Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века
В начале 1989 года мне сообщили из КГБ, что в МИД поступила дарственная от моего отца в пользу сестры на нашу дачу в поселке Валентиновка. Правда, отец в ней указывал, что я имею право проживать там. Однако я знал — это не имело юридического значения, и я в любой момент могу лишиться дачи, которую нам оставили, как я уже отмечал ранее, благодаря моему предложению КГБ конфисковать деньги с одной из сберкнижек вместо дачи. Мне подсказали написать официальное письмо на имя начальника консульского управления МИДа СССР, в котором указать, что я возражаю против официального заверения дарственной министерством. Через некоторое время я получил отказ на мою просьбу, подписанный начальником управления. Было ясно, что подобное решение не могло быть принято без санкции Шеварднадзе, и оно было продиктовано политическими соображениями, которыми всегда руководствовался министр. Он, как известно, пользовался большой популярностью на Западе, и особенно в США, не хотел ее терять даже по частному, незначительному вопросу. Я снова обратился в КГБ, но мне ответили: «Мы не в силах что-либо сделать. Кто мы по сравнению с тем, кто принял подобное решение?» Я сильно обозлился и перестал просить помощи от этой организации.
Но видимо, они были правы. Когда председатель КГБ В.А. Крючков обратился к М.С. Горбачеву с просьбой расследовать вопрос о возможном сотрудничестве «архитектора» перестройки А.Н. Яковлева с ЦРУ (в КГБ имелась определенная соответствующая информация), то Горбачев, смутившись, предложил Крючкову поговорить об этом с самим Яковлевым. Однако вполне возможно, что серьезного компромата на Яковлева вообще не существовало. Контрразведчик А.А. Соколов пишет: «С 1989 года в КГБ стала поступать новая информация от надежных источников о связи Яковлева с американскими спецслужбами. В частности, была получена стенограмма, датированная маем 1978 года, беседы посла СССР в Канаде Яковлева с одним из членов канадского правительства, из которой видно, что посол полностью одобрил бегство к американцам в 1978 году заместителя представителя СССР при ООН Аркадия Шевченко». Да, действительно «серьезный компромат». Кстати, отец никогда не был заместителем представителя СССР, а являлся заместителем Генерального секретаря ООН. Свое мнение по поводу того или иного поступка имеет право высказывать любой человек, и это никак не может рассматриваться как сотрудничество со спецслужбами. Интересно, что Ю.В. Андропов не доверял Яковлеву. Как вспоминает Ю.И. Дроздов, Андропов сказал одному из своих помощников: «Яковлев слишком долго пробыл за рубежом, в капиталистической стране, и внутренне переродился». А бывший председатель КГБ В.А. Крючков, который был близок к Андропову, вспоминает, что Андропов в разговоре с ним бросил такую фразу: «Яковлев же просто антисоветчик!» Не случайно он стал членом ЦК КПСС только при М.С. Горбачеве в 1986 году.
Генерал-лейтенант КГБ в отставке Н.С. Леонов вспоминает в своей книге «Крестный путь России»: «Меня, как молния, поразила весть о том, что на наш этаж пришла комиссия в составе О. Калугина, Г. Якунина и группы американцев, которые ищут какие-то документы. Выйдя из кабинета, я действительно увидел вальяжно шествовавших триумфаторов. И сразу предупредил их, что в свой кабинет не пущу и служебную документацию буду защищать в соответствии с уставом. Группа прошествовала мимо». Наверняка не все продемонстрировали столь мужественную позицию, как Леонов, учитывая, что эта группа действовала с санкции В.В. Бакатина (он сразу получил в КГБ прозвище Баба Катя), назначенного Горбачевым новым председателем КГБ, прославившемся тем, что он выдал американцам (по устному распоряжению Горбачева!) секретные материалы КГБ об установке аппаратуры подслушивания в новом здании посольства США в Москве. Они этого не оценили и не указали на места размещения подслушивающих устройств в нашем посольстве в Вашингтоне. Кроме того, Бакатин выдал американцам сорок дел оперативного наблюдения и учета за западной резидентурой в Москве. Кстати, как пишет бывший начальник Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка), генерал-лейтенант в отставке Л.В. Шебаршин, О. Калугин был главным тайным советником Бакатина, и последний сопровождал своего бывшего советника во время их частной поездки в США. Как я уже отмечал, в 2002 году Мосгорсуд приговорил Калугина заочно за измену родине так же, как и моего отца, правда, уже не к высшей мере наказания, а к пятнадцати годам лишения свободы. Пути Господни неисповедимы! «Демократы» вообще смертную казнь отменили, даже для серийных убийц, рассчитывая получить подачки от объединенной Европы. Однако даже в США в большинстве штатов эта высшая мера наказания для особо опасных преступников применяется.
Генерал КГБ в отставке В.С. Широнин высказывает предположение о связях Шеварднадзе с ЦРУ. Другой контрразведчик, генерал КГБ в отставке Р.С. Красильников отмечает: «Прозападный, русофобский шлейф протянулся от тех времен к действиям президента Грузии, и не в последнюю очередь к проводимому конъюнктурному сближению с Вашингтоном, в частности приглашению ЦРУ для защиты собственной персоны. Ничего удивительного в том, что в Лэнгли поспешили создать в Грузии резидентуру ЦРУ». Красильников также подчеркивает, что агент ЦРУ Фредди Вудраф был направлен в 90-х годах в Тбилиси, чтобы помочь Э. Шеварднадзе удержать власть в беспокойной закавказской республике, а заодно организовать разведку с территории Грузии против России. Как справедливо отмечал бывший заместитель Андропова Ф. Бобков, Шеварднадзе, будучи еще на посту министра иностранных дел СССР, вообще избегал разоблачать деятельность ЦРУ и других иностранных разведок против Советского Союза.
Неудивительно, что в марте 2003 года Шеварднадзе одним из первых поддержал агрессию США против Ирака.
В Верховном суде СССР мне сказали, что могут конфисковать паевой взнос дачи, но подтвердили, что в данном случае не было никакой стопроцентной гарантии нашего принятия в члены кооператива, хотя мы и имели на это преимущественное право. Я смирился с решением министерства заверить дарственную отца и не стал рубить «сук, на котором сам сидел». Через несколько месяцев сестра стала членом дачного кооператива. Тогда его председатель Ю.Н. Ефимов сказал ей с юмором: «Ты теперь домовладелица». Мы продолжали вместе жить на даче каждое лето вплоть до августа 1994 года, когда сестра продала ее одному из членов совета директоров ЛогоВАЗа (главой фирмы был Б.А. Березовский). Среди потенциальных покупателей нашей дачи был известный писатель-историк Э. Радзинский. Он приехал осматривать дом и участок на новой иномарке с симпатичной девицей, которая была в два раза моложе его и выше на целую голову. Несколько раз срабатывала сигнализация, установленная на его машине, и писатель проверял, не украли ли его автомобиль. Но видимо, дача не подошла ему или цена показалась слишком высокой.
В 1987 году я опубликовал в издательстве «Наука» свою первую монографию на тему «Международно-правовой режим нераспространения ядерного оружия». Ответственным редактором был профессор, доктор юридических наук В.И. Менжинский. К сожалению, мне приходилось скрываться под фамилией Осипов Г.А. (фамилия жены Нины) вплоть до 1990 года, когда я наконец восстановил фамилию и отчество. После опубликования книги я уже имел право на получение должности старшего научного сотрудника. В Институте государства и права существовала такая практика: даже после защиты диссертации, чтобы получить эту должность, необходимо было проработать десять лет или опубликовать монографию. Разница в зарплате младшего научного сотрудника, кандидата юридических наук и старшего научного сотрудника, имевшего такую же ученую степень, была существенной. Первый получал 175 рублей, а второй — 300. В 1988 году я стал старшим научным сотрудником.
Однако, несмотря на перестройку, у меня возникали проблемы с опубликованием очередных книг. В то время наш сектор подчинялся заместителю директора института, доктору юридических наук, профессору В.С. Верещетину (Паламарчук дал ему прозвище Веревкин), который впоследствии стал членом Комиссии международного права, сменив Н.А. Ушакова, а затем членом Международного суда ООН. Верещетин учился в МГИМО примерно в то же время, что и мой отец, и был очень осторожным человеком. Он потребовал от меня получения положительного отзыва в МИДе СССР на рукопись моей второй монографии «Международно-правовые проблемы контроля за ограничением вооружений и разоружением». С большим трудом я добился нужного отзыва от заместителя заведующего Отделом международных организаций Р.М. Тимербаева, который ранее защитил на эту тему диссертацию на соискание ученой степени доктора исторических наук. Уж очень не хотелось ему давать такой отзыв. Тем ценнее было одобрение моей рукописи. Верещетин был доволен. А то вдруг я напишу в своей книге что-нибудь крамольное. Ответственным редактором моей второй книги был заведующий сектором по вопросам атомного права института, заслуженный юрист РСФСР, доктор юридических наук, профессор Абрам Исаакович Иойрыш, которому я очень обязан за многие годы нашего плодотворного сотрудничества. В то же время я столкнулся со сложностями в поисках солидного рецензента моей рукописи. Снова помощь пришла от КГБ СССР. Моим рецензентом стал заслуженный деятель науки РСФСР, доктор юридических наук, профессор Григорий Иосифович Морозов. Он был первым официальным мужем Светланы Аллилуевой, дочери И.В. Сталина. У них родился сын. Сейчас он профессор, доктор медицинских наук. Однако Сталин даже не пожелал познакомиться со своим зятем и недолюбливал его за то, что он был евреем. Г.В. Костырченко пишет в своей фундаментальной книге, что Светлана Аллилуева весной 1944 года вышла замуж, не спросив совета у отца, за студента Московского института международных отношений Г.И. Морозова. «Светлана и этот еврейский юноша, ставший впоследствии ученым-юристом, когда-то учились в одной школе. Сталин, как и следовало ожидать, не одобрил этого брака, правда, и не препятствовал ему. Затаив неприязнь к зятю, он отказался от знакомства с ним и, запретив молодым жить вместе с ним в Кремле, предоставил им квартиру в жилом доме Совета министров СССР на Берсеневской набережной». В мае 1947 года они развелись. Однако, как пишет далее Кос-тырченко, официального развода не было. Просто Морозова выставили из квартиры в Доме на набережной, отобрали в милиции паспорт со штампом о регистрации брака и выдали новый, чистый. В отличие от первой любви Светланы, драматурга А.Я. Каплера, которого выслали на пять лет в Воркуту, Морозова не сослали в лагерь и не посадили в тюрьму. Сталин придумал для него другое наказание: распорядился, чтобы его нигде не брали на работу. Бедняга зарабатывал на жизнь статьями, которые публиковались под псевдонимом. Мой отец писал в своей книге, что Морозову также тайком помогали бывшие сокурсники. После смерти Сталина Морозов стал профессором МГИМО, а затем заведующим отделом элитного Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) Академии наук СССР. Этот институт лишь формально был под эгидой академии, а на самом деле он подчинялся ЦК КПСС и работал в основном на Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова, а затем М.С. Горбачева. Ранее директором института был член ЦК КПСС, академик Н.Н. Иноземцев, а в 1983–1985 годах директором института стал будущий «архитектор» перестройки А.Н. Яковлев.