Поэты 1790–1810-х годов
23Вот Грузинцев, и в короне,И в сандалиях, как царь,Горд в мишурном он хитоне.Держит греческий букварь.«Верно, ваше сочинение?» —Скромно задал я вопрос.«Нет, Софоклово творенье», —Отвечал он, вздернув нос.24Я бежал без дальних споров.«Вот еще», — сказали мне.Я взглянул: Максим НевзоровУглем пишет на стене:«Если б так, как на Вольтера,Был на мой журнал расход,Пострадала б горько вера:Я вредней, чем Дидерот».25От досады и от смехуУтомлен, я вон спешил,Горькую прервав утеху,Но Смотритель доложил:«Ради вы или не ради,Но указ уж получен:Вам нельзя отсель ни пяди».И указ тотчас прочтен:26«Тот Воейков, что ДелиляСтоль безбожно исказил,Истерзать хотел „Эмиля“И Вергилию грозил,Должен быть как сумасбродныйВ цепь посажен в желтый дом;Темя всё обрить сегодняИ тереть почаще льдом».27Прочитав, я ужаснулся,Хлад по жилам пробежал,И, проснувшись, не очнулся,И не верил сам, что спал.Други, вашего совету,Без него я не решусь:Не писать — не жить поэту,А писать начать — боюсь.Ниже приводятся наиболее значительные варианты, встречающиеся в ряде списков.
Строфа 4, ст. 5:
О Каверин, долг романамИли:
Карамзин! О, долг романамСтрофа 12, ст. 1:
«Пушкин, ты?» — к нему вошедшиВ некоторых списках отсутствуют: строфа 16, ст. 5–8 в строфе 19 и ст. 1–4 в строфе 20, а после строфы 24 введены:
Слог мой сладок, как микстура,Мысли громки без ума,Толстая моя фигураТак приятна, как чума.В одном из списков (ЦГАЛИ) имеются строфы, которые могут быть отнесены лишь к промежуточным редакциям 1815–1816 гг. и в рукописных копиях встречаются очень редко:
Вот и Герман, весь в чернилахПишет план воздушный свойИ толкует, как в горнилахПлавят золото с сурьмой.И тогда же, в исступленьиБросив свой мундир в камин,Он хохочет в восхищены!И шагает как павлин.Но, узрев меня, несчастныйСделал два раза прыжок,И запел он несогласно:«Гибельный, жестокий рок!Так иду на поле славы,Но в карманах пустота;О, гусары величавы!Я их строев красота!»РЕДАКЦИЯ 2
(1818–1822)
Вошли строфы, соответствующие строфам 1–14, 17–29, 31, 35, 38, 40 автографа ГПБ, и строфы 19–21, 26 первой редакции. Строфы 8, 9, 12 автографа ГПБ имеют следующие варианты. Строфа 8, ст. 1–4:
Заподжарив, так и съел быИ родного я отца.Что ми дасте? Я поддел быВам небесного творца.Строфа 9, ст. 6–8:
Как Содом в грехах весь свет,А всему Невтон виноюИ проклятый Архимед!Далее в ряде списков следует четверостишие:
Локк запутал ум наш в сети,Геллерт (Галлер) сердце обольстил,Кантом бредят даже дети,Дженнер (Дрекслер) нравы развратил!Строфа 12, ст. 5–8:
Видишь, грамоте не знаю,Не учился, не читал,А россиян просвещаюИ с звездою генералПосле строфы 21 первой редакции следует текст:
Вот наш Греч: рукой нескромнойЦелых полго́да без сна,Из тетрадищи огромнойМоряка ГоловинаОн страницы выдираетИ — отъявленный нахал —В уголку иглой вшиваетИх в недельный свой журнал.РЕДАКЦИЯ 3
(1826–1830)
Вошли строфы, соответствующие строфам 1–29, 31–35, 38–40 автографа ГПБ, и строфы 19–21 первой редакции.
В ряде списков строфы 11–12 читаются в сокращенном виде, три строфы, посвященные Станевичу, часто заменяются одной — первой (см. строфу 29 автографа ГПБ).
Строфы, не вошедшие в автограф ГПБ и предыдущие редакции:
34Вот на яицах наседкойСидя, клохчет сумасбродИ российские заедки —Мак медовый он жует;Вот чудак! Пред ним попарноС обезьяной черный котИ советник титулярныйС куклой важно речь ведет.Или
Вот на яицах наседкойСидя, клохчет сумасбродВ самом желтом доме редкой!Перед ним кружится кот,Кукла страстно водит глазки,Обезьяна скалит рот —Он им сказывает сказкиИ медовый мак жует.