Мировая жила (СИ)
Удар в спину, ничего не подозревающим имперцам был страшен. Вересу удалось незаметно стянуть для этой атаки почти две тысячи отборных опытных воинов. Не обошлось и без потерь. Особенно не повезло войску Тайгара. Замешкались в снегах, до назначенного для удара места на левом фланге добрались с опозданием в несколько секунд.
Этих секунд имперцам хватило, чтобы развернуться и открыть пальбу из карабинов. Тайгар потерял несколько сотен бойцов, будто преследовал его на этой войне злой рок невезения. И все же имперское войско было полностью разбито. В качестве трофеев северяне получили свыше трех десятков штурмовых пушек, еще больше самоходных тягачей, несколько тысяч длинноствольных карабинов и не поддающиеся счету запасы нифриловых пуль.
Северный альянс Вереса одержал третью подряд значимую победу. Многие правители объявили трехдневные празднества. В их числе были и те, кто считал, что имперцы на восток, уж во всяком случае этой зимой, больше не сунутся. Князь Верес со своей стороны предпринял все усилия, чтобы этот победительный пыл охладить.
Князь, используя все мыслимые доводы, постарался донести до союзников, что Костяной принц готовил это вторжение очень долго и очень тщательно. Что в отличие от северян, проведших последнюю тысячу лет в междоусобных войнах, у южан царило единоначалие, мир и порядок. Что южный континент по численности населения, оснащенности производственными мощностями и возможностями пополнения войска превосходит северный по меньшей мере на порядок, а скорее всего намного больше.
Вересу приходилось оборачивать против спорщиков их собственные возражения. Соглашаясь, что имперские бойцы только и умеют, что наводить прицел и жать на курок, князь умело показывал и обратную сторону медали: чтобы научить новобранца жать на курок много времени не надо.
А это значит, что для пополнения войска имперцы могут взять любого: без длительного обучения, без воспитания и закалки воинского духа, без множества обязательных условий, что требуются северянам для подготовки бойца, способного противостоять наскоро обученному имперцу с карабином.
«Для нас потеря даже одного бойца – существенная утрата. Для них потеря даже сотни бойцов – всего лишь задача по своевременному восполнению затрат в малозначимой людской силе». Князю удалось удержать уставшие мотаться по заснеженным лесам дружины альянса в едином кулаке. И когда уже под конец зимы имперцы вновь двинули на восток, ему не пришлось тратить драгоценное время на уговоры и сборы.
Империя вынесла уроки из прежних поражений, впрочем, князь и не сомневался, что и там найдутся свои светлые головы. Новое десятитысячное войско имело смешанное вооружение обоими видами карабинов. При этом каждый боец был снабжен прибором распознавания морока. Верес был прав, его уловка оказалась одноразовой. Для сопровождения войску были приданы не только малые разведывательные, но и тяжелые штурмовые дирижабли, способные нести на борту немалый бомбовый запас.
Имперское командование уже небезосновательно полагало, что теперь, наконец, удастся пресечь навязанный северянами диверсионный характер войны. Теперь нанести удар на марше или во время ночлега без тяжелых потерь со стороны нападающих невозможно, и уж подавно невозможно нанести его неожиданно.
Встречное решение, и это никого не удивило, подсказал выходец со Старшей Сестры. Нашелся знаток истории второй мировой, припомнивший, что для снижения эффективности советских авианалетов фашисты широко использовали дымные заграждения. Идея тут же была принята, и по ходу следования имперцев задымили многочисленные едкие костры. И не только обслуга дирижаблей, глотая дым, тщилась что-то под собой разглядеть слезящимися глазами в условиях почти нулевой видимости, но и пехота вынуждена была идти по сильно задымленному лесу.
Диверсионные налеты возобновились, с каждым разом понемногу откусывая от разросшегося тела имперского войска, но то с непостижимым упорством продолжало ползти вперед. Оно вгрызалось в каждый пройденный километр. На всем протяжении пути на расстояниях дневного перехода теперь оборудовались укрепленные лагеря со своими гарнизонами и ощетинившимися во все стороны орудиями, позволяя сравнительно безопасно осуществлять переброску подкреплений на подмогу постоянно редеющим основным силам.
И когда лед на озере Источном был еще крепок, но уже начинало пригревать по-весеннему солнце, они своего добились. Они вышли к Северграду. Сейчас имперцы укреплялись на озерном берегу, проводили починки и отладки, ставили на технику свежие силовые установки и подтягивали отставшие роты, но уже были очевидно, в ближайшие дни князю придется выбирать из двух зол: оставлять город или давать бой.
Глава 22. Последнее совещание
Вася уже и подзабыл, как хорошо это, не на промерзлом бревне зад отсиживать, когда окрестные елки тебе роняют с разлапистых ветвей за шиворот рыхлый снег, а устроиться с уютом на гладкой лавочке в тепле прогретой избы. И не глотать спешно приготовленную на костре опостылевшую похлебку из солонины, а с удовольствием и неспешно поесть томленого в печи наваристого борща да со сметаной, да со свежеиспеченным хлебом.
И все же, если бы была возможность выбирать, Вася выбрал бы холодное бревно в лесу, а не уют Северградского гостеприимства. Но так уж оно вышло, альянс Вереса вынужден был отступить в столицу, если посмотреть со стены, то легко можно разглядеть зеленоватые неестественные огни ненавистных имперских походных кухонь.
После проведенной в лесу зимы, когда спать частенько приходилось прямо на снегу, Ольха расстаралась, воспользовалась своими столичными связями и выбила для парней полчаса на посещение бани. От такого блаженства грех отказаться, тем более, что может уже завтра придется идти на последний бой, смертный.
А пока, раз дали такую возможность, сидели рядком на банном пологе, плескали кипяточком на круглые печные камни, наводя в парной густой пар, стучали друг друга по застудевшим косточкам горячим распаренным березовым веником. А после помывки им выдали чистое ненадеванное исподнее, а потом вкусно кормили, а потом отвели в теплые княжьи казармы. Ухватить перед боем несколько часов сна, - дорогого стоит, после такого и помирать не так обидно.
Вася распластался на нарах, даже не стал накрываться шкурами, и без того тепла с избытком, и сразу стал проваливаться в сон. Что-то бурчал еще Аким неугомонный по своему обыкновению, и вроде даже кто-то ему отвечал, Макар, наверное, но Васю до того разморило, что враз он глубоко уснул. И снова увидел сон, в котором он звался Андреем и отбывал что-то вроде повинности в так называемом втором прачечном отделении.
***Как оказалось, к бесконечному безостановочному труду привыкнуть трудно, но можно. А еще оказалось, что совершенно невозможно привыкнуть к другому. Иногда в прачечное отделение заходил огромный свирепый бес с двумя тяжелыми длинными витыми плетьми в руках. Этот бес всегда отдавал один и тот же приказ: замереть. И вот к этой боли привыкнуть Андрей никак не мог.
Настолько эта стирка стала неотъемлемой частью самого существования, что остановить ее даже на миг было почти невыносимо и действительно очень больно, непередаваемо больно. Руки так привыкли к этим движениям, что от их прекращения все тело сводило судорогой, но получить от беса плетью по ребрам еще больнее. И Андрей замирал и терпел.
Замирая, он уставлялся взглядом прямо перед собой в одну точку, потому что боялся двигать даже взглядом. Постепенно, накопив некоторый опыт этих замираний, он вдруг осознал, что смотрит не просто в какую-то условную точку, а в некое пространство сознания, обладающее собственной глубиной.
И вот однажды, замерев по приказу страшного беса в очередной раз, он провалился в это пространство сознания будто бы целиком. Это было дивное ощущение, потому что в этом пространстве Андрей ничего не чувствовал, а поскольку ничего кроме боли он чувствовать не мог, то ничего не чувствовать означало не чувствовать боли!