Притворись, прошу! (СИ)
— Ни… Ни… Никки бе…ременна…
========== Глава 25 ==========
Комментарий к Глава 25
Тумблер — бокал для виски. Как и рокс; как и олд фешен.
Лежа на полу своей гостиной, я прервал игру в гляделки с потолком и повернул голову налево. Валяющиеся у плеча две бутылки были пусты, но справа еще одна стеклотара поблескивала виски. Пока донес ее до губ, пролил приличное количество выпивки на расстегнутую рубашку, за сегодня впитавшую достаточно спиртного. Из динамика затерявшегося под столом смартфона лился блюз-рок, изредка прерываемый навязчивым сигналом входящего звонка. В комнате, как и во всей квартире, было темно, лишь широченные окна приправляли заполненный перегаром воздух светом. За алкогольно-музыкальной сессией я не успел заметить, когда наступил вечер — или уже ночь?.. Прошлой ночью я тоже пил, проснулся днем — и продолжил с того, на чем остановился тогда. Виски заглушило чувство голода, вытеснило из гудящей от мигрени головы тревоги последних суток. Жаль, нельзя ежедневно пить и спать, пить и спать, пить… и спать…
Глаза снова закрывались под мелодичное жужжание гитары. Бутылка выскользнула из пальцев, содержимое с бульканьем пролилось на ковер и тотчас впиталось. Ноги вздрогнули: несуществующая в реальном мире опора выскользнула из-под босых стоп. Сон нежными женскими руками гладил по покрытым длинной щетиной щекам, шептал на ухо туманом, просачивающимся в черепную коробку, кружащимся в ней, точно сигаретный дым в круглом тумблере…
Дверной звонок дотошным писком разнесся по квартире. Я дернулся, на этот раз уже всем телом, и прикрыл уши руками. Полной тишины, увы, достичь не удалось: я даже слышал, как мобильник вновь затрезвонил, высветив имя Отиса на мигающем экране. Мать твою, да сколько ж можно?.. Упертый баран, оставь ты меня наконец в покое… С кряхтением разваливающегося на части старика я повернулся набок, по-прежнему зажимая уши ватными ладонями. Уходи… Уходи… Лесом пошел, Отис… Разве так трудно оставить меня в кои-то веки в покое?.. Однако ответом на мои молитвы стали громоподобные удары в дверь. Глухой стук, трель звонка, визг телефона — и все это после дневного запоя: о-о-ох, моя голова-а-а…
Чуть ли не на карачках я добрался до двери, еле-еле встал и повернул ручку замка. Отис ворвался в квартиру, но столь импульсивным и выразительным был всего один его шаг. Увидев меня, прислонившегося к стене, чтобы не упасть, он остолбенел, будто с призраком столкнулся. В его опущенной руке все еще названивал мне мобильный; хотя бы стук и галдеж дверного звонка прекратились…
— И этим ты занимался два дня?.. — со смешанными поровну недоумением и отвращением спросил он. Тоном будто пулю всадил в легкое…
— Этим, — повторил я, обведя свое лицо рукой, — я занимался последний день, всего лишь.
— Вместо работы… вместо разговора со мной?..
Ой ты Господи… Вздохнув, я шаткой походкой направился в гостиную: нагретый моим телом чистый силуэт на ковре меня ждал. Отис последовал за мной, сперва притянув входную дверь, и шаги его напоминали поступь совести. Чем ближе он ко мне становился, тем сильнее всего меня жгло изнутри. Отвратное чувство… Но пытающее не так сильно, как его гребаный тон…
— …Да если б я тебя не прикрыл, тебя бы уволили уже!..
— Возьми на кухне печенюшку за старания, — зевнул я и улегся на прежнее место в окружении бутылок и вискарных пятен. Раньше, чем злость ударила Отиса по щекам, я задал, пожалуй, единственный вопрос, не покинувший мою голову за минувшие дни: — Как Рина?..
Сжавшиеся кулаки Отиса расслабились, лицо стало попроще.
— Чувствует себя хорошо. Завтра Сара забирает ее домой.
Я кивнул, почти вернулся уже к постоянно обыгрывающему меня потолку, как вдруг услышал:
— Она спрашивала о тебе. Вчера и сегодня.
Я громко сглотнул, но не сумел протолкнуть вину дальше по горлу. Все-таки надо было проведать ее, извиниться лично еще тысячу раз…
— Рина очень волнуется за тебя, — неожиданно произнес Отис. — Боится, что тебе попадет из-за ее травмы, ведь ты присматривал за ней… А ты, по ее словам, не виноват.
— Виноват…
— Нет, — уверенно качнул головой он. — Сара была права. А я — не был… Прости меня: я не должен был нападать на тебя и всецело перекладывать ответственность за случившееся…
Я не мог принять извинения Отиса, пусть и чувствовал в них предельную честность. Потому что сам еще не смог себя простить… Она так громко плакала… Не хочу больше слышать этот душераздирающий плач — ни от какого ребенка… Я знал: если попробую что-нибудь сказать, голос выдаст меня с потрохами. Так что молча кивнул и прикрыл глаза, вот только и сквозь веки внимательный взгляд Отиса сплющивал меня точно пресс.
Звук его неторопливых тяжелых шагов меня обошел, слева скрипнуло ближайшее кресло.
— Ты встретился с Никки?.. — не без усилий озвучил Отис терзавшие его все это время слова.
— М-да, — безэмоционально выдохнул я, скрестив руки под грудью. — Вчера ближе к вечеру…
— И? — нахмурился он.
— «И»? Что именно ты хочешь узнать? — ухмыльнулся я с жестоким блеском в глазах. — Точно ли она беременна? Мой ли это ребенок? Не собираюсь ли я жениться на ней по залету? — Я перевел лжевеселый взор на Отиса, налегшего на мягкий подлокотник, и ухмылку как ветром сдуло. — Ты что, серьезно испугался, что я могу жениться теперь? — опешил я. Тело само приподнялось на локтях, словно желая быть как можно ближе к посмурневшему Отису.
— Но так ведь правильно поступать, — отвел он глаза.
— Так правильно было поступать в прошлом веке! Ни мне этот брак не нужен, ни самой Никки. Она прямо заявила, что ничего не требует, но от подарков в виде мебели для детской комнаты не откажется. А также сообщила, что если с ней что-нибудь случится во время родов или после, ребенка будут воспитывать ее родители; я должен буду подписать какие-то документы на этот счет… Я спросил ее, точно ли это мой ребенок, — припомнил я, потупив взор, — а она выплеснула мне в лицо стакан воды прямо посреди ресторана — разрыдалась — через полминуты рассмеялась, заверив, что с ней все в порядке, — и заказала клубничное мороженое с сырным соусом… Жуть…
— Так… все в порядке?.. — осторожно вымолвил Отис.
— Нихрена не в порядке! — сухо рассмеялся я в гущу сумерек. — Мне с Никки в клинику идти послезавтра, и если тест на отцовство покажет, что она не врет, у меня — что?.. Ребенок будет?.. — Я нервно усмехнулся, но как и все предыдущие попытки изобразить крепкий дух, эта провалилась с треском. — Как я могу отцом быть, Отис?! Я же думаю только о том, куда бы член пристроить! Ни о ком, кроме как о себе, заботиться не способен, и случай с Риной — еще одно тому доказательство!..
— Но ты же поладил с ней: Рина любит тебя…
— Это Рина поладила со мной, а не наоборот! Да и ей десять лет, она практически взрослый человек! Она говорит, думает… не знаю! — сама одевается!.. А это будет ребенок! Маленький сопливый ребенок, который только и делает, что плачет, пищит, марает подгузники!.. Я не смогу понять, больно ли ему, хочет ли он есть, что ему вообще от меня надо!..
— Погоди! Ты же сказал, что Никки ничего не нужно от тебя. Значит, она сама будет ребенка воспитывать?
Не найдя верных слов, я оторвал локти от ковра и громко треснулся затылком о пол. Мозги не вернулись на место, но, признаться, немного легче мне чудесным образом стало. «Отис меня не понимает…» — упорно казалось мне в тот момент. Но кто сможет понять меня лучше, чем он?.. Кому я вообще захочу рассказывать нечто столь личное: признаваться в смятении, панике, слабости…
Я поднялся с ковра, случайно ухватился не за подлокотник кресла, а за руку Отиса, горячую, сухую, манящую после первого же прикосновения…
— Иди домой, — приказал ему я. Не то наделаю глупостей…
Меня немного штормило, пока я шел от кресла к домашним запасам виски. За спиной опять скрипнуло кресло. На мгновение я поверил, что Отис прислушался к моим словам и собирается покинуть квартиру — но он не способен. Его упрямству подобна моя тяга жалеть себя, когда все идет семимильными шагами прямиком к катастрофе.