Великий и Ужасный 3 (СИ)
Мы въехали в туннель, и по обеим сторонам замелькали яркие флюоресцентные полоски. Машин было немного, так что я рискнул поддать скорости. Под гнетом сотен и тысяч тонн горных пород мне было неуютно. Мы, уруки, всё-таки любим простор, хотя и мрачные подземелья нам тоже могут быть как дом родной, но… На свежем воздухе всё-таки как-то привычнее.
— Когда дружинники Жегулиных начнут крутить тебе локти — эти вопросы будут волновать тебя практически никак, — почесал подбородок музыкант. — Ну, и меня вместе с тобой тоже скрутят. И мелкого этого.
— У тебя в штанах — мелкий! — тут же огрызнулся Кузя. — Я компактный!
— Ша! — сказал я. — В земщине я находиться имею право. Документы в порядке. Живой видеорегистратор — тоже. Сам ни к кому лезть не собираюсь, но и от плана отступать — тоже. В конце концов, наше гастрономическое турне — лишь одно из многих и многих будущих вторжений ордынской шаурмы на просторы вселенной! Пусть привыкают к черным фургонам с Белыми дланями на бортах!
Отступать из-за мифической опасности со стороны неведомых мне Жегулиных? Ну, нет! Я, скорее, проезжая мимо их пограничных постов (или что там еще может быть?), неприличные жесты показывать и рожи корчить стану, чтобы они пару убогих самоубийц по мою душу прислали. А то ведь скучно ехать!
* * *— Показал! Скорчил! — радостно заявил мне Кузя. — Их аж перекосорезило! Стоят, понимаешь, с такими лицами, как будто в штаны наклали!
— Что скорчил? — выпучился на гоблина я. — Кого показал?
— Рожу! И жопу! — гоблин аж подпрыгивал на одной ножке от возбуждения.
— Какого хрена? — удивился я.
— Ты ж сам сказал! А потом не стал показывать! Ну, я в окно и…
— Я-а-а-а? — удивлению моему не было предела.
— Ты, ты. Сказал, что скучно ехать! — закивал гоблин.
— Было, было, — подтвердил Скороходов. — Я даже хотел попросить, чтоб ты меня высадил в городе, потому что ну нафиг. Но ты спокойно проехал мимо сторожевого поста, так я передумал.
— Ять! — я на секунду прикрыл лицо ладонью.
Чертова привычка размышлять вслух! Она сведет меня в могилу! Да еще и Кузя этот — идиот самый настоящий. Всё-таки мы, орки — зловредный народ, этого не отнять…
— К черту! — в душе поселилось некая бесшабашная веселость. — Как будет — так будет. Если дружинники решат, что мелкая гоблинская жопа стоит их внимания, что ж… Пускай, пускай. Но и задерживаться не будем. Заберем мясо и кофе, расплатимся — и сваливаем. Тебя, Демьян, могу высадить, никаких вопросов. Ты тут ни при чем.
— Ну, нет! — замотал головой бард. — Они потом записи с камер поднимут, увидят, из какого фургона я вылез — и точно замордуют.
— Смотри сам, — пожал плечами я.
Насколько я мог понять — для этого лже-Демьяна Скороходова ситуация тоже была неожиданной. Вряд ли он был в сговоре с этими Жегулиными. Если я правильно себе представлял, кому именно пришло в голову поиграть в странствующего музыканта — то он и так мог бы доставить мне массу проблем. Например, сунуть какую-нибудь бомбочку под сиденье, отойти пописять, и всё — адью, гудбай, ауфвидерзеен. Ни меня, ни Кузи, ни фургона. Но он, похоже, забавлялся. Прикалывался. Что ж, я — тоже. Мне было любопытно наблюдать за ним, да и музыку он играл качественную, и здешнюю и тамошнюю. Честно говоря, меня так и подмывало взять у него гитару хоть на пять минуточек — я умел даже немного больше, чем три блатных аккорда, и, хотя пение никогда не было моим коньком, речитативом что-то изобразить мог, но… Во-первых, урукские лапы как угодно могли себя повести с такими тоненькими струнами и таким хрупким грифом. А во-вторых — сорвался бы на гроул, дети бы на три версты окрест рыдать начали! Хотя… Есть ведь еще Высоцкий! Вот его гроулом, пожалуй… Хотя — при всем уважении к Владимиру Семеновичу, как попаданец — не имею права. Ибо — зашквар!
— Приехали! — ткнул пальцем в вывеску с лапчато-пернатыми птичками Кузя. — Вперед, за мясом!
— Ты пойдешь со мной, — сказал я гоблину. — В данной ситуации оставлять тебя на улице было бы опрометчиво. А ты, Демьян, если не тяжко — постой тут рядышком, посмотри, чтобы никакая падла в машину не залезла. Кричи, если что.
— Нет проблем! — сказал Демьян. — Вон, лавочка удобная. Даже посижу, а не постою…
И первым вышел на улицу, прихватив гитару. Хлопнул дверью, сделал несколько шагов до лавочки и уселся там с самым безмятежным видом, и принялся наигрывать что-то, перебирая струны. Это, наверное, смотрелось бы нормально в Сан-Себастьяне, в Москве там, или даже в Гадомысе. Но тут…
Что такое Псекупс? Я, кажется, проезжал мимо него на Земле, но толком не рассмотрел из окна поезда. А тут это была железная дорога, одноименная река, автомобильная дорога — тот самый великий тракт, с которого мы съехали, и одна-единственная улица, примерно на сотню домов. Даже не городок — поселок, как в американских фильмах про ковбоев. Тут был салун — то есть кафе-бар, церквушка, почта, школа, парикмахерская и — пункт самовывоза «Гуси-Лебеди». Работали люди или на железной дороге, или — вокруг обслуживания дальнобойщиков и прочих автомобилистов. Мойка, шиномонтаж, автосервис, дорожный ремонтно-строительный участок. Райский, наверное, уголок, в котором незнакомый волосатый парень с гитарой — как прыщ на лбу. Вроде бы дело естественное и нестрашное, но в целом непонятное, неуместное и неприятное.
А потом вышли мы — Пат и Паташон, чтоб меня, Штепсель и Тарапунька. Дон Кихот и Санчо Панса! Вот тут окна и начали хлопать, только я понять не мог — народ на нас посмотреть хотел или, наоборот, закрывался от возможной беды?
В «Гусях-Лебедях» было как… Как в любом заведении подобного рода. Стойка с администратором, на стойке — вазочка с дешевыми леденцами. Дверь на склад на заднем плане, какие-то примерочные, пара лавочек с мягким обдрипанным покрытием, пара зеркал со сколами на краешках. А еще — каталоги с товарами, целые стопки. Бумажные! Получается, не всякий житель земщины был настолько состоятелен, чтобы позволить себе выход в интернет? Приходили вот, рассматривали, заказывали. Прямо сейчас пара теток самого затрапезного вида перелистывали шуршащие странички, но, завидев меня с Кузей, тут же как-то сдавленно взвыли и, подобрав юбки, рванули наружу.
Девочка-администратор лихорадочно застегивала и расстегивала пуговичку на воротничке.
— Здравствуйте, — очень вежливо проговорил я. — Мы пришли за мясом.
Девушка хлопнулась в обморок.
* * *У них горели кулаки, и волосы — тоже. Картина была, конечно, впечатляющая. Трое мужчин вышли из бронированного внедорожника — и загорелись. Чисто — призрачные гонщики, Николас Кейдж курит в сторонке!
— Цып-цып-цып, — прогудел один из них. — Иди сюда, зверушка, я сделаю из тебя шашлык.
И поманил Кузю огненным пальцем. Я шагнул вперед:
— Вот что, ребята! Гоблина я вам не дам!
— Вы только посмотрите: еще один орк! Везет нам, Гаврила! — проговорил другой. И поманил меня пальцем — Ты тоже — цып-цып-цып.
— Крупненький! — третий выглядел самым опасным: смуглый, со злым колючим взглядом, подвижный.
Он был опасным настолько, насколько эти дружинники Жегулиных вообще казались опасными. По сравнению с нукерами Келбали-Хана, младшей дружиной Ермоловых, или — с наемниками Паскевичей-Эриванских эти смотрелись откровенно тускло. Скорее они походили на тех лиходеев из Гадомыса — Арсена сотоварищи. Джинсы, кожанки, бронежилеты, штурмовые винтовки — это все казалось каким-то старым, потертым, неухоженным. Ботинки вон грязные по самую шею. Но огонь — да, огонь внушал. Хотя, насколько я понимал, в земщине с такой хренью вообще светиться не стоило. Вот и местный шериф в серой форме и кепи торопился к нам, поправляя под пузом кобуру с пистолетом. «Вооруженная милиция поселка Псекупс», наверняка! Или что-то типа того.
— Господа, господа! — зачастил он. — Не стоит обострять здесь, на улице… Ну, заехали эти нелюди туда, куда не следует, ну…
— Этот мелкий оскорбил нас, — заявил тот, у которого волосы горели сильнее всего. Большой, тучный парень с двойным подбордком по имени Гаврила. — Он поплатится.