Ты здесь? (СИ)

Эгоист, — вторит внутренний голос. — Ты не только трус, но и эгоист, которому до сих пор плевать на чувства других и который заботится лишь о собственных. Не надоело?
Замолчи, — прошу я, благо, слова не слетают с губ вслух. Впрочем, слушать их некому — Айви уже несколько дней не появлялась дома. Я стараюсь не думать об этом, но стоит только ступить шаг, как чувства накрывают меня, словно орава голодных собак, что готовы полакомиться кусками склеенной скотчем души. Совесть, крик которой громче здравого смысла, вызывает отчаянное желание лишить себя слуха и исчезнуть вовсе.
Но я боюсь. Боюсь не только исчезнуть, ступить в неизвестность или оставить Айви одну. Я, по правде говоря, больше боюсь себя — иногда кажется, словно есть во мне то, что запускает необратимый процесс разрушения. Этот процесс поражает не только меня самого, но и окружающих, принося вместо радости боль, огорчение, разочарование. Мне страшно помыслить, что своими словами и действиями я заставил Айви разочароваться не только во мне, но и в моих к ней чувствах — уж слишком неправильно я себя повел. Думал, что если оборву все на корню, то и боли от этого станет меньше, но не учел того факта, что стоило хотя бы попытаться, а не останавливать все на полпути.
До чего же жалко. Стою, веду этот бессмысленный диалог сам с собой, жалея в первую очередь себя, а не чувства того, кого на самом деле люблю. Видимо, в моем случае любить — это значит страдать, принося страдания и своему партнеру. Никудышный жалкий трус Лео, который не заслуживает светлой и чистой любви. Кажется, это в разы хуже, чем россказни про ад — там хотя бы черти издеваются над душой, поджаривая её на огне, а здесь я и сам прекрасно справляюсь с бесконечным поеданием самого себя, делая половину их работы.
Когда она вернется? И вернется ли? Стоит ли мне показаться ей на глаза, попытаться оправдаться за сказанное? Имеет ли смысл продолжать все это? Я не знаю. И от безызвестности ненависть к себе становится единственной панацеей, что помогает заглушить боль. Но и той хватает с лихвой.
Ведь когда Айви переступила порог этого дома, став его полноправным хозяином, я уже знал, что она — это то, что я искал всю жизнь. Смысл. Смысл моего бесцельного существования. Даже после смерти, после стольких лет поисков и надежд, обращенных к не тем людям. Она — якорь, сдерживающий порыв перешагнуть эту черту, спасательный круг, в который я вцепился в надежде, что все станет по-другому.
Похоже, настало время наконец пойти ко дну. Больше ничего не имеет смысла держаться за прошлое или пытаться чувствовать себя живым. Айви точно не придет — теперь я уверен в этом на сто процентов — слишком много было сказано, слишком резануло по живому жестокая правда и её принятие.
Делаю шаг — ветер на улице завывает, заставляя голые ветви деревьев с силой раскачиваться из стороны в сторону. Хлопья снега покрывают землю, словно вуалью; хоровод неспешно падающих снежинок завораживает. Я протягиваю руку, пытаясь поймать хоть одну на ладонь, как в детстве. Но вместо того, чтобы растаять, снег продолжает падать вниз.
Делаю глубокий вдох, на выдохе занося ногу. Страх будто обжигает каждую клетку тела — если бы мог дышать, то задохнулся. Там, где заканчивается крыльцо и где начинается улица по-прежнему темно. Легкий шум волн, тепло, касающееся кончиков пальцев, когда рука постепенно исчезает в темноте. Я закрываю глаза прежде, чем слышу грохот за спиной.
— Нет, Лео!
Голос. Её голос — близкий, вызывающий желание обернуться. Но из-за боязни взглянуть на лицо Айви в последний раз, я не решаюсь разомкнуть глаз. Как-то все не вовремя. Я ведь больше не решусь на этот шаг еще раз.
— Даже не думай, черт тебя подери! — кричит она. Во мне все вспыхивает с новой силой. — Не смей сбегать от меня! Ты же… — я слышу дрожь, — ты же обещал, Лео!
Я стискиваю зубы. Пальцы впиваются в ладонь с такой силой, что при жизни на коже наверняка остались бы глубокие следы от ногтей. До слуха доносятся быстрые и тяжелые шаги. Стоит мне только набраться храбрости, чтобы вновь посмотреть на мир, как вместо привычный темноты вырисовывает красное лицо Айви — дышит тяжело, словно бежала сюда со всех ног. Свет, включенный в гостиной, отблеском освещает серые очи, в которых стоят слезы — меня начинает выворачивать изнутри.
 
— Отчаяние — это не повод для того, чтобы исчезнуть! — заглядывая вглубь меня, говорит Айви, дыша через раз. — Если ты хотел исчезнуть, то почему именно сейчас? Почему не до нашей встречи? Не до того момента, когда жизнь без тебя станет для меня бессмысленной?
— У меня ничего не получается, Айви, — горько усмехаюсь, стараясь избегать её колючего взгляда. — Так зачем мне тогда оставаться? Ради чего? Попросить тебя спасти меня? Попытаться вернуть к жизни? Или, — слова комом застревают в горле, — попросить умереть ради меня? Обнять, чтобы утешить? Я не могу снова вернуться к жизни! Не существует ни единой книги, что сумела бы подарить мне тело или хотя бы возможность прикоснуться к тебе! Все это — бессмысленно, как и то, что ты до сих пор рядом со мной!
— Но… — рука её тянется к моему лицу, но я отворачиваю голову.
— Ты же знаешь, что ничего не получится! — срываюсь, ощущая, как внутри все дрожит от злобы и бессилия. — Не выйдет, как бы сильно нам ни хотелось верить в обратное! Зачем пытаться? В чем разница, будь я здесь или там?!
Слезы невольно обжигают щеки.
— Черт, черт, черт! — я хватаюсь за голову, пытаясь впиться пальцами в кожу. Не выходит. — У нас с самого начала не было шанса! Я для тебя обуза, как та самая девочка в подсобке.
— Не говори так! — возникает Айви, делая попытку вновь зацепиться хотя бы за одну из моих рук. — Неужели ты так и не понял в чем разница? Или тебя совершенно не волнует то, что будет со мной после твоего ухода? — голос её срывается. — Я больше не хочу сбегать от проблем, Лео! Только благодаря тебе я поняла, что в этом нет никакого смысла! Называй наши отношения как хочешь, думай, что в них нет никакой пользы, но я считаю иначе. Для меня они важны. Ты важен. Твое существование, в конце концов, пускай и не в роли живого человека!
В ней тоже полыхает злость, то самое бессилие, что испытывал я сам, будучи тогда на кухне. Мы смотрим друг другу в глаза, словно чужаки, впервые увидевшие друг друга настолько обнаженными — души, раскрытые нараспашку.
— И теперь, когда мы столько всего преодолели, ты собираешься уйти? Будто мне мало того, что я изо дня в день чувствую вину за то, что вышло так, а не иначе. Что мы по разные стороны баррикад! — Айви утирает щеку рукавом кутки. — Не нужно выбрасывать меня, как надоевшую игрушку! Я не такая уж и сильная, чтобы суметь пережить это в одиночку! Ты первый не дал мне возможности сбежать, убедив, что так будет лучше! И что теперь? Каждый раз, даже когда тебя нет рядом, меня одолевают мысли о твоей трагичной судьбе, Лео! Что мне с этим делать, помимо чувств, которые я имею? Ты говорил, что счастлив, потому что появилась я! — срывается на крик она. — И я… я тоже рада, у меня есть ты!
Мир начинает кружится, подобно колесу обозрения. Я усаживаюсь на колени, не в силах устоять на ногах — слишком много эмоций, что вырвались этой ночью наружу. Поток слез ощущается нескончаемым, и мне кажется, будто я задыхаюсь, как при самой настоящей истерике, не в силах успокоиться.
Больно. Больно. БОЛЬНО!
Айви снова делает попытку обнять, укрывая меня от всего мира за своими объятиями. Сквозь гул ветра, шум волн и хруст снега под её ногами я отчетливо слышу, как в груди сердце беспокойно отбивает ритм пулеметной очереди — еще немного, и пробьет грудную клетку. Её дыхание сбитое, рваное, никак не приходящее в норму. Я жмусь к ней сильнее, руками обвивая талию. Хочется почувствовать её запах, от которого наверняка голова закружилась бы в разы сильнее.
 
Но я, снова не сдерживаясь, цепляюсь за Айви, будто за спасательный круг, так и не решившись пойти ко дну. Не из-за страха, а потому что просто не могу. Не теперь, когда мысль об этом разрывает меня на части.