Снимай меня полностью (СИ)
Но Рома даже не улыбнулся. Проигнорировав кастинг, он расставил ящики в ряд, плюхнул сверху матрас и подушку.
— Если ты закончила, то ложись и выбери, кого будем копировать. Тициан или Рембрандт?
— Если ты не включишь свет, по-любому выйдет Малевич.
Рома неопределенно хмыкнул. Юна так и не смогла разглядеть, смеется он или раздражен. Поэтому, вздохнув, улеглась на ящики.
— Что дальше, гражданин начальник?
— Чтобы получился Ренессанс, нам нужен один источник света, — тоном лектора пояснил Рома. — В зависимости от того, кого ты выберешь, я его настрою. У Рембрандта свет падает слева, у Тициана — спереди. Рембрандт вроде нам подходит, но есть один нюанс. Твоя… хм… стрижка не тянет на Возрождение.
— Да ладно! У меня длинные волосы! — тут же возразила она.
Рома молчал, дожидаясь, пока она догадается, о какой стрижке идет речь.
— Ах, там… — понимающе протянула она и закинула ногу на ногу. — Да я как-то… Ирка сказала, что узкая полоска сейчас в тренде…
— Я не знаю, кто такая Ирка, но Даная про эти тренды не слышала. Конечно, я мог бы заретушировать… — Рома замялся. — В общем, с этой точки зрения нам больше подойдет Тициан. У его натурщицы нога согнута в колене, и все цивильно. Проблема в другом: у него там то ангелы, то старухи. И хрен знает, как имитировать золотой дождь.
— Золотой… — Юна так резко подскочила, что закашлялась, и слезы снова выступили на глазах. — Чего?.. — прохрипела она.
Рома осуждающе покачал головой и протянул не в меру продвинутой модели телефон с «Данаей» Тициана на экране. Юна всмотрелась в изображение: обнаженная девушка расслабленно полулежала на подушках, а сверху на нее сыпались золотые монеты.
— Ну да, я так и поняла, — смутилась Юна. — Можно и без монет, думаю. Главное воспроизвести позу. Вид у нее, конечно, слегка мутный. Ну, в смысле, если бы в меня летели куски металла, я бы поднапряглась. Но это мелочи. Значит, вот эту ногу согнуть, руку сюда… Похоже?
Рома уже собрался что-то ответить, как вдруг дверь в студию хлопнула, и на пороге показался запыхавшийся Вадик.
— Черт, и это они называют городом неограниченных возможностей! Чуть не сдох, пока достал сено! Зато два мешка, — он прислонился к косяку. — И можете не благодарить: я раздобыл визажиста. Наташа из салона красоты на втором этаже подскочит через полчасика… А чем это вы тут в темноте занимаетесь?
— Снимаем Данаю, — объявил Рома. — Выбирай, мой друг: ты за старуху или за Купидона?
ГЛАВА 8
РОМАН Кулешов
17 минут
Я давно был подписан на паблик «Снимай типа Рембрандт», где народ выкладывает фотографии в духе великих шедевров. Но самому поиграть в стилизацию как-то не приходилось. Вот, сегодня перешагнул очередной рубеж. Встречайте (слабонервных, беременных и детей просьба убрать от монитора). «Даная» Тициана. В роли Данаи — Vadim Kupriyanov.
Рома никогда ещё не проводил столько времени за фотоаппаратом. Нет, он надеялся, что однажды, когда студия раскрутится, а клиенты выстроятся в очереди, он будет снимать по десять сессий в день, а деньги хлынут, как из брандспойта. Но вот сегодня засомневался, что осилит такие радужные перспективы.
Всего одна клиентка. Всего шесть разных образов — а Роме уже чудилось, что он варится в котле с адской жижей, а черти потыкивают его вилами, проверяя на готовность. И да, Рома был готов. Не как пионер, правда, а как печально всплывший пельмень.
Интересно, чем руководствуются мужчины, которые идут в гинекологи? Может, хотят избавиться от повышенной возбудимости, выбив клин клином? Рассчитывают, что в какой-то момент им просто надоест созерцать объект своей профессии, тайное станет явным, а запретное — до скукоты доступным? Наверное, какой-то смысл в этом есть. Однако пока Рома упорно не мог понять, сколько конкретно дней, недель или месяцев понадобилось бы ему, чтобы перестать реагировать так остро на обнаженное женское тело? И не на абстрактное, а на вполне определенное.
Юна. Восемь долгих часов работы. Устали все: Вадик подрастерял пыл и желание острить, сама Юна, пусть и не просила пощады вслух, периодически бросала голодные и тоскливые взгляды на дверь. Визажистка Наташа и вовсе сбежала, едва преобразив девушку в роковую даму. Но Рома… Это была даже не усталость. Он искренне полагал, что заслужил немедленную канонизацию и нимб, самый большой и яркий из всех, что только возможны.
Он снимал девушку, один вид которой действовал на Рому, как удар электрошокера. По телу пробегали мелкие судороги, напрягались те мышцы, о которых Рома предпочел бы не вспоминать. А ведь она выкладывалась на полную, чтобы получиться соблазнительной! Стояла бы пятки вместе, носки врозь, руки по швам — он бы еще как-то пережил. Но нет же! Полулежала, бросая в объектив призывные взгляды, принимала дразнящие позы. Закусывала травинку, наклонялась, делая вид, что приваривает металлический прут, поглаживала хлыст, который неизвестно откуда приволок Вадик. Она будто разыгрывала перед ним все самые сокровенные фантазии по очереди, доводя до исступления. Теперь-то Рома знал, что чувствуют мартовские коты и почему так громко орут на крышах. Он и сам готов был взвыть, расцарапать обои и свалить через окно.
А каково было знать, что все эти снимки, все эти позы предназначены не какому-то вшивому фотографу из трущоб, а законному жениху. Скользкому типу, который и не факт, что оценит все вложенные старания. Но разве кто-то спрашивал мнения Ромы? Разве кого-то интересовало, как он медленно тлеет изнутри, заставляя себя касаться ее идеальных округлых коленок или мягких плечей, чтобы повернуть в нужную сторону и лучше поймать игру света? Хах! Как же. Он молчаливо делал свою работу, словно евнух в гареме, которому поручили втереть ароматные масла в роскошную наложницу перед тем, как отправить ее к повелителю.
Когда Юна только пришла в студию, Рома воспринимал ее как симпатичную и довольно аппетитную девушку, не более. Но часы испытания наготой и болезненного возбуждения превратили Рому в одержимого безумца. Он на себе проверил древнюю истину: «Запретный плод — сладок». Чем дольше смотрел на Юну, зная, что никогда не получит ее, тем сильнее хотел. Что-то подобное, наверное, ощущала она на диете, проходя мимо кофеен со свежей выпечкой.
— Может, все? — жалобно спросил Вадик после того, как Рома закончил сет на тему «женщина-вамп».
— Ага, пожалуйста, — взмолилась сама «женщина-вамп», совершенно выходя из образа.
Она забавно смотрелась с хлыстом, кроваво-красным яблоком — и взглядом мопсика, которого не пускают в хозяйскую кровать.
Рома вздохнул. Он чуть ли не сильнее всех хотел, чтобы пытка, наконец, прекратилась, но положение обязывало немного покочевряжиться. Мол, я тут один творческий, а вам всем только бы есть, спать и по уши увязнуть в этом материальном мире.
— Ладно уж, — якобы нехотя отозвался Рома. — Отдыхайте. Продолжим завтра…
— Завтра я не могу! — торопливо возразила Юна. — У нас дегустация тортов, потом флорист, а еще у меня консультация перед экзаменом… И вообще, по-моему, шесть образов — нормально. Будет календарь на полгода…
Рома скривился, всем своим видом показывая, что уж ему-то ясно, кто здесь слабак. Неопределенно пожал плечами: делайте, как хотите.
— Юночка, ты еще подумай, — вмешался Вадик. — У тебя природные задатки. Я даже без ретуши вижу, что это восторг. Тебе бы в модели…
— Шутишь? — раздался Юнин голос из-за фотофона, и спустя несколько мгновений она выглянула, застегивая блузку.
— Вот! Переодеваешься, как пожарник! — Вадик развел руками. — Сам Бог велел. А что? Сейчас большой запрос на плюс-сайз. Бодипозитив — новый тренд.
— Все равно, — она качнула головой и взялась за сумочку. — Не мое это…
— А вот это ты зря! — горячо возразил Вадик. — Сейчас как раз конкурс проходит на лучшее фото девушки… Ну, с формами.