Снимай меня полностью (СИ)
— Какой конкурс? — нахмурился Рома.
— Я так с ходу не вспомню… — Вадик потер виски. — То ли журнал, то ли агентство… Надо будет поискать. Я ж тогда внимания не обратил, у нас такой модели не было. А тут… Точно надо найти.
— Да не, ребят, — Юна улыбнулась. — Не тратьте время. Игорь наверняка не одобрит. И папа.
— Блин, вот прям отшибло… «Vogue»? «Glamour»? — продолжал перебирать Вадик. — Черт, на языке вертится…
— О, Господи! — вдруг воскликнула Юна, в ужасе глядя в телефон. — Уже девять!
— А что такое? — спросил Рома. — У тебя вроде не было планов?
— На день — да. Но мы хотели поужинать с Игорем… Шестнадцать пропущенных! Блин, он меня убьет!
— Да ладно, что, у тебя дел своих быть не может? — возмутился Рома, но Юна уже не слушала его, а с виноватым видом приложила трубку к уху.
— Гош? Да у меня звук был отключен… Не, я с подружками… Что? В смысле ты уже на Электрозаводской? А, по GPS… Нет, ну да, я тут… Просто заскочила в студию насчет наших фотографий… Спускаюсь… Твою мать! — последние слова Юна прошептала с неподдельным ужасом, уже убрав телефон. — Все, ребят, я побежала. Как будет ретушь — пишите… Черт, он так разозлится… — и, споткнувшись, выпорхнула из студии, как спугнутая птица.
— И что это было? — Рома озадаченно покосился на дверь. — На фига ей этот тиран?
— Слушай, ну вот твое какое дело? — Вадик, как подкошенный, рухнул в кресло и вытянул ноги. — Она платит, ты снимаешь. Вот и расслабься.
— А про конкурс ты ей зачем наплел? Какой конкурс голых фоток депутатской дочке? Ты вообще в своем уме?
— Ты прям как маленький! — хмыкнул Вадик. — Вот как раз такие во все конкурсы красоты и лезут! Славы ж хочется! Еще и жюри подкупают, чтобы призовую ленточку отхватить.
— Она замуж собирается! А тут такое…
— Наивняк! Ее мужик еще и спасибо скажет! Не просто женился, а на модели. Нестандартная мисс Москва или как там они называются… И вообще, какая муха тебя укусила? Бухтишь и бухтишь. Хуже бабки моей! ПМС, что ли?
— Запарился, ясно? — Рома нагнулся, достал из мини-холодильника банку светлого нефильтрованного, открыл с аппетитным пшиком и сделал большой глоток. — Втянул меня хрен знает во что…
— В смысле?.. Я, значит, из кожи вон лезу, чтобы нам заказов выбить, а он еще и недоволен!
— Я что, железный? Столько времени с голой девушкой… В задницу такие заказы!
— Ах, вон оно что… — понимающе протянул Вадик и ухмыльнулся. — А я-то все не вкурю никак, что ты постоянно огрызаешься… И давно у тебя последний раз было?
— Причем здесь это?
— При том, брателло, при том. Тебя так плющит, что ты вон даже на нее слюни пустил.
********
Рома слегка склонил голову, не сводя с Вадика пристального взгляда.
— Что значит «даже»? — с тихой угрозой осведомился Кулешов.
— Вот только не начинай, — Вадика перекосило от раздражения. — Нимфа наша ушла, а про политкорректность будешь кому-нибудь другому втирать.
— Да чхал я на политкорректность! Ты что, слепой? Она же… — Рома подбирал слова: пусть Юна его сейчас и не слышала, язык не поворачивался сказать банальность вроде «секси» или «горячая штучка». Правда, в поэзию тоже уходить не хотелось, иначе бы Вадик забеспокоился не на шутку. — Она же реально красотка! — выдал Рома, наконец, понимая, что этот эпитет даже на десять процентов не передает той чувственной женственности, которая буквально сочилась из Юниных пор. У нее даже имя, как у римской богини. И пусть мир наводнен идиотами, включая саму Юнну, которые не могут разглядеть чистейший, первосортнейший соблазн во плоти, уж он-то, Рома, разбирается в красоте!
— У-у-у… — скептически протянул Вадик, явно не разделяя эмоций друга. — Все серьезнее, чем я думал.
— Иди ты!
— Не-не, я здесь отвечаю за твое психическое здоровье. Вот потечет у тебя чердак — и как я один со студией? Нет, спасать тебя надо, чувак. И пока тебя не прорвало от воздержания, я готов тебе помочь. Исключительно по-дружески.
Рома прищурился, оглядывая Вадика, будто впервые. Смутные подозрения шебуршились внутри, скреблись, вызывая чесотку.
— Ты на что намекаешь? — осторожно уточнил Рома.
— Как на что? — Вадик округлил глаза. — На то самое. Устрою тебе разрядку на высшем уровне.
— Угу, — Рома встал и аккуратно отошел к двери бочком, чтобы не задеть Вадика. Пустая студия, интимный полумрак, загадочные предложения… Кто-то заигрался в гея?
— Ты куда?!
— Слу-у-ушай, — Рома взялся за ручку. — Мы друзья и вообще. И по бизнесу. И с тобой классно, в смысле… Ну, ты понял. Я не гомофоб! Но блин, не могу я так… Вот если бы мог — вот с тобой бы с первым! Честное слово! А так — давай я как-нибудь сам разряжусь, окей?
— Ты что… Погоди, ты что, решил…
— И не парься, я никому не скажу!
— Кулешов, твою мать! Ты за кого меня держишь?! — Вадик выругался. — Я ему собрался девчонку крутую подогнать, а он… Как дал бы в зубы!
— Так ты не… В смысле… Ну, в плане… Не сам, что ли?!
— Лучше свали сейчас, — процедил Вадик. — Потому что я не посмотрю, что ты у нас гений! Вот и подумай, как ты будешь снимать с объективом в заднице!
Рома фыркнул, но задерживаться не стал. И вовсе не потому, что Вадик сейчас напомнил ему главного заводилу с сельского дискача. Тот самый, который после «ерша» носится по деревне с глушителем от «шестерки», как Тор с молотом. Не то чтобы Рома был трусом, но с инстинктом самосохранения был в ладах, а потому поспешил домой.
Родители о чем-то диспутировали на кухне. В семье каких-нибудь алкашей это называлось бы склокой с поножовщиной, но профессор Кулешов всего-навсего разъяснял супруге, что с ее стороны чересчур наивно принимать дешевые популистские законопроекты за попытку принести гражданам благо.
— В то время, пока эти коррупционеры упражняются в красноречии, ты позволяешь себе, как наивная домохозяйка из Моршанска, верить во всю ту ложь… — разорялся Петр Яковлевич, и Рома лихо свернул из коридора прямиком к себе в комнату, чтобы ненароком не оказаться под перекрестным огнем интеллигенции.
Удивительно: всю дорогу Рома боролся со сном, клевал носом, болтался на поручнях в метро, как умирающий дистрофик. Перезаражал зевотой весь вагон, мечтая лишь о том, чтобы поскорее вытянуться на разложенном диване и уснуть. Но стоило ему взбить подушку и накрыться одеялом, как дремота исчезла, хлопнув дверью. По венам будто кто-то пустил кофеин: мозг заработал с невиданной ясностью, напоминая о том, что именно сегодня Рома сделал неудачно во время сессии, где сглупил, отвечая Юне. И перед глазами, как в телешоу, замелькали светящиеся блоки с правильными репликами:
А) Я считаю, что фотосесия в обнаженном виде — плохая идея;
Б) Вам не стоит дарить жениху то, что он увидит и так;
В) У меня срочные дела! Простите, вернусь в пятницу.
Г) Вы слышали этот звук? Кажется, меня кто-то зовет. Я сейчас (далее — на выбор: такси, пеший кросс до «Электрозаводской», укромное местечко этажом выше или, надев сварочную маску, затеряться в цеху).
Рома упрямо тер глаза, вертелся с боку на бок, извивался, как кит, выброшенный на берег. В два часа ночи побрел в душ, где вдруг вспомнил, что так и не сделал Юне бодиарт в этническом стиле. И воображение тут же в красках живописало, как бы Рома рисовал завитушки на мягкой молочной груди.
Словом, воду пришлось сделать похолоднее, а после почитать на ночь задачник Сканави. Хватило одного уравнения, чтобы мозг сказал: «Ах, так?! Не, я — пас», — и отрубился.
Нет ничего слаще утреннего сна, и Рома решил, что позволит себе насладиться по полной, раз уж вчера так выложился. Сбегал только в туалет, с удовлетворением отметил, что еще только семь часов, и можно никуда не спешить, лег досматривать второй сон… Но мобильник из-под подушки заорал бешеным петухом. Вадик.