенка она растит почти в одиночку.
Детство для Кэрри было связано только с мамой. Она помнила ее мягкие карие глаза, неизменный передник в красный горошек, ее привычку аккуратно класть обручальное кольцо на блюдце, перед тем как начать мыть посуду. «Не хочу поцарапать любовь, — говорила мама. И вздыхала с облегчением, надевая кольцо снова. — Папочка скоро вернется, милая. Еще только сто двадцать три сна».
Когда Кэрри подросла, она тоже начала считать сны. Но, в отличие от матери, которая только и ждала, когда Чарльз Кент, пропахший солнцем, пустыней и нефтью, снова будет лежать рядом с ней в постели, Кэрри трепетала от страха при мысли о его возвращении. Она мечтала сделаться невидимой, исчезнуть.
Чай она отправится пить в сад — если позволят. А если нет — заберется в кровать и укроется с головой. Книжки, куклы и игрушки, которые, пока отца не было дома, валялись по всему дому, прятались за несколько дней до его приезда. Как будто он мог почувствовать даже запах беспорядка. Шум, болтовня, визиты друзей, телевизор, а также все виды физического контакта — объятия, рукопожатия, даже случайное прикосновение — категорически исключались. Майор Чарльз Кент придерживался очень строгих правил. А попросту любил все держать под контролем.
— Он не хотел, чтобы я родилась. Он это ясно давал мне понять. Вообще-то он меня просто ненавидел.
— Что?
Лиа занималась салатом. На этот раз она заперла дверь квартиры. Как теперь она посмотрит в глаза соседям? Может, у них просто нет денег на еду? Поделиться с ними было бы только справедливо.
Кэрри вонзила нож в курицу, чуть не отрезав себе палец. Чертыхнулась и швырнула куски курицы на раскаленную сковородку.
— Ничего, — буркнула она.
По кухне разлился аромат чеснока. Наконец-то они нормально поедят.
  
Осень 2008 года 
 
Шансы на то, что удастся поцеловать Дэйну, таяли с каждой минутой. Макс надеялся, что во время самой страшной сцены Дэйна в испуге прильнет к нему, но она лишь наклонилась и прошептала: «Я уже давно поняла, что сейчас это произойдет». Макс порадовался, что она не видит его лица. Он-то уже изготовился, даже губы приоткрыл в полной уверенности, что Дэйна поцелует его, а теперь сидел дурак дураком и сгорал от стыда.
Да слепому ясно, что Дэйна и не собиралась целоваться, думал он, дожидаясь ее у дверей женского туалета. Она не из тех девчонок, что взвизгивают да подпрыгивают от страха, вцепляясь в мужчин. И уж точно не из тех, что целуются направо и налево. Максу даже нравилось это, нравилось, что Дэйна отличается от прочих девчонок из школы, которые из штанов выпрыгивают, лишь бы парни их заметили.
— Я готова, — сказала Дэйна, вытирая мокрые руки о джинсы. — Пойдем к тебе?
Макс замер. Этого ему хотелось меньше всего.
— В хижину? Не вопрос.
— Нет, глупый. В твой настоящий дом. Я хочу увидеть твою комнату. И с твоей мамой я могла бы познакомиться.
О господи. И что теперь делать? С другой стороны, может, ей и правда интересно. Каковы бы ни были ее намерения, упускать такой случай нельзя. Девушка — девушка, которая ему очень нравится, — хотела посмотреть его комнату. Может, с ним больше никогда в жизни такого не случится. Даже если они будут просто сидеть на разных концах кровати — ему и этого хватит. И вообще, он не хотел спешить. Он хотел, чтобы первый раз был особенным, хотел узнать ее получше, не торопить естественный ход событий.
 
Но разве он мог позволить ей встретиться с его матерью? Это все изменит. В глазах Дэйны Макс станет совсем другим человеком. Как бы она ни восхищалась тем, что шоу его матери каждую неделю смотрят миллионы людей, рано или поздно ее слава встанет между ними.
У него был только один выход. Им придется пойти к отцу. Он просто не может привести ее в Хэмпстед. Даже если матери там нет, богатство самого дома будет для Дэйны настоящим шоком.
— Ладно. Тогда пошли к отцу. Мама наверняка взбесится.
Они перебежали улицу, и тут же подъехал автобус. Макс вытащил телефон и пролистал последние отцовские эсэмэски. «Уехал на конференцию до воскресенья. Папа». Значит, дома никого не будет. Макс подумал, не почистить ли зубы, когда они придут, просто на всякий случай, но квартира такая маленькая, а стены такие тонкие, что Дэйна точно услышит. Хорошо бы в буфете завалялась Жвачка или мятные леденцы.
— Готовься к худшему, — сказал Макс, выходя из автобуса.
Он невольно напрягся, когда с Хай-стрит, утыканной магазинами поддержанной одежды, продуктовыми лавками с унылыми овощами, выставленными в ящиках на тротуар, парикмахерскими и забегаловками всех мастей, они вошли в серый квартал Вестмаунт.
— Почему? — Дэйна выглядела совершенно спокойной. Макс знал, что она выросла в похожем месте.
— Тут всякое случается. — Макс инстинктивно наклонил голову и застегнул молнию.
— Ты о чем? — Дэйна рассмеялась.
— Послушай, тут легко нарваться на неприятности.
Он ускорил шаг, входя в бетонный туннель, ведущий внутрь квартала. Пятиэтажные квадратные коробки на две тысячи квартир занимали всю западную окраину Хэрлсдена. Жители называли этот квартал местной тюрягой. Макс думал, что они недалеки от истины.
— Какие неприятности? — Дэйна достала из кармана пакет с остатками конфет. — Хочешь?
Макс покачал головой.
— Всякие.
Он не хотел пугать ее рассказами о групповом изнасиловании, случившемся пару недель назад, или грабежах — едва ли не в каждую квартиру хоть раз да залезли воры, — или о машинах, что полыхают здесь по субботам.
— Да неприятности везде. Я, знаешь, тоже не в раю живу.
Но Макс уже не слушал. Впереди, у лестницы, стояла группа парней. Вроде бы среди них была и девушка, но поручиться Макс не мог. Он хотел повернуть назад, но их уже заметили.
— Э, да это тот тощий ублюдок.
Дэйна собралась было огрызнуться, но Макс толкнул ее:
— Молчи. Нам надо подняться по этой лестнице. Просто опусти глаза.
— Еще чего.
Компания перегородила весь проход. Пахло мочой, марихуаной и потом.
— Извините, — сказала Дэйна и попыталась протиснуться вдоль стены, но один из парней выставил руки. До самых плеч они пестрели сине-зелеными татуировками — роспись гнева и ненависти. — Можно пройти?
— Ладно, — сказал Макс. — Мы можем пойти другой дорогой.
— Что ты нам сегодня принес, козел?
Еще один парень зашел Максу за спину.
— А ты спросил у этой шлюшки разрешения ее трахнуть? — Остальные загоготали. — Знаешь, что у меня в кармане, шоколадка?
Макс ощущал его кислое дыхание, пахнущее сигаретами и пивом.
— У меня тут кое-что, что заставит твою тощую черную задницу сжаться от страха. — Парень ткнул Макса пальцем в живот. — Это моя лестница, ясно? Хочешь пройти — проси разрешения. Понял?
Макс кивнул. Парень сплюнул ему на свитер.
— Хочешь конфетку? — Дэйна просунула пакет между ним и Максом.
Парень ухмыльнулся и забрал весь пакет.
— Запомни, — сказал он, отступая в тень, — настучишь на меня — и мой нож настрогает тебя так быстро, что ты и не заметишь.
Макс смотрел, как они растворяются в темноте туннеля. Все были в капюшонах, кроме девушки, коротенькая юбка едва прикрывала попу. Дэйна уже открыла дверь на лестницу.