Василий Теркин после войны

  
Часть вторая. Тёркин-оккупант
   
ПОЯВЛЕНИЕ ТЁРКИНА
 
 
 
Рано утром вдоль по стежке,
 
Соблюдая свой черед,
 
Котелки забрав и ложки,
 
К кухне шел за взводом взвод.
 
 
 
Суп да каша, чай до пота,
 
Не ропщи, солдат, на жизнь,
 
Что с того, что есть охота,
 
Ничего, на то пехота,
 
— Становись!
 
 
 
Хорошо в полку, где повар
 
Парень тот, как говорят,
 
Когда повара такого
 
Уважает брат-солдат.
 
 
 
Хорошо, когда добавком
 
На двоих и на троих
 
Угощает, как подарком,
 
Парней верных и своих.
 
 
 
Чтобы числился недаром
 
По профессии своей,
 
Чтоб еда была с наваром,
 
Да была бы с пылу, с жару
 
Подобрей и горячей.
 
 
 
— Слышь, подкинь еще одну,
 
Ложечку, другую,
 
Говорят, опять войну
 
Сталин гнет втихую.
 
 
 
Подкрепи, пока есть срок…
 
Покосился повар:
 
— Ничего себе едок,
 
Ваш сержант-то новый!
 
 
 
Ложку лишнюю кладет,
 
Молвит не сердито:
 
— Вам бы, знаете, во флот
 
С вашим аппетитом.
 
Тот:
 
 
 
— Спасибо. Я как раз
 
Не бывал во флоте,
 
Мне бы лучше вроде вас,
 
Поваром в пехоте.
 
 
 
Мне б готовить кашу так,
 
Заправляя жирно,
 
Чтоб в котле стоял черпак
 
По команде «смирно».
 
 
 
И, усевшись под стеной,
 
Кашу ест, сутулясь.
 
«Свой?» — бойцы между собой,
 
«Свой!» — переглянулись.
 
 
 
Подзаправился, встает,
 
Поправляет ремень,
 
На часы глядит, на взвод,
 
Проверяя время.
 
 
 
Гимнастерочка, штаны,
 
И почти что новые,
 
С точки зренья старшины,
 
Сапоги керзовые.
 
 
 
И ребятам остальным,
 
Что еще возились,
 
Захотелось вместе с ним —
 
Все заторопились.
 
 
 
Не затем, что он стоял
 
Выше в смысле чина,
 
А затем, что жизни дал
 
За едой мужчина.
 
 
 
Любит русский человек
 
Праздник силы всякий,
 
Потому и хлеще всех
 
Он в еде и драке.
 
 
 
Взвод на двор выводит он,
 
Все бойцы в восторге:
 
Шепчут сзади:
 
— Ну, силен!
 
— Всё равно, что Тёркин!
 
 
 
— Это кто там про меня?
 
Подавясь махоркой,
 
Взвод присел:
 
— Как про тебя?
 
— Я — Василий Тёркин.
 
 
 
Окружил сержанта взвод —
 
Не бойцы, а рыбы,
 
Смотрит стриженый народ:
 
Кто к ним ночью прибыл.
 
 
 
— Тёркин — лично?
 
— Я и есть.
 
Люди оробели.
 
— Как же Тёркин и вдруг здесь?
 
— Тёркин — в самом деле?
 
 
 
Но признала вдруг братва,
 
Угадала с виду:
 
— Точно!
 
— Тёркин!
 
— Вот лафа!
 
— Он не даст в обиду…
 
 
 
Тут команду подает
 
Им сержант: — Отставить!
 
— Становись!
 
Но видит взвод:
 
Парня радость давит.
 
 
***
 
 
Хорошо, друзья, приятно,
 
Сделав дело, поутру
 
В батальон идти обратно
 
Из столовой по двору.
 
 
 
По двору шагать казармы,
 
Думать — мало ли о чём,
 
Взвод свой чувствовать по-парный,
 
Между прочим, за плечом.
 
 
 
Доложить потом по форме
 
Командиру не спеша,
 
Хоть солдата плохо кормят,
 
Зато бравая душа.
 
 
 
Кормят плохо-маловато,
 
То, что каша — не беда,
 
Хороши зато ребята,
 
Уважают, как всегда.
 
 
 
А солдатам помоложе,
 
Что впервой с тобой идут,
 
Им теперь всего дороже —
 
Знать одно, что Тёркин тут.
 
 
 
Остальным — когда придется
 
Не мечтают об ином:
 
Не последним самым хлопцем
 
Показать себя при нем.
 
 
 
Свет пройти, нигде не сыщешь
 
Среди взрослых и ребят
 
Дружбы той святей и чище,
 
Что бывает меж солдат.
 
 
  
ПРО ПИСЬМО
  
 
 
Получил письмо солдат,
 
И совсем солдат не рад:
 
От начала и до точки —
 
Перечеркнутые строчки,
 
Цел поклон, привет и дата,
 
А по почерку — от брата.
 
 
 
Говорит солдат:
 
— Досадно.
 
Отписал домой привет.
 
Ждал два месяца. Ну, ладно.
 
Нет, так на тебе — ответ!
 
 
 
Для солдата нету кроме
 
Утешенья, как махра,
 
Примостился на соломе,
 
Перетертой, как костра,
 
Закурил, взглянул вокруг:
 
Спят бойцы, кому досуг.
 
 
 
А неспящие у койки
 
У сержантовой торчат:
 
Смех столбом… Опять, знать, Тёркин,
 
Что-то выдумал сержант.
 
 
 
Но глядит с тоской солдат,
 
Ничему солдат не рад,
 
И, вздохнув, горюет вслух:
 
— Без письма-то, как без руки!
 
 
 
Без письма и у махорки
 
Вкус уже не тот. Слаба.
 
Вот судьба, товарищ Тёркин…
 
Тёркин:
 
— Что там за судьба!
 
 
 
Так случиться может с каждым,
 
Цензор — там, а мы под ним.
 
Вот со мной какой однажды
 
Случай был, с письмом одним!
 
 
 
Получаю раз из дома —
 
Из деревни друг прислал:
 
О колхозе и знакомых
 
Всё, как было, отписал.
 
 
 
И не то, чтоб одной строчки
 
Цензор вычеркнул бы там,
 
Даже черточки и точки
 
Сам расставил по местам.
 
 
 
Замполиту же посланье
 
Так понравилося вдруг —
 
Приказал мне на собранье
 
Прочитать солдатам вслух.
 
 
 
А писал в письме мне Паша:
 
«Жизнь зажиточная наша,
 
Дружно трудится колхоз —
 
Урожай едва весь свез.
 
 
 
Все одеты и обуты,
 
Чаша полная всему.
 
Я оделся — фу-ты, ну-ты, —
 
Переплюнул и Фому!
 
 
 
А едим, что даже Зинке
 
Стало нравиться… А мать
 
Так поправилась, что к Димке
 
Хочет в гости уезжать!»
 
 
 
Только тот Фома был нищим —
 
Век в тряпье ходил одном,
 
Дядя Димка на кладбище
 
Был свезен давным-давно.
 
Что ж касается про Зинку —
 
Так в колхозе звали свинку.
 
 
 
Дальше было: «Ты смотри там,
 
Будь готов, как сын страны,
 
Разгромить из Уолл-Стрита
 
Поджигателей войны.
 
 
 
А за то, что малой кровью
 
Мы их тоже будем гнать,
 
Руку правую готов я
 
Про заклад мою отдать!»
 
 
 
Но начальство ведь не знало,
 
Что приятелю моему
 
Под Берлином оторвало
 
Руку правую ему!
 
 
 
Вот оно какое дело,
 
Мой товарищ и сосед:
 
Пишет брат твой неумело,
 
Потому такой ответ.
 
 
 
Потерять письмо обидно,
 
Не твоя на то вина,
 
Падать духом — вот что стыдно,
 
Здесь смекал очка нужна.
 
 
 
Ничего на атом свете
 
Не приходит к нам само,
 
Мы с тобой за всё в ответе.
 
То-то, брат! А ты — письмо.