Ты здесь? (СИ)

Айви осторожно кивает. Фиби с улыбкой ступает по нагретому еще дневным солнцем песку, придерживая развивающееся по ветру цветастое платье. По сравнению с Айви она кажется немного выше и полнее — под легким подолом угадываются очертания округлившегося живота.
— Может, хотите чего-нибудь? — интересуется Айви, как только они оказываются в гостиной. Фиби отрицательно качает головой, усаживается на диван и поглаживает живот. — У меня есть отличный чай с бергамотом.
— Мой любимый, — Фиби улыбается. — Пожалуй, соглашусь. Мне неудобно, что я потревожила ваш покой из-за такого пустяка. Просто этот дом… ох, знаете, человек, что жил здесь, был мне очень дорог. И мне просто захотелось еще разочек оказаться среди этих стен, вспомнить… то, что сумела забыть.
Фиби закусывает губу, теребя пальцами платье. Грустная улыбка расплывается по её лицу, мне становится больно. И стыдно: в который раз убеждаюсь, что не заслужил Фиби и её любви.
— Не переживайте, — отзывается Айви, оборачиваясь через плечо. Их взгляды встречаются. — Здесь вы можете сказать все, что захотите. Не посчитайте меня странной… я просто знаю, что такое держать в себе все, что чувствуешь долгие годы. И… я верю в силу слова. А еще — в то, что тот, о ком пойдет речь обязательно услышит это.
— Может, это покажется странным, но я верю в призраков. И в то, что душа не успокоиться, пока не выполнит то, что должна была еще при жизни. Лео… он… он не ушел бы просто так. Я это знаю. А еще знаю, что каким бы одиноким он ни был — боль внутри него всегда росла, как гангрена. Но несмотря на всю свою отстраненность, молчаливость и задумчивость, Лео любил сильнее, чем могло показаться.
Айви кивает.
— Подождите немного, я приготовлю чай. И давайте на «ты», я не такая уж и старая.
Фиби смеется.
— Хорошо, Айви. И спасибо.
Я усаживаюсь в кресло, что стоит рядом с диваном. В свете закатного солнца лицо Фиби кажется мне чужим и родным одновременно. На нем практически нет косметики, веснушки танцуют по загорелой коже, отражаясь в ломаных лучах. Светлые глаза наполнены вселенским счастьем, под радужкой же проглядывается тонко уловимая грусть, стоит ей только повернуть голову и зацепиться взглядом за дверь моей комнаты.
В памяти всплывает четкий кадр.
Тошнит. Пищевод горит от смеси алкоголя и закусок, что просятся наружу. Горло почти обжигает, всхлип тонет в рвоте при попытке вдохнуть. Мир кружится, переворачивается с ног на голову. Белая пелена растекается по глазам, превращая все в одну сплошную пустоту.
Больше ничего не чувствую. Смотрю только, как синеют мои губы, как через время вбегают в комнату друзья, тормоша еще теплое тело.
— Нет, нет, нет, Лео! — орет Фиби, начиная захлебываться в слезах.
— Я здесь! — вторю ей я, но понимаю, что бесполезно: никто из них меня не видит. И не слышит.
— Господи, нет, этого не может быть!
— Фиби!
Она оседает на пол, будто кто-то с силой толкает её в грудь. Сид осторожно притягивает её в свои объятия, доставая из кармана мобильный.
— Нужно сообщить об этом, — отвечает он, ловя недоуменный взгляд Фиби. — Мы уже не сумеем ему помочь.
— Это… это… этого не может быть, Сид! Нет, нет, нет! Если бы мы только не ушли! Если бы… — она захлебывается в слезах, утыкаясь в широкую грудь друга. Тот осторожно поглаживает её по волосам, сжимая челюсти со всей силы — так, что отчетливо проявляются желваки.
Мотаю головой, стараясь скрыться от воспоминаний — до боли реальных и разбивающих меня на части снова.
Айви возвращается буквально через пять минут с двумя дымящимися кружками и ставит их на кофейный столик. Фиби осторожно притягивает одну из них ближе, благодарно улыбаясь.
— Это так…
— Странно? — изгибает бровь Айви.
Фиби кивает.
— Такое чувство, что он все еще здесь. Рядом. Сидит и смотрит, будто окунаясь обратно в эти не самые приятные воспоминания того вечера. Я… так много хотела сказать ему. Специально выбирала подарок, чтобы порадовать, зная, что он до сих пор любит… — она запнулась. — Любил рисовать. Искала эти чертовы маркеры по всем канцелярским магазинчикам несколько дней подряд. Он их даже не увидел.
 
Видно, как Фиби сдерживается, чтобы не расплакаться. Айви накрывает её ладонь своею.
— Сколько же негатива вылилось на бедную Элли — девочку, что поцеловала его, пока он спал. Не представляю, как она все это выдержала, бедняжка. И какой груз держит в сердце до сих пор, виня себя за произошедшее. Но мы все, на самом деле, в этом виноваты. В том, что позволили напиться, в том, что оставили одного и слишком задержались среди ребят. Я… я так по нему скучаю.
Слеза катиться по румяной щеке, вызывая во мне невообразимую гамму чувств. Горечь, сожаление, скорбь, стыд — целый спектр эмоций, от которого ощущения кажутся реальными и вгрызающимися в горло.
Я оказываюсь рядом с диваном, ловя недоуменный взгляд.
— Ты можешь передать ей? — обращаюсь к Айви. — Знаю, что это будет странно, и неважно что она подумает. Просто скажи, что я не злюсь и никого не виню. И что тоже скучаю. По всем.
Айви вздыхает. Вижу, как борется с желанием сделать так, как я прошу, но и боится осуждения, которое может на нее вылиться. Это так… неправильно — заставлять её раскрывать свои возможности, но я сам столько хочу сказать, что это ощущение затуманивает здравый смысл.
Она не должна, а я не вправе требовать этого. Но сейчас, видя, как больно Фиби, поступить иначе не получается. Эгоистично, знаю, но разве это правильно — делать вид, что я не слышу и не вижу её чувств?
— Ты сказала, что веришь в призраков, так? — осторожно задает вопрос Айви, заставляя Фиби поднять голову и тихонько кивнуть. — Что, если я скажу тебе, что ты на самом деле права? В том, что он до сих пор здесь.
Она удивленно оглядывается.
— Что?
— Это кажется абсурдом, но я… я могу с ним общаться. Я его вижу.
— Лео?
— Да.
— Этого не может быть, — шепчет Фиби. — Это…
— Если тебе нужны доказательства, то просто скажу, что ты была его первой девушкой. Что Сид — это единственный друг, оставшийся со школьных времен, а Арчи — тот, с кем ему удалось подружиться в студенческие годы.
Минуту Фиби растерянно смотрит в одну точку, переваривая услышанное. Айви поднимается на ноги, быстрым шагом огибает гостиную и скрывается в комнате. Я следую за ней, замечая, как она сгребает со стола все рисунки, которые есть, и движется в сторону двери.
— Ты сам попросил меня об этом. И я думаю, что так будет лучше, — произносит она, не давая мне возможности сказать хоть слово. Я киваю, семеня за ней. — Вот, — она протягивает Фиби зарисовки. — Я рисовала его на протяжении года.
— Почему?
Айви молча присаживается рядом, не решаясь дать ответ на вопрос. Но Фиби понимает все без слов и сквозь грусть тепло ей улыбается — так, как и тогда, когда мы были еще подростками.
— В него невозможно не влюбиться, да? Он всегда притягивал к себе людей, словно магнитом, не замечая этого. Когда я впервые увидела его в классе, а потом и на кладбище, подумала именно об этом. Мальчик, потерявший смысл жизни, но имеющий огромную решимость в глазах. Он и сам не подозревал этого, не видел, насколько же был хорошим. Собеседником, напарником, другом и… парнем.
Фиби проводит пальцем по одному из рисунков.
— Это все, что у меня осталось, — она достает из маленькой сумочки, все это время болтавшейся на плече, фотографию. Я вздрагиваю. — Я сделала её еще до того, как мы стали встречаться. Что уж поделать — я люблю фотографировать моменты.
А затем передает её Айви, улыбаясь.
— Думаю, тебе она нужнее, чем мне.
 
Айви цепляется за цветную фотокарточку пальцами и закусывает внутреннюю сторону щеки. В уголках её глаз начинают собираться слезы.
— Лео, мы с Сидом ждем ребенка. Мальчика. Я хочу, чтобы его звали также, как и тебя. Чтобы, уйдя из той жизни, ты переродился в этой. И спасибо тебе за все воспоминания и моменты, что ты сумел нам подарить. Они каждый раз заставляют нас ценить время и выбор, который мы когда-либо сделали.