Приманка для демона (СИ)
— Рен, пожалуйста, не надо… — молила я, пока он заковывал и вторую руку. Слезы снова потекли градом. Почему я так боялась, ведь еще ничего страшного не произошло? Но его энергетика приобрела чужие оттенки — мрачные, давящие, неуютные.
Он взялся за цепь и потащил меня за собой. Я вяло перебирала босыми ногами по прохладному полу. Решил подцепить меня к тем самым карабинам, что свисали на крупных звеньях с потолка? В прошлый раз он делал спектакль для Германа, будто больно меня истязает, а теперь зачем, когда все окна наглухо закрыты?
Не знаю. Не хочу знать! Я никак не могла унять в теле дрожь, словно стояла не в душном помещении летом, а на промозглом воздухе зимой.
Не ошиблась. Он поднял высоко мои руки и пристегнул к карабину цепочку, соединяющую кандалы.
— Рен, не нужно меня наказывать. Ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо, верно? — говорила ему в спину, он снова склонился над столом и что-то перебирал. — Лучше… лучше сделай монстра! Мои выводы были правда поспешными!
Он вмиг оказался рядом со мной.
— Поздно, я уже придумал наказание. А ты слишком шумишь и сбиваешь меня с мысли! — Рен схватил меня за подбородок своей грубой каменной рукой и больно надавил на желваки. — Открой рот!
Я послушно разомкнула челюсти — другого выбора нет, он бы сломал мне их! — и Рен впихнул мне в рот скомканную тряпку. Я протестующе замычала, на что получила шлепок по обнаженной ягодице.
И не рискнула больше издавать ни звука. Потому что одно дело, когда по заднице шлепают ладонью, и другое — каменной кистью. Будто капот машины в ягодицу вписался. Оглушающе больно.
Тряпка быстро намокала от слюны. Я не пыталась ее вытолкнуть, все равно у меня не находились здравые идеи, как образумить демона. И можно ли? Что, если его безумие будет только расти и единственным выходом окажется вынуть из него дар, отнять мечи и отдать демонам, чтобы забрали его в Скиалир?
Рен взял со стола тонкую палку, по размеру как указка. Он ведь не будет меня бить?! Он не настолько сошел с ума? Или уже настолько? Я попятилась, но цепи, державшие руки высоко поднятыми, не давали далеко уйти. Все, что мне оставалось, это судорожно мотать головой со стороны в сторону.
Он присел у моих ног, провел концом указки по голени, а затем замахнулся — и я в последний момент успела отскочить. Палка лишь просвистела в воздухе. Рен снова замахнулся, целясь по моей стопе, я резко отвела ногу назад, а он решил ударить по второй.
Указка гонялась за моими ногами, вынуждая меня вертеться, крутиться, отпрыгивать, невольно дергая кандалы, которые стирали кожу на запястьях. А Рен забавлялся. Он посмеивался, наблюдая за моими муками. Если бы захотел, то легко попал указкой по ноге. Но от этого он не рассекал воздух слабее. И двигайся я чуть не так шустро, точно бы заработала десятки синяков.
Прыгая под его смех, я чувствовала, как что-то нежное, теплое, едва зародившееся, умирает в моей груди с истошным плачем. Себе я не разрешала плакать, изо всех сил сдерживала слезы, ибо они помешают мне видеть, куда норовит ударить указка.
В дверь заколотили. Герман? Я воспрянула духом и потеряла внимание — палка полоснула по лодыжке острой болью.
— Мы заняты! — огрызнулся Рен.
Стучать перестали. Нет, это точно не Герман. Он бы сказал что-то в ответ. Он бы вынес дверь, в конце концов!
— Думаю, с тебя пока достаточно. Будем считать, ты усвоила урок. — Рен поднялся на ноги и ушел в соседнее помещение, откуда быстро вернулся с кистью и банкой черной краски. — А теперь перейдем к более важному делу.
Вся моя кожа пылала огнем. И ласковые мазки влажной кистью внизу живота казались приятными, немного щекотливыми. Я усердно старалась не дергаться, чтобы не злить демона, а сама лихорадочно соображала, что же мне делать, как возвратить Рена на тот путь, на который он свернул, желая обрести человеческий облик.
В любом случае пока я не могу и слова сказать из-за кляпа. Но должна быть готова к тому, когда его вытащат.
Рен ведь из-за меня захотел стать человеком, разве нет? Почему теперь решил иначе…
Не знаю, сколько это продолжалось. По ощущениям — вечность. Рен разукрасил мне живот, грудь, ягодицы, поясницу… Руки затекли от неудобной позы, я их больше не чувствовала. Кожу стало покалывать и пощипывать от краски. Она явно не предназначена для нанесения на тело. Я старалась отрешиться от ощущений и только думать, думать, думать.
В дверь снова постучали.
— Откройте, я должен убедиться, что с Анжеликой все в порядке, — раздался незнакомый мужской голос.
Рен недовольно рыкнул и метнул убийственный взгляд к двери.
— Все нормально!
— Я хочу это увидеть!
Герман оставил кого-то присматривать за мной? Похоже на то. Тревожная дрожь, которая ни на секунду не покидала тело, немного поутихла. Рен поднялся, вытащил кляп и прошептал зло:
— Скажи, что с тобой все хорошо.
Я бы с удовольствием, но не могла пошевелить ни челюстями, ни губами, они онемели и болели. Стук повторился, более настойчивый. Демон провел ладонью над моим ртом, и мерцающая серая пелена заскользила по языку, деснам, покрыла щеки.
На улице уже потеряли терпение. Кто-то вышиб дверь с ноги, и несколько мужчин залетели в кузню, держа наготове мечи. Все глаза припечатались ко мне, я поежилась от смущения, сверкая обнаженным телом, пусть и разрисованным, а Рен кинулся за одеялом.
Так показалось. Он просто нырнул в ту сторону в тень. Радоваться или нет? Что он ушел и бросил меня? Я снова заплакала и через пелену слез видела, как один из мужчин подошел ко мне с одеялом, другой отстегнул кандалы. Меня завернули в кокон и помогли выйти на улицу.
— Герман, я не знаю, что там происходило, но на Анжелике лица нет, — послышался чей-то голос сбоку. Я вздрогнула и с надеждой вытерла слезы, искала глазами Германа среди агентов. Но кто-то просто говорил по телефону: — Мы сняли ее голую с цепи. Он ее зачем-то разрисовывал…
Дом после жаркой улицы встретил блаженной прохладой. Меня довели до ванной комнаты… и собрались наблюдать, как я моюсь? Я протестующе замотала головой, смотря на незнакомого высокого блондина.
— Афина, побудь с ней.
О, снова эта девушка, которая прикидывалась моей подругой! Видеть ее не хочу! Но выбора у меня, похоже, нет. Одну меня в ванную не пустят, пойдут со мной: или она, или кто-то из этих агентов-громил. С меня и так хватило их внимательных взглядов, пока я была голая.
Руки еще не слушались, я чуть не оборвала шторку для душа. Афина терпеливо придержала меня, настроила теплую воду и помогла забраться в ванну. Стоять я не смогла, тело словно чужое, отвергало мои команды и, наверно, все, что произошло в кузне. Пришлось отдирать черную краску сидя. Афина подала мочалку. Белоснежная ванна сразу страшно почернела. А все-таки почерк Рена был витиеватым и красивым. То, что он писал на мне, походило на узоры, но если присмотреться — это странные символы. Очень похожи на те, что на его платке.
— Все будет хорошо, Лика, — сказала Афина, присев на крышку унитаза. — Мы не дадим тебя в обиду.
С чего вдруг она мне улыбается? Такое спрашивать я не хотела, но, похоже, по моему лицу и так легко прочитать недоумение.
— Босс мне запретил поддерживать с тобой дружеские отношения после завершения моего задания. Наверно, решил, что я тебе расскажу много всего, чего знать не нужно. Мне не хотелось подрывать его доверие. Я один раз и так серьезно напортачила, долго доказывала, что мне можно доверять. Но теперь ты и так все знаешь. Думаю… мы могли бы снова общаться, как раньше?
Я отвела взгляд и принялась с усердием тереть кожу на животе. Хотелось, как раньше, взять вина и тортик, проболтать с ней до поздней ночи, поделиться самым сокровенным и напитаться поддержкой. Мне так не хватало моей Фаи, ее иногда резких шуток, теплых взглядов, заливистого смеха, с ней было уютно и легко. Но обида стиснула горло колючим шарфом, и я не могла выдавить ни слова.
— Понимаю, ты обижена… Обещаю больше не брать задания, связанные с тобой. Прости, что так вышло.