Алое сердце черной горы (СИ)

— Помни о своей части договора, потомок Артакана, и не посрами нарушением его своих героических предков!
Артемир с согласием и почтением склонил голову.
* * *
— Невероятно! Ты сделал то, что сделал бы я, и даже не руководствовался ничьими советами! — восхищался Датокил Артемиром в цитадели захваченного серпийского замка, где они в компании генералов и Салли праздновали заключение договора с Альянсом. В процессе празднования с продуктовых складов замка совсем не таинственным образом испарился почти весь запас разносолов и мяса.
— Твое влияние начинает отражаться на мне, мой Хитрейший друг. — утирая блестящие от жира губы, улыбнулся Артемир.
— Что ж, тогда я буду держаться еще ближе, и нас скоро начнут путать. — довольный последними событиями Датокил развеселел.
— А ведь мне не помешает двойник для защиты от коварства моих будущих врагов. — засмеялся приор, довольный шуткой, которую он в винном заливе посчитал остроумной. Ответный хохот Датокила и остальных убедил его в этом.
— Я нисколько не сомневался в слабости и трусости серпийцев, потому их поражение абсолютно заслуженно, и я, даром, что нордиктовец, приветствую тебя с этим, приор! — поднял позолоченный кубок Салли, не изменяющий себе и в состоянии мления. Все остальные поддержали его тост. В момент выпивки Артемир склонился к уху рядом сидящего Датокила и шепнул:
— Найди кого-нибудь, кому ты доверяешь, и отправь завтра поутру к Альвидесу за его внучкой. Только пусть не ошибется!
— Я пошлю туда самого доверенного человека — самого себя. — с хитрой улыбкой и мимолетной искоркой в глазах ответил Датокил. — Поверь мне, я никогда не спутаю потомственную герцогиню с крестьянкой, или же с придворной нахлебницей.
— Будь осторожен… — с опаской посоветовал Артемир.
— Не беспокойся, Альвидес не пойдет ни на какой риск. — отмахнулся Датокил. — Салли отчасти прав — серпийцы не настолько смелы и уверены в себе, да и помощи от саргов пока не предвидится. Мы спокойно сможем пройти через их земли.
— Верю тебе, потому отпускаю. — дал добро приор.
— Хватит там шушукаться! — уже вязнущим от пьянки ртом прикрикнул Салатор. — Давайте пить и есть, а политикой займемся поутру, когда и так будет не сладко!
Под общий смех и звон посуды Артемир и Датокил вернулись в беззаботное лоно победившего увеселения.
* * *
На следующее утро от запасов вина серпийцев остались лишь легенды, эхом отдающиеся в болеющих головах равенцев. Если бы в этот момент на них напал бы один-другой батальон серпийцев, то победа последних была бы легкой. Но, к счастью, пошедший на попятную Альянс держал слово своего старшего герцога. К слову о сдерживаемых обещаниях: после завтрака, как только Артемир начал постепенно избавляться от последствий вчерашних празднеств, в цитадель, где он остался ночевать, пришел завидно бодрый Датокил в сопровождении Хрграра и нескольких гвардейцев, которые вели перед собой двух человек. Сияя довольной улыбкой, Датокил чуть ли не пропел:
— Дружище, у меня к тебе гости!
Первым из них был молодой парень, в испуге оглядывающий Артемира. Одет он был просто, но с претензией: простые черные сапожки на ногах, на теле — тканевые штаны и рубаха, окрашенные в густо-зеленый цвет, на высоком воротнике и рукавах красивой позолотой сверкала узорчатая вышивка, на спине красовался бледный герб Серпийского Альянса со змеями. Лицо его было невыразительным, но по-детски нежным: гладкая бледная кожа, правильные карие глаза, курносый нос, маленький рот, изломом своим выражающий испуг. Голову его венчала копна недлинных, аккуратно причесанных темных волос. Вторым приведенным была совсем молодая девушка, лет восемнадцати, по сравнению с которой парень был лишь жалкой тенью: безраздельный ужас, который обелил ее кожу, ничуть не портил ее образ, скромно блистающий невиданной красотой — густые темные волосы, волнистой бурей горных рек низвергающиеся до самого пояса, большие темно-зеленые глаза, широко распахнутые и окаймленные густыми, длинными ресницами, почти достигающими ровных бровей. Маленький, аккуратный носик ее усиленно гнал туда-сюда проспиртованный воздух, отчего на ее бледнейшем лице начал проступать едва заметный, как самое зарождение рассвета, румянец. Ротик ее, ограниченный подрагиваниями чувственных, полных губ, был слегка приоткрыт. Одета она была в богатое зеленое платье, приталенное и расписанное традиционной для серпийцев позолоченной вышивкой. Детские ее плечи прикрывал длинный серый воротник из чьих-то пушистых шкур. От вида такой красоты у Артемира сжалось сердце, стиснутое чувством вины за то, что такого невинного птенца он вырвал из родительского гнезда. Конечно, он сразу понял, кого привел Датокил. Взяв себя в руки, приор покровительственно поприветствовал заложников:
 
— Ничего не бойтесь, вам здесь никто и ничего не угрожает, ручаюсь вам за это, как приор Равении. Ты же Монна, наследница благородного герцога Альвидеса? — Артемир обратился к девушке.
Внучка старшего герцога испуганно кивнула, но неожиданно ласковый голос Артемира ее успокоил.
— А ты писарь?.. — Артемир растянул слова, давая понять, что хочет услышать имя парня.
— Ц-цапля, меня зовут Цапля… — смущенно пролепетал писарь.
Один из гвардейцев прыснул.
— Цапля?.. — дрожащим от сдерживания смеха голосом переспросил Артемир.
Совсем осмелевшая и зарумянившаяся Монна с улыбкой объяснила нежным голоском:
— Его отец, бывший писарем до него, любил стоять на одной ноге, за что дедушка прозвал его Цаплей, а потом и его сына. Теперь он Цапля, сын Цапли.
Цапля покраснел и нахмурился под озорной смешок Монны.
— Что ж, мне все ясно. — с веселой улыбкой сказал Артемир. Обратившись к Датокилу, он попросил у него:
— Размести их у нас как можно комфортнее, как подобает благородным людям. Подобное отношение поможет нам быстрее завести друзей среди нордиктовских элит.
— Это будет несложно, учитывая тот обоз со слугами и скарбом, что старик Альвидес отправил вместе со своей любимицей. — рассмеялся Датокил в ответ.
С момента прибытия серпийских заложников в расположение равенцев прошло несколько дней. За это время Монна и Цапля свыклись со своей участью, даже сочтя ее весьма захватывающей. Обхождение с пленными было весьма радушным, и даже самые грубые и неотесанные из равенских солдат, проходя мимо балкона здания, где поселили Монну, смягчались в лице, бросая на нее восхищенные взгляды. Цапля за это время регулярно извещал Альвидеса о благоприятных условиях содержания его внучки, а один раз герцог даже лично прибыл в замок для свидания. Убедившись, что все в порядке, Альвидес проникся к Артемиру толикой уважения и даже отправил ему обоз с неплохим военным снаряжением, дополнив его батальонами наспех собранных добровольцев, ненавидящих господство саргов более, чем идею о гегемонии равенцев. Добровольцев было не очень много, да и те смотрели на Артемира искоса, но приор все же был доволен и этому. К тому же, с Гунталя на кораблях Салли прибыло небольшое подкрепление из оставшихся равенцев, для которых серпийское оружие оказалось незаменимым. Для самого же себя Артемир избрал следующее походное обмундирование: его прежние черные сапоги, широкие штаны и рубаху он дополнил короткой безрукавной кольчугой, легкой кираской с наплечниками и нарукавниками, защищающими предплечья. На руки он надел кожаные перчатки, кольчужку под кирасой подвязал крепким ремнем, на котором висели подсумки с зарядами для пистолей. Через плечи были перекинуты четыре кобуры с самими пистолями на алом угле, а также портупея с равенским мечом в ножнах. В качестве верхней одежки Артемир избрал длинный халат из сшитых промеж себя шкур гунтальских лисиц, откидной ворот которого, полы и короткие рукава по локоть были окантованы светлой и кустистой шерстью тех же самых лисиц. Хоть халат и не выглядел по-царски, Артемир полюбил его за комфорт и тепло, которыми этот неприглядный элемент одежды щедро одаривал своего хозяина. Подаренная Салатором красивая двубортая шапка из черной овечьей шерсти с окрашенным в равенский пурпур пером в качестве плюмажа завершала приорский образ Артемира. Свою традиционную пурпурую ленту триумвира он снял, быстро засалив полоску ткани, отчего она стала некрасиво лосниться. А, как известно, символы власти не должны компрометировать саму власть, демонстрируя свое несовершенство.