The lust (СИ)

— До конца недели, чтобы духу твоего не было в столице, иначе клянусь, я сделаю все, чтобы ты лишился всего, а потом и жизни, — ледяным тоном заявляет Чонгук и сбрасывает руку Кима с себя. — Я словами на ветер не бросаюсь, и с сегодняшнего дня ты от меня милости не дождешься, все кончено.
Чонгук поворачивается и твердыми шагами идет к двери.
***
— Больно, но где, не знаю, будто везде, — Хосок сидит на полу, прислонившись к своей кровати и перебирает волосы, лежащего головой на его коленях Юнги.
Мин приехал полчаса назад. Хоуп уже спал и думал, что это именно из-за сна ему показалось, что Юнги резко похудел за какие-то сутки. От Мина будто осталась одна оболочка, он прозрачный словно, и только синяк на лице и разбитая губа, как бы это ни звучало странно, доказывают, что он еще живой. У Хосока сердце сжалось от вида друга, а потом, после того, как Юнги обрывками рассказал ему все, что произошло за последние сутки, Хоуп пошел на кухню за водой. Потому что горло резко запершило, и в глаза песок забился. Потому что все, что услышал Хоуп, заставляло волосы встать дыбом и шевелиться у корней.
— Ты справишься, ты сможешь, — Хосок снова зарывается ладонью в волосы и тихо ненавидит себя, что кроме банальных фраз мозг отказывается что-то выдавать. Хоуп и вправду не знает, как ему помочь, как облегчить эту боль, размазавшую Юнги по полу его спальни.
— Я умираю будто, — всхлипывает Мин. — Я пытаюсь дать себе установку и собраться, но я не могу. Помоги мне, — Юнги утыкается лицом в колено друга и беззвучно рыдает.
Все, что остается Хосоку — это гладить его по плечам, по волосам и делиться теплом. Потому что в теплой спальне парня Юнги, как кусок льда. Его трясет, разрывает от боли, он один на один с этим поглощающим холодом, и Хоуп пытается, старается согреть.
— Хосок, — дверь бесшумно открывается и показывается отец. — На минуту.
Хоуп нехотя выскальзывает из-под друга, который так и остается лежать на полу и идет за отцом вниз.
В гостиной стоят Чонгук и Намджун. Мама, заворачиваясь в халат, скрывается в кухне, за ней следует и отец.
— Я хочу с ним поговорить, — севшим голосом просит Чон.
Именно, что просит. И на Хосока бы это подействовало, если бы не вся эта бурлящая от поступков старшего ненависть внутри.
— Добить хочешь? Мало показалось? — шипит Хоуп, абсолютно не реагируя на подобравшегося и даже сделавшего шаг в его сторону Намджуна.
— Пожалуйста, ненадолго, — Хосоку кажется, он уже видел это. У него наверху такой же разбитый вдребезги друг. Ровно такой же, как и вечно возвышающийся, как скала, Чонгук. Но не сегодня. Сегодня Чонгук другой. С опущенной головой и плечами, еле губами передвигает. И глаза у него такие же, как у брата, пустые и насквозь пропитанные болью, которую, видно, они делят на двоих. Бить лежачего не в правилах Хоупа, поэтому бросив ему «я попробую», он идет наверх.
— Юнги-я, — Хосок подходит к парню на полу. — Твой брат пришел.
Мин думает, у него дежавю. Он мельком вспоминает ту ночь после избиения, когда Чонгук приехал и забрал его, и воспоминания полосуют внутренности по-новому.
— Хосок, пожалуйста, не пускай его, — Мин опирается на руки и садится. — Умоляю, я не вынесу, я не смогу, я умру, — чуть ли не воет парень. — Прогони его, прошу, прогони. Не пускай сюда.
Юнги продолжает повторять все это без остановки по несколько раз и пугает Хоупа. Он думает, что кажется, весь этот стресс довел друга до срыва. Хосок обещает, что даже если погибнет от руки палача Чонгука — старший сюда не поднимется. Юнги начинает успокаиваться, подбирает под себя колени и, уткнувшись бездумным взглядом в никуда, вновь уходит в себя.
Хосок, убедившись, что Мин немного успокоился, вновь идет вниз.
Чонгук в глубине души знает, что Юнги не выйдет. Поэтому не удивляется, когда видит, что Хоуп вернулся один. Внутри все скручивается в тугой узел, стоит Хосоку сказать, что Юнги его видеть не хочет.
— Хотя бы увидеть, на секунду, — чуть ли не умоляет Чонгук, но Намджун кладет руку ему на плечо и с силой сжимает, надеясь, что физическая боль отрезвит друга.
 
— Оставь его, дай ему время, ты сделаешь только хуже, — настаивает Ким. Чонгук шумно втягивает воздух сквозь зажатые зубы, выдыхает и идет к двери.
— Ему нужно в больницу, — уже на пороге говорит он Хоупу. — Я не успел его отвезти.
Хосок возвращается к другу, обнимает его и, уткнувшись подбородком в его плечо, всю ночь гладит и успокаивает, так и не сомкнувшего глаз Юнги.
***
Решение к Юнги приходит под утро. Ему и выбирать особо не из чего. Юнги уедет в Японию, продолжит образование, найдет работу и больше никогда не вернется в Корею. Никогда не встретится с Чонгуком и никогда снова не переживет такую боль. Утром Мин просит у Хосока телефон и звонит Хьюну. Отец приезжает через час и внимательно слушает все, что ему рассказывает Мин. Несколько раз Хьюн встает покурить, хотя совсем недавно бросил. Юнги просит у Хьюна денег на первое время и обещает все вернуть. Но мужчина заверяет его, что по наследству Юнги причитается определенная сумма, просто Хьюн ждал его двадцатилетия. Теперь, в связи с последними событиями деньги Юнги получит сразу же. Хьюн помнит угрозы Чонгука, когда в первый раз без его ведома принял решение сам, но сейчас все поменялось. Сейчас важны уже не только имя и честь клана, а как это ни странно, и сам Юнги. Хьюн знал, что их отношения с братом ничем хорошим не закончатся, но он даже представить себе не мог, что Чонгук придумает для младшего такую изощренную пытку. Юнги надо спасать, иначе он просто не выживет. Хьюн прекрасно видит этот острый, режущий на части взгляд, пропитанный болью, и ему, видавшему виды мужчине, от него не по себе. И пусть устроить побег Мину — это последнее, что может сделать для него Хьюн. Так он спасет не только своего племянника, но и своего сына тоже. Потому что эти отношения больные. Они как яд, отравляющий кровь двоим, и если их разорвет, в этом месиве погибнут и все остальные тоже. Мин берет с отца обещание, что когда Моне исполнится восемнадцать — он заберет ее к себе.
Юнги не хочет тянуть, он пользуется тем, что Чонгук, видимо, дал ему время, и берет билет в Токио на следующее утро. С собой ему забирать нечего, поэтому утром следующего дня самолет увозит Юнги на встречу с новой жизнью. Туда, где не будет боли, страданий, предательства и лжи. Туда, где нет Чон Чонгука. Юнги окончательно попрощался со своим личным дьяволом.
Токио, три месяца спустя
Ровно два месяца и три недели, как Юнги начал новую жизнь. Восемьдесят три дня и пятнадцать часов, как Юнги зовут Шугой, у него выкрашенные в иссиня-черный волосы, новый прокол хряща уха и огромная, зияющая дыра под грудиной слева.
Юнги прилетел в Токио с хосоковским рюкзаком на плечах, в задвинутой на глаза его же кепкой и двумя тысячами долларов в кармане. Деньги Хьюн перечислил только через пару дней, поэтому первое время Мин жил в маленькой гостинице в пригороде. Всю первую неделю Юнги, не раскрывая штор, сутками лежал на кровати. Он не сразу связался с Таро. Первые дни в Токио Мин только и делал, что пытался собрать воедино все то, что было разбито в Корее, чтобы хотя бы издали начать напоминать себе того же самого Юнги. Показываться на людях, особенно перед своими старыми друзьями Мин первое время не хотел. Вечно так продолжаться тоже не могло. Юнги понял, что то, что он ограждает себя от внешнего мира, делает ему только хуже. Поэтому сразу после того, как он снял деньги и нашел квартиру, Мин меняет тактику.
Юнги устроился помощником бариста в кофейне через дорогу от своей новой квартиры и рассчитывал в следующем месяце подать документы в Токийский университет искусств. Хотя рисовать не хотелось от слова совсем. Если совсем честно — не хотелось ничего. Но Юнги приходится грузить себя всеми этими людскими заботами, чтобы окончательно не замкнуться в себе, чтобы не потонуть в этом черном болоте, и чтобы хоть как-то приглушить эту недремлющую боль под ребрами.