The lust (СИ)
Мин ходит гулять с Таро и компанией, все время улыбается, и кажется, никто не замечает треснутую и в нескольких местах залатанную оболочку, под которой прячется парень. Даже на самой шумной и веселой вечеринке Юнги все время смотрит на время на телефоне, думает, когда бы уйти, чтобы не обидеть друзей. Об отношениях Юнги и думать не хочет. Он вообще решил, что больше никого к себе не подпустит, никому свою душу, а главное, сердце не откроет. Насытился на всю жизнь вперед. Таро сразу понял, что Юнги в этот раз вернулся другим. Ему врать у Мина не особо получается. Поэтому одним из вечеров на квартире Таро, Юнги ему все рассказывает. Таро сразу увеличивает число вечеринок, вечно придумывает, куда бы снова потащить Юнги и не дает ему оставаться одному. Еще Таро все время настаивает на присутствии младшего на гонках. Он называет Мина своим талисманом и прежде, чем надавить на газ, целует того в носик. Они вернули старую традицию, они часто ходят под руку и везде появляются вместе, но не спят вместе и не встречаются.
Каждую ночь перед сном Юнги говорит с Хосоком. Друг рассказал ему, что улетает учиться во Францию. Чонгук разрешил Чимину продолжить образование заграницей, поэтому тот уже в Париже, а Хосок завершает последние приготовления и переводится в университет своего парня. Юнги долго удивляется, несколько раз переспрашивает, не веря в то, что Чонгук не вставляет им палки в колеса, но Хосок подтверждает — Чонгук все знает и молчит. Более того, он официально сделал своей правой рукой Намджуна, а ведь это место ранее прочили Чимину. Значит, Чимин сбросил оковы, думает Мин и искренне радуется за друга и брата. Хосок заверяет, что как только они там обживутся, Юнги будет первым гостем в их «любовном гнездышке». Юнги смеется и соглашается. Также, по словам Хоупа, Техен окончательно уехал в штаты и больше о нем не слышно. Про Чонгука Хосок не говорит. Оба притворяются, что такого человека не было и нет в жизни Юнги. И ничего, что через неделю после прилета в Токио Юнги получил смс от брата. Как Чонгук достал новый номер, уже не имеет значения.
«Я виноват. Я все знаю. И я понимаю, почему ты ушел, но не принимаю. Не могу. Я старался. Думал, что пройдет. Думал, все ведь можно стереть, забыть, заглушить в конце концов… но не выходит. Я не могу без тебя. Меня и нет будто. Вернись.»
Юнги сразу вынул симку из телефона и сломал. А потом вполз в ванную в гостинице и, сев на кафельный пол, разрыдался. Потому что болит невыносимо. Потому что иногда кажется, что рана затягивается и притупляется, а потом пишет Чонгук, и она вскрывается, фонтаном выталкивает кровь и показывает, каково это, когда тебе живьем выворачивают позвоночник.
Юнги купил новый номер, глотал по ночам застрявший в горле ком и снова притворялся, что живет.
Спустя месяц пребывания Мина в Токио, он вместе с друзьями Таро зависал в их любимом клубе, где посасывал через трубочку лонг айленд и также смотрел на часы на телефоне. Как и всегда, свалив все на усталость, Юнги извинился перед парнями и попросился домой. Стоило выйти на улицу, как телефон оповестил о новом входящем смс.
«Месяц. В этом городе нет рассветов. Тут один закат, который наступил с твоим уходом. С тех пор не светает, я не вижу солнца. Я живу во мраке. Я притворяюсь, что живу. Я везде натыкаюсь на тебя. Куда бы ни пошел, что бы ни увидел. Не дай тьме поглотить меня окончательно. Я не справляюсь с ней один. Вернись»
Юнги обхватывает себя руками, прислоняется к фонарю, освещающему пустынную улицу, и сползает на тротуар. Утыкается головой в колени и воет. Потому что болит невыносимо. Будто внутри у Юнги лопасти вертолета, и они вертятся с бешеной силой, наматывают на себя сосуды, рвут и превращают его в кровавую кашицу. Юнги вынимает сим-карту и выбрасывает. Утром он покупает новую.
Два месяца и четырнадцать дней. Юнги закончил смену в кофейне, едет к Таро и помогает ему с переездом на новую квартиру. После Мин планирует по дороге купить бутылку вина и отпраздновать первый этап подачи документов в университет. Юнги спускается в метро и, пройдя в вагон, садится в самом углу. Мин вздрагивает от вибрации в кармане и достает мобильный.
«Мне страшно. Маленький, я думать не хочу, что не коснусь больше уголка твоих губ. Неужели так вообще живут? Как они выживают? В чем их секрет? Потому что я, кажется, уже перепробовал все. Ты не уходишь, не исчезаешь, наоборот ты все ближе — ты внутри меня разрастаешься. Я скучаю. Я не могу в словах выразить как… Я незаконченный, котенок. Я никто без тебя. И пусть я все это заслужил, пусть я самая последняя мразь на этой Земле, но мне без тебя не жить. Вернись».
Юнги зажимает телефон между колен и, прикрыв ладонями лицо, беззвучно рыдает. И плевать, что кругом полно народу, что он, вообще-то, мужик и должен быть сильным. Он и есть сильный, и он готов со всем справляться, но только не с Чонгуком. На него сил не хватает. Одно его имя, и у Юнги дробятся кости. Потому что больно невыносимо. Эта боль клокочет под ребрами, обнажает выжженные внутри черные буквы с таким родным и чужим именем и заставляет им захлебываться.
— Вам плохо? — заботливо спрашивает пожилая женщина, нагнувшись к давящемуся слезами парню.
— Мне больно, — хрипит Мин и выходит на следующей станции. Больше он номеров не меняет. Чонгук все равно его находит раз за разом и заставляет проживать по-новому весь этот ад.
Последняя неделя этого месяца. С утра на работе у Юнги все валится из рук. Он даже спутал заказ клиента, что с ним впервые. А причина всему вчерашний разговор с Хосоком. По словам друга, Чонгук разорвал помолвку с Ирэн. Юнги эта новость беспокоить не должна, но он с утра сам не свой. Юнги колотит, и он не может сконцентрироваться на работе. Кое-как доработав до вечера, он звонит Таро. Юнги находит друга сидящим на крыше двухэтажной танцевальной студии, где занимается новая пассия Таро. Мин присаживается рядом и, свесив вниз ноги, достает помятую пачку сигарет.
— Он опять тебе написал? — спрашивает Таро и следит взглядом за проносящимися внизу машинами.
— Нет, — Юнги бездумно смотрит в торчащую на крыше здания напротив антенну и глубоко затягивается. — Хосок сказал, что он разорвал помолвку.
— О, — Таро достает вторую сигарету из пачки. — И что ты чувствуешь?
— Я не знаю. Я уже давно не знаю, что я чувствую, — устало говорит Мин и прикрывает веки. Несколько минут они сидят в полной тишине.
— А этот твой Чонгук, он любит красивые и дорогие машины? — видимо Таро хочет поприкалываться или рассмешить Юнги. Так думает во всяком случае Мин и, продолжая падать в темноту внутри, не раскрывая век, кивает.
— И любит он небось именно с мощным движком, нет бы разъезжать на каком-то мерседес S-Class, как и все люди его уровня, этот, видать, еще и разбирается. Седьмая серия, M Sport, битурбированный мотор, — восторженно тянет Таро.
— Аха, — не вслушиваясь, выдыхает Юнги.
— Он красивый, — говорит Таро.
— Я в машинах не разбираюсь, — ворчит Юнги.
— Твой брат красивый, — как будто утверждает Таро, который никогда Чонгука не видел.
— Очень, — тихо бурчит Мин.
— Эй, — Таро хлопает Юнги по плечу, заставляя того открыть глаза, и натыкается на злой взгляд младшего, которому не дали, хотя бы сидя, подремать.
— Как думаешь, сколько мне осталось жить? — серьезно спрашивает Таро и кивком головы указывает Мину вниз.
Юнги прослеживает за взглядом друга и охает от резко затянувшихся невидимых ремней на груди. Воспаленный мозг отказывается воспринимать информацию, отказывается верить, что внизу у машины стоит Чонгук и одним только своим взглядом рушит все, на чем все это время стоял Мин.
Чонгук не прошел навылет, так было бы легче. Он застрял между ребер и пустил корни. И сейчас у Юнги внутри впиваясь шипами в его плоть, расцветают цветы, они поднимаются за секунду, упираются в горло, кажется, открой рот, и оттуда посыпятся черные, как и эта ночь лепестки. И пусть, Мину дышать от заполнившего нутро куста тяжело, если не невозможно. Пусть, он четко чувствует на языке вкус своей крови. И пусть то, что там расцвело, черного цвета. Ведь глаза, которые сейчас смотрят на него, такого же цвета. А в них Юнги тонул бы с головой, раз за разом, собирал бы себя по частям после каждого взрыва, и снова с головой в этот омут. Потому что без Чонгука Юнги нет. Это бесформенное нечто, слоняющееся по жизни, приобретает четкие очертания только рядом с братом. Юнги еще в четырнадцать помешался на черном и окрасил всю свою жизнь в этот совершенный цвет. Он и есть черный.