Ты здесь? (СИ)
Мне кажется, что я разбиваюсь на тысячу маленьких кусочков. Новость о беременности, о том, что они с Сидом вместе, обдает теплом — я всегда знал, что они больше, чем друзья. Помню, как они пытались скрыть сей факт, как не признавали чувств друг к другу, но я видел, чувствовал, что однажды жизнь сведет их вместе. Это ведь правильно — найти свой дом в сердце человека, который понимает тебя даже без слов.
Как мне удалось найти его в Айви.
— Он сказал, еще до всего этого, что никого не винит в своей смерти, — хрипло отзывается Айви, сглатывая. — И что скучает по всем вам.
— Это так странно — знать, что он здесь и может разговаривать со мной через тебя. Мы похоронили его рядом с родителями, если он вдруг волнуется за свое тело. И каждый год, в годовщину смерти, собираемся у него на могиле, вспоминая все самые красочные моменты. Арчи сейчас работает в хорошей компании, не по специальности, правда, но до сих пор припоминает того верблюда…
— Жирафа, — поправляет её Айви, замечая мой взгляд. Я смеюсь.
— Ага. Говорит, что хочет теперь такого же, только обоев в квартире нет — стены окрашены.
Фиби хихикает, наконец-таки отхлебывает из кружки. Айви делает то же самое.
Этот момент отзывается чем-то ноющим в районе груди. Но боль от него приятная, вновь делающая меня живым, пускай и сквозь отрывки этих мелких воспоминаний. Мы просиживаем за разговорами около часа, то смеясь, то перебивая друг друга. Точнее, этим занимается через меня Айви, будучи рядом. Ладони осторожно лежат на её плечах, давая понять, что я рядом.
Что я — здесь.
Когда совсем темнеет, Фиби еще раз благодарит Айви за оказанный прием и беседу. А после, уже у порога дома, отвечает на звонок Сида, говоря, что скоро будет дома.
— Лео, — обращается ко мне, все еще улыбаясь, — я рада, что в стенах родного дома ты сумел обрести близкого в лице Айви. Знаю, слишком поздно, но… но береги себя. И возвращайся. Ведь быть между миром живых и мертвых — пытка, тем более для тебя — того, кто всю жизнь искал смысл своего существования.
Я вижу, как Айви с силой закусывает губу.
— Все нормально. Я уже нашел его, — шепчу я. Лицо Айви вспыхивает.
— Кажется, он сказал тебе что-то приятное, да? Что ж, тогда я, пожалуй, вернусь к своему мужу. Он слишком волнуется о нас с малышом, так что не буду волновать его еще больше. Еще раз спасибо, Айви. И Лео. Спасибо вам обоим.
Айви закрывает за ней дверь, стараясь сдерживать поток эмоций. Но за этот год я слишком хорошо научился читать её, зная, что она на самом деле чувствует. Тоску.
— Эй, — рукой цепляюсь за её лицо, — помнишь, я уже говорил тебе? Я умер для того, чтобы встретить тебя. И ни разу не жалею о сказанном. Так что не смей плакать, ты меня поняла?
— Да, — она шмыгает носом, — поняла.
— Ну что, вернемся к моей оценке твоей работы? Сегодня уже намного лучше, чем вчера, кстати.
— Ты невыносим, Лео, — утирая уголки глаза, произносит Айви, покачивая головой.
Я смеюсь, заключая её в свои объятия. В свете лампочки, в тиши прихожей она по-прежнему прекрасна. А я по-прежнему люблю её сильнее, чем все живое, что есть в этом чертовом мире.
— Знаю.
========== 15 глава. Знак ==========
Комментарий к 15 глава. Знак Саундтрек главы:
paris jackson — scorpio rising
Это было очень дурным знаком, срочной телеграммой из вселенной, предупреждением, что мир устроен не так, как он верил; возможно, даже совсем иначе, чем он мог себе представить.
©Поппи Брайт
Наступивший так внезапно август принес заметное похолодание и серость в чистое и бескрайнее небо, словно высосав из него привычные глазу краски — тонущее в лучах солнца утро выдалось на порядок холоднее, что заставило Айви забраться под одеяло практически с головой. С волосами на макушке играется проворный ветер, комната кажется светлой, утопая в желто-оранжевых лучах, что колышутся в такт с зелеными ветвями деревьев. Рука машинально тянется в сторону шоколадных прядей, но я себя одергиваю — ком скользит вдоль горла, возвращая в реальность.
Внутри меня с приходом августа тоже что-то изменилось, хотя не могу сказать, что именно: то ли страхи, запрятанные глубоко внутри, начали оживать и тянуть свои лапы к разуму, то ли ощущение смерти стало слишком… очевидным. Сложно, ведь вроде как принимаешь случившееся и учишься с этим жить, но все равно — там, на периферии сознания — веришь, что однажды сумеешь ощутить себя по-настоящему живым. Как тогда, когда запах утреннего воздуха наполняет легкие до краев.
Я много раз надумывал себе то, чего в сущности никогда и не существовало — фантазия играла со мной похлеще, чем при жизни, — но теперь всякое казалось явным предвестником чего-то нехорошего. Интуиция по всем законам жанра начала предупреждать меня еще задолго до того, как нам с Айви удалось найти компромисс в вопросе, касающемся и нашего сосуществования, и принятия чувств, но тогда было проще игнорировать слабые позывы внутреннего голоса, нежели прислушаться к нему и по новой разочароваться в справедливости мира. Такое решение казалось правильным, верным и отгоняющим все плохое, что кружилось в голове.
Но, честно говоря, страх не уходил и по-прежнему жалил сознание. Живой, дышащий, сжирающий под чистую внутренности — с каждым днем становилось все тягостней. Его не получалось выбросить из головы, нельзя было закрыть глаза на те мысли, что крутились, подобно шестерёнкам, и единственное, что оставалось — и остается до сих пор — запихать его как можно дальше, чтобы потом, когда наступит момент, позволить ему выйти наружу, чтобы заново перебирать меж пальцев, прикидывая исход.
Как бы ни хотелось верить в такой расклад событий, когда все только начало налаживаться — я принял смерть, нашел смысл для существования, пускай и в форме призрака, понял, что такое любовь, — но хорошее всегда подходит к концу: интересная книга прочитана, увлекательный фильм досмотрен, любимая песня допета. У судьбы свои временные рамки, равно как и взгляды на то, сколько именно должно продлиться чье-либо счастье, и я не знаю, когда закончится мое, пускай и верю, что сумею еще немного понежиться в своих несбыточных мечтах.
Время — действительно занимательная штука, с какой стороны ни посмотри. Мы всю жизнь гонимся за чем-то недосягаемым, желанным, не замечая, как в спешке проходит сначала месяц, потом год, а затем и полжизни. Карьера, мечты о большем, деньги, поиски себя, второй половинки. Кажется, я повторяюсь, вновь упоминая быстротечность времени, но какова цена этого понимаю только сейчас. Ссоры, возникшие между мной и Айви, принятие своих чувств, её переезд, который мог бы состояться чуточку раньше — мне в любом случае не хватило бы и всего времени мира, чтобы смириться со сроком, отведенным нашему счастью.
Плохие мысли, знаю. Но когда ты покрыт ими изнутри, другого не дано. Травишься, вдумываешься, убиваешь себя раз за разом и все равно каждый раз возвращаешься. Скверно и до одури противно.
Рассветное солнце выжигает небо до ярко-бордовых облаков. Волосы Айви в свете попадающих сквозь окно косых лучей отливают золотом, а взор серых глаз, тепло которого отчетливо опаляет изнутри, настолько очарователен, что улыбка невольно расплывается по губам вместе с желанием очертить на коже Айви слово «люблю».
— Привет, — она сонно растягивает губы в довольной улыбке, пытаясь спрятать ту за краем одеяла.
— Привет, спящая красавица. Что-нибудь снилось?
Айви потягивается, как кошка, а затем переворачивается на бок — так, что её взор полностью обращен на меня. Я укладываюсь напротив.
— Ты, — пальцы невесомо оглаживают воздух рядом с моим лицом. — А еще умопомрачительный кофе и зелень вокруг нас. Я рисовала. Пальцы были такие черные из-за угля, что ты все время тянулся к салфеткам и вытирал их, как только я хотела прикоснуться к твоему лицу. Такой реальный сон. И такие реальные… ощущения.
В её глазах проглядывается толика грусти, об которую с легкостью можно порезаться или вовсе расколоться на части. Безучастие, данное будто бы в наказание, заставляет внутренности выворачиваться и стягиваться в тугой узел. Мысли о том, что ничего не выходит, бьют резко и больно до того, что мир вокруг теряет свои реальные очертания, превращаясь в одно сплошное пятно. В конечном итоге, все попытки оказались лишь тратой драгоценного времени, проведенного в пустую — ни ритуалы, ни книги, ни записи в интернете не дали нам хотя бы секундную возможность ощутить тепло от прикосновений, равно как и самих прикосновений. Столкновение с реальностью оказалось слишком жестким, оскольчатым, до невозможности противным, но принимаемым.