Притворись, прошу! (СИ)

— Что ты делаешь? — спросил Отис, остановившись позади меня.
— А разве не видно? Беру еще выпить.
— С тебя хватит…
— Я сам буду решать. Большой уже мальчик — разберусь как-нибудь без непрошенных советчиков…
— Ты посадишь себе печень…
Отис замолчал лишь для того, чтобы набрать воздуха в грудь и продолжить назойливые наставления; тогда я придумал, как мне казалось, отличный способ заставить его замолчать! Откупорив бутылку, я присосался к горлышку. Виски булькало, кадык безостановочно двигался, уровень жидкости в стекле стремительно понижался. На виске Отиса запульсировала жила.
— Идиот, остановись! Что за ребячество?! — Он попытался вырвать бутылку из моих рук, дернул за рукав, и я не сильно, но ощутимо ударился десной о стекло, тотчас вернув горлышко к губам. — Хватит! Кэм, ты меня слышишь?!
Его упорство столкнулось лбом с моей нетрезвостью — завязалась тесная возьня, и быстрее, чем я смог что-либо понять, мы с Отисом оказались на полу, а оставшаяся половина бутылки виски расплескалась под стеклянный залп.
Дезориентированный, я думал, что лежу, но над моей спиной был потолок: это я придавил Отиса к полу, навалился на него всем телом, позволил моим и его черным брюкам соединиться пониже ремня. Отис дышал тяжело, глядел мне в глаза с налетом ненависти и обиды, и причину их появления я, хоть убей, не мог понять!.. Действуя наперекор создавшейся атмосфере и здравому смыслу, я подался лицом вперед, но Отис отвернулся, и его губы от меня ускользнули.
— Перегаром несет за версту — ты пьян; проспись… — проворчал он, отпихнув мою руку от своей щеки.
В своей голове я отвечал ему что-то умное, с обоснованием того, почему ему следует пересмотреть свое решение, проявить ко мне благосклонность, утолить мой страстный интерес, — но в реальности лишь шевелил губами, беззвучно силясь повернуть лицо Отиса к себе. Друг оттолкнул меня вполне успешно, перевернулся на живот, в то время как я расселся на коленях в недоумении. Отис почти встал с пола, как вдруг моя рука дернула его за щиколотку, и он опустился на четвереньки, чтобы не упасть вообще пластом. Как находящая на берег волна, я прижимался к нему все плотнее, обхватывал сперва вокруг пояса, уже через несколько секунд — вокруг широкой вздымающейся от глубокого дыхания груди. Отис умудрился двинуть меня локтем в скулу, однако виски поглотило удар — я ощутил только сильный толчок, и прежде, чем подумал, заломил левую руку Отиса: выкрутил и прижал запястьем к лопатке.
— Кэм, мне больно! Пусти!
Он не мог дать мне сдачи правой рукой, так как боялся потерять единственную опору: неосторожное падение в таком положении обязательно стоило бы ему левой руки, и вес моего тела, давящий на поясницу и спину, дело никак не упрощал.
Держа его левую руку своей, правой я нащупал пряжку ремня и не без труда справился с ней. О мутную стеклянную стену разбивались громкие сердитые реплики Отиса. Я не отвлекался на эти снопы искр где-то далеко, на периферии; пальцы вытолкнули пуговицу из тугой петли, спустили жужжащий язычок молнии и занырнули под ткань брюк и белья… За приятной жесткостью коротких волос последовал жар голой кожи. Разъяренный рык Отиса не долетел до моего сознания, ослепленного победным салютом! Я сам толком не знал, как реагировать: испытывал страх, удивление по отношению к собственным поступкам, но одновременно с тем и всеобъемлющий восторг, раскаляющееся с каждой секундой все более яро запретное возбуждение… Плохо подчиняющейся по вине волнения рукой я держал мягкий член Отиса, постепенно увеличивающийся из-за соприкосновения с моей жаркой ладонью. Рефлекс, подкрепляемый с двенадцати лет, активизировал мышцы: не вынимая ни своей руки, ни члена Отиса из его брюк, я дрочил ему, задыхающемуся от пустых, заполненных злобой слов и низменного удовольствия. Мое дыхание также неизбежно сбивалось. Не прекращая движения кисти, я уткнулся носом в затылок Отиса, вдыхал аромат его волос — запах типичного мужского шампуня, рассыпал мурашки по его шее пылающими влажными губами. Большим пальцем изредка я проходился по истекающей смазкой головке, и сбивчивые просьбы Отиса наполнялись сексуальной хрипотцой… Я не уверен, что контролировал себя в тот вечер, но уж точно все осознавал: наконец добраться до крепкого, всецело подчиненного мне тела Отиса было в сто раз приятнее, чем до нежных грациозных фигур женщин, что у меня были. Всех вместе взятых… Подумать только! Я — дрочу Отису… Вся моя ладонь уже скользкая от его предэякулята; в его белье тесно, влажно и жарко, а кожа так нежна, что с ума можно сойти!.. Забывшись, я грубее выкрутил его левую руку, и Отис, пригнувшись к полу, кратко закричал. Разом у меня в глазах потемнело от обрушившейся на фантазию мысли: наверное, он закричал бы так же, войди я в него, напористо, страстно, без подготовки…
 
— Отис… Отис… — Повторяя томным шепотом его имя, я терся эрекцией о задницу Отиса, прямо о сфинктер через нашу одежду, почти не существовавшую сейчас…
И я оступился! Переполненные виски мозги на мгновение впустили в свой сад незначительное допущение, что Отис может искренне хотеть того, что я делал с ним, став совершенно глухим, невосприимчивым к его стонам; обнаглевшая мысль пустила чудовищно толстые корни в самую глубь моего слабого разума, и я, без причины уверившийся в добровольности происходящего, выронил руку Отиса… Едва его левая ладонь коснулась пола, правая оторвалась от влажного отпечатка, оставленного на нем, и на этот раз локоть Отиса врезался мне в горло! Давящийся хриплым кашлем, раздирающим легкие на лоскуты, срывающим слизистую точно защитную пленку с экрана смартфона, я упал навзничь и встретился слезящимися покрасневшими глазами с потолком. Похоже, он будет тем последним, что я увижу… Отис не проявлял заботу обо мне, как и хоть каплю раскаяния, — и был в этом прав: я получил по заслугам…
Понемногу с кислородом по венам начала распространяться и трезвость, свобода от возбуждения и наивных фантазий. Я все еще глухо кашлял в темноту над головой, но уже хотя бы мог дышать.
— Не метил в горло, — скупо донес до моего сведения Отис. — Случайно…
— Я тоже… случайно… — просипел я, раскинув руки. Пальцы правой поблескивали в сумерках — смазка еще не подсохла, но уже не была горяча.
Безмолвно Отис поднялся с пола, придерживая левую руку за локоть, и скрылся за дверью ванной комнаты.
Ну вот и все. Я пересек границу собственного страха. Я подержал чужой член — и не абы чей, а Отиса… Не только не испытал отвращения, но и продолжаю голодно желать продолжения, ощущая остаточное эхо тех прикосновений в пульсирующей влажной ладони… Прекрасно понимаю, что Отис делает сейчас в ванной, ведь он не дал мне закончить, — однако не найду в себе сил ворваться туда, пусть, вероятно, Отис и хочет именно этого, потому как не щелкнул замок…
========== Глава 26 ==========
Сидя следующим утром на рабочем месте, я поймал себя на мысли, что нещадно заливать за воротник надо заканчивать. И дело было даже не в перманентной головной боли, которую лишь уменьшили, но не истребили полностью таблетки из домашней аптечки; не в малоприятной ноющей тяжести в печени; не в необходимости закидывать в рот подушечки жвачки и фруктовые леденцы, чтобы перебить остатки перегара. Кажется, я потерял связь с реальностью: не понимаю более, где она, а где, быть может, сверхреалистичные фантазии, раскрашенные алкоголем…
Шумно поскребя щетину на подбородке, взглядом я проводил в просвет офисной перегородки проносящегося мимо Отиса. Нет, он не игнорировал меня, как некоторое время назад, был дружелюбен, спокоен, раздавал указания, идеально исполняя роль начальства, ставшую его второй кожей, — и это-то «как ни в чем не бывало» меня слегка и тревожило. Вчера… если вчера все же было… я отрубился от выпитого и не заметил, когда Отис покинул мою ванную комнату, как и квартиру. Если он покинул квартиру — если он был в ней вообще…
…нет, надо точно заканчивать пить!..
…хотя зачем же подходить к вопросу с таким жгучим подростковым максимализмом: стоит просто умеренно пить, помня о рамках…