Охота на магов: путь к возмездию (СИ)
— Что с тобой? Поднимись немедленно, нельзя позволять себе такую низость, — парень потянулся к ее локтю, обхватил, но поднять на ноги не удалось: Амеан упрямо сидела на месте, непонятливо хлопала мокрыми ресницами и глядела нежно, точно была намерена сотворить что-то. — Розалинда, зачем же так? Это не стоит, совсем не стоит того, что ты делаешь! Поднимайся, прошу… — пробормотал он в жутком смущении: коленки дрожали, в глотке будто застрял камень, грудь тяжело вздымалась. Хоть он и знал, как лестно видеть перед собой свою подругу, целующую его с самым сокровенным чувством, но зачем же на колени?
— Да какая тут низость? Если б мы не были знакомы так давно, то да: я посчитала бы себя распутницей и совратительницей. Но в этом же нет ничего такого… плохого! Это чувства! Светлые, без пошлости. А тебе что, неприятно? — не выпуская его руки, она засмеялась, ужасно краснея, не стыдясь нисколько. — Или все хорошо? Смотри… только честно. Что, меня стесняешься?
— Нет, нисколько, — Филген совсем потерялся. Улыбнулся на ее смех, но та сделалась вдруг серьезной. — Прости, если что-то не так, просто… ужасно глупо. Ты не такая, а я себя не должно повел. Нет, мне очень приятно! И ты сделала меня чуточку счастливее, у меня никогда не было такого, — прошептал он торопливо, краснея еще больше. — Я не должен был убирать руку, оно само… рефлексивно. Ах, боже, ты простишь меня? Заставил тебя подумать о таком унижении — оно глупо, слишком глупо!
— Милый ты мой Филген… — она поднялась и прошептала на ухо. — Прощаю тебя, и ты меня обязан простить. Тебе нехорошо, а я с поцелуя лезу. Достойна ли? — в глазах ее проскочила игривая искра. — Или волнуешься, что кто-то подглядывает или подслушивает? Нет никого. И никто не смеет. Даже если и увидит кто-нибудь, то что с того? Отгони эти мысли, не нагружай себя. Ты удивительно хорош, прекрасен… И не такой беленький, как кажется. Это только со стороны так видно, а потом подумаешь, и у тебя грешки есть. Всегда так думаю: и днем, и ночью. Ты мне нравишься такой, и сейчас…
— Знаешь, Розалинда, — на выдохе сказал он. — Это до того неожиданно, что думаю, ты шутишь. Это же не так? Ты серьезна? Но смеешься. Я бы хотел нравиться тебе всегда. Не мучай меня, скажи только: серьезно или нет?
— Еще как серьезно! — выплеснула с новой волной смеха: слезки прыснули из глаз. — А то, что не веришь, оно и понятно. Хочу, чтобы все было серьезно, даже это! — она все еще стояла на коленях, стискивая его вспотевшую ладонь. Вдруг нагнулась, поглядела в упор и поцеловала его в самые губы. Поцелуй мгновенный, совсем невинный, но бесценный! Она, озорница, быстро отпрянула, и приложила одну руку ко лбу.
— Я ужасно счастлива! — вновь пролепетала Розалинда. — О, не смотри на меня так! Я осознаю… Ничего не говори. Обязательно уедем! Так, что делать будешь? Филген, ответь, пожалуйста.
Он только после услышал эти слова, как бы вспоминая. Смотрел на нее в забытье, на ее раскрытые, дрожащие губы, на бегающий взгляд, и то мимолетное прикосновение особо сильно ощущалось, точно призрачное, неуловимое. Сглотнув, юноша мотнул головой в сторону, заглядывая за ее плечо: дверь чуть приоткрыта. Никаких звуков не доносилось, или до того завлеклись они, что все постороннее стало незначащим? Ему до безумия хотелось верить в первое, внушить себе, что все это фантазия, а поцелуй — наяву. Проскользнув между колен, Розалинда опустила голову на его трепещущую грудь: покрасневшие губки ее растягивались с каждым стуком разрывавшегося сердца. Теперь вся скорбь, сожаление и унижение опустились в бездонную яму, придавленные самыми чувственными и спокойными мгновениями. Так легко и свободно… «Что это за успокоение такое? — задавался он вопросом, запуская пальцы в ее волосы. — И чем заслужил? Пролил слезы, и будто заставил. Даже стыдно теперь спрашивать. Пусть так и будет. Всегда».
— Вижу, как ты меня любишь, — сказал он счастливо. — Но к чему тогда тот побег? Зачем разводить такой скандал? Мы ведь могли и так…
— Не могли, — прервала его Розалинда. — Никак не могли. Дарья бы тогда вечно следила за мной, запирала меня, даже если бы мы стали супругами. А я хочу путешествовать, не хочу сидеть в четырех стенах. Хочу, наконец, найти ее. Вы — самые лучшие! Мне повезло, что я встретила таких людей, которым я нужна.
— Кого — ее?
— Афелису. А я тебе не говорила? — чуть приподнявшись, она задумалась и провела пальцем по щеке. — Нет, по-моему. Не могу собраться… Ну, хорошо будет, если ты ее узнаешь! Я тоже хочу с ней опять познакомиться. За пять лет люди ведь сильно меняются?
— Должно быть, сильно, — мальчишка прижал ее за затылок и сглотнул в нараставшем смущении. — Но кто это? Твоя давняя подруга? И почему вы так разлучились?
Прежде она думала, что разговаривать о прошлой жизни будет в тягость, и неизвестно, удастся ли ей сдержать эмоции. Теперь же, рассказав все наскоро, но подробно, чувствовала себя освобожденной, точно многолетние оковы спали разом. Филген слушал ее, не прерывая, гладил по волосам, смотрел прямо, не стесняясь; понимая, насколько ей это важно. «Теперь я все высказала. Он все знает. Знает обо мне то, что скрывала. То, что я маг, о моих чувствах… Все знает, — думала она в воодушевлении. — Мы и впрямь близки. Хватит всяких стеснений, но, кажется, Филген от них сразу не избавится. К сожалению».
— Я так и думал, что это кто-то из общества магов, — сказал по окончанию ее рассказа. — Так приятно слушать о такой преданной любви. Она действительно хороший человек. Но прежде я придерживался убеждения, что только влюбленный не видит недостатков. И ты вправду не знаешь, где она сейчас?
— Нет! Нисколько. Нет ни единой зацепки. Царица говорит, что сейчас опасно везде, лучше не выезжать, что лучше оставаться здесь, в замке. Особенным гостям всегда рады — вот как! Но я не по приглашению, а по воле судьбы особенной как-то стала. Нужно что-то делать. Наверняка она знает больше, просто не доверяет мне вполне. Тебе говорили что-то? Мне это, как никогда, важно. А вдруг наврали? — шептала она, оглядываясь каждый раз на дверь. — Сейчас все подделывают, и письма… Мне почему-то верится в это. Но все равно, как я теперь рада, что хоть слово о ней смогла вытрясти! — вскричала Розалинда, совсем изменившимся тоном, прогнав слезы, так что лишь мокрые следы остались на щеках. Тут-то и случилась перемена, которая застала Филгена в большом удивлении: вместо плакавшей девочки, захлёстанной чувствами, вдруг появилась владеющая собой и чему-то чрезвычайно обрадовавшаяся девушка. — Я говорю так, что скучаю, а сама, видно, обманываюсь. Столько лет… столько лет… Все в пустую. Знаешь, что со мной творилось? Жуть — вот что! Это хорошо стало, что свыше тебя мне послали, еще и как жениха. Точно убежим куда-нибудь. В заморские страны! Уедем, оставим все… Ну, а с поцелуями мы еще подождем. Мы слишком молоды, и оба этого не умеем. Ты до сих пор так взволнован! Так нельзя — нервы себе портить.
— Я не порчу ничего, — пробубнил Филген в умилении. — Но идея странная. Подождем все-таки. Царица не зря говорит остаться. Прислушайся к политическому лицу, они знают куда больше, чем обычный народ. И если я вправду себе нервы порчу, то мне в радость!
— Ну-ну! Это плохо, как дальше жить будешь?
— С расстроенными — счастье! Если оно так выглядит, я согласен жить так, — тихо смеялся он, встречая ее упрекающий взгляд. — Что, Розалинда? Ты свои тоже в порядке держи. Молода для таких дел. А что нам, только возраст мешает? Осталось годика два, может и три. И что-то поменяется? Будем такими же до лет тридцати. Если разлучимся, то встретимся через лет десять, и узнаем себя, вновь подружимся и полюбим. А если минует пятнадцать, то вряд ли… Не поймем мы друг друга.
— Почему же разлучимся? Что может случится? Филген, ты несносен… Понимаю это хорошо. Так скажи: почему? — спросила она, заметив чужую улыбку. — Еще и улыбаешься. Я целовала тебя, и еще захочу. Так что же мне? Буду сдерживаться, раз положено! И, наконец, хочу лишиться тех недоразумений. Пожалуйста, выпроси милость Царя и не выезжай из замка. Вдруг еще что-нибудь случится? Боюсь я за тебя. И тогда боялась. Помнишь ту ночь? Конечно помнишь, а я особенно… Не спалось тогда. Хотела к тебе прийти, посмотреть: спишь, аль нет?