Отступники (СИ)

Диета… Значение этого слова давно поистерлось и исказилось людьми, чье тело к определенному моменту времени обретает потрясающую однородность, когда невозможно уже четко различить, где у этого человека кончается живот и начинаются ноги, где зад и где перед. Жирные слуги языка. Они всерьез полагают, что диета — это разовое мероприятие, в процессе которого следует два дня изнурять себя пареной морковью, чтобы потом снова уничтожать мир вокруг себя.
Нет.
Диета — это такая штука, которая призывает тебя употреблять то, что более всего необходимо в условиях жизненной цели. Это общее понятие из словаря. Для нас же диета была деспотическим гнетом, железной лапой, сжимающей желудок, драконом ненависти и отчаянья. Возможно Общая Номенклатура все-таки изъясняется размыто, поэтому уточню: из нас делали лазутчиков широкого профиля. Любая профессия имеет требования к организму. Так вот, организм Незримого обязан был весить не более пятидесяти мер при росте в полтора хвоста. Это определяло нашу жалкую долю в обеденном зале. Пареная морковь возведенная в Альфу и пресные высокопитательные мхи ставшие Омегой были моим кошмаром.
Всем нам было трудно первые месяцы. Тем, кому выпала эта интересная судьба муниципальных убийц и шпионов.
Гелберт понравился мне своей потрясающе едкой иронией к происходящему. Первое, что сделал этот темноволосый субтильный парень, попав в нашу жилую комнату — талантливо спародировал главу Акта Иордана Магутуса, выступившего перед нами с приветственной речью. Речь была, надо заметить, не тетрадной. Иордан, крепкий бледнокожий старик, простыми словами сообщил нам, чего от нас хочет Авторитет, и выразил уважение нашей жертве. Упоминание о жертве нас неприятно кольнуло, и Гелберт заявил, что вытянет из своего будущего положения все, чтобы жертву эту окупить.
Мы с ним очень быстро спелись, отчасти от этого щенячьего инстинкта жаться друг к дружке, отчасти благодаря общности нашего заурядного подросткового мировоззрения, и, конечно, отчасти потому, что Она скрепила наш союз и сделала его триадой.
Не судьба, нет. Хотя, в какой-то степени, Она была частью моей судьбы. В значительной степени. Тогда.
Девчонки на тот момент все еще были для меня чем-то совершенно бессмысленным и настораживающим. Хотя я уже чувствовал позывы к контактам на уровне грубоватых реплик и подножек. Она быстро отучила меня от такой политики и привила уважение к противоположенному полу. Как и Гелберта, хотя тот сопротивлялся дольше меня. Это была умная и стойкая ведьма в самом положительном значении этого слова. Ее мать умерла при родах, поэтому некому было научить ее кроткому поведению, вышШышию крестиком и сентиментальным слезам. Отец, мелкий чиновник при Гротеске, не прочь был избавиться от дочурки, потому что ее история почти в точности копировала мою. Только у нее еще и были задатки.
«Вы, двое, — говорила Вельвет пламенно и дерзко, когда мы демонстрировали свое невежество и спесь, — не стоите даже тех портков, которые носите, не меняя неделями». Это немедленно находило отклик в Гелберте, который с ходу бросался в побоище, вздыбив шерсть на макушке. Я в такие моменты пожимал плечами и уходил в сторону, чувствуя ее взгляд между лопаток.
Семья Гелберта была богаче, чем ее. Не говоря уж о моей. Иногда это служило поводом для ссор, но только в самом начале. Затем Вельвет уже запросто проникала в нашу с Гелбертом комнату. Она забиралась с ногами на одну из коек и повелевала. Сначала она приказывала нам выдать все наши заначки, часть отнимала, и мы дружно жевали, боязливо столпившись у двери и прислушиваясь к коридору. Затем она требовала развлечений. Гелберт подрожал голосам наставников, а я, (как сын одного из тэнов, имеющий право на небольшие прогулки) рассказывал, что интересного видел в кишках Гротеска.
Очень скоро нас уже было не разлить кипящим маслом. Мы преуспевали, и нас неоднократно отмечал сам Иордан. Не скажу, чтобы это нас слишком растлевало. Нет, мы лишь пытались вытянуть все соки из этой благосклонности. Позволяли себе определенные вольности на территории Гротеска, без боязни быть распятыми ели курятину у себя в комнате… Идиллия продолжалась четыре нереста из пяти, что мы должны были проходить обучение. Не мало. Однако в итоге все получилось совершенно не так, как хотелось бы куче людей, как должно было случиться.
 
Как завещали мне все мыслимые догмы и порядки.
Природа брала свое. В какой-то момент, я понял, что смотрю на Вельвет чуть иначе, чем вчера. Чуть более… Заинтересованно. Я чувствовал, что она тоже изменилась. И Гелберт. Что-то должно было закончиться. Какой-то тайный договор о половом ненападении. Несмотря на строжайший запрет на близкие отношения, мы маялись и тайно флиртовали.
В конце четвертого нереста нас разделили на юношей и девушек, и это было испытанием похуже мхов. Нам приходилось встречаться по ночам, в забытых переходах и коридорах. И встречи эти становились все мучительнее.
Гелберт был влюблен в Вельвет без ума, это было очевидно. Я тоже был не прочь предложить ей расширенную дружбу. Она же не предпринимала ничего серьезного, ее внимание расходилось поровну. Хотя я и чувствовал, что выигрываю. Почему? Ну, у меня было кое-что, что сводило ее с ума, чего так не доставало Гелберту. Моей способности устроить приключение даже из похода на паука, забредшего под койку.
А потом Гелберта забрали на практику, и мы остались с ней наедине. Старина Гелб понимал, что теперь ему точно не на что надеяться и поэтому дружеского печально-скупого расставания не получилось. Он ушел на рассвете, не сказав нам ни слова.
Некоторое время мы с ней старательно держались друг от друга подальше. Психологические пассы. Но это не могло продолжаться вечно.
В нашей вечно голодной среде прошел слух, что в Гротеск должны были привезти немыслимо дорогой деликатес из Империи Сай. Ящериц Гу. За этих ящериц, сырых, копченых, маринованных, жареных, любых, шли кровавые сражения между сайскими сегунами. На связку таких ящериц можно было купить себе дом, жену, садовника и хватило бы еще на уважение соседей.
Сколько должно было прибыть ящериц для стола Автора, никто точно не знал, но говорили, что не менее двух десятков. Это было то, что нужно. Я ставил перед собой задачу добыть один экземпляр ящерицы Гу, чтобы… В общем-то мне действительно хотелось ее порадовать. Вельвет. Все остальное тогда было для меня не существенно. Мне стыдно было даже думать о приятных последствиях. Впрочем, кого я обманываю, только о них я тогда и мечтал.
Это, помимо всего прочего, была еще и отличная проверка моих навыков. Итак, я раздобыл балахон, свободные штаны и босиком отправился на дело.
Пищевой склад охранялся активней обычного. Это было добрым знаком. Но все же для Авторитета Гу были просто очень вкусными ящерицами, поэтому особых проблем у меня не возникло. Там было около десятка сонных стражников, которые рефлекторно распространялись о том, как любят тэны осложнять им жизнь. Я мысленно сострадал им, шныряя в густых тенях каменных лабиринтов. Гораздо больше времени мне понадобилось, чтобы отыскать Гу на складе. Их положили в совершенно неприметный мешочек, и, если бы не подозрительный избыток льда, я бы так и бродил среди ящиков, мешков и клокочущих клеток.
Затаив дыхание, я аккуратно открыл мешок, вытянул одну обезглавленную тушку и сунул ее за пазуху.
Я, не торопясь, пошло смакуя триумф, возвращался назад, как вдруг понял, что потерял кое-что важное… Кусок мяса из правого бока.
Дальнейшее я помнил смутно. Скажу лишь, что человек слишком чувствительная тварь. От боли тошнило. Я сидел на полу, тупо свесив голову. Я точно помнил, что у ящерицы не было головы. Это нетрудно запомнить. Обрубленная шея, змей подери, что это еще могло значить? Однако сквозь агоническую поволоку, я видел перед собой ящерицу с конической тяжелой головой, которая зловеще щелкала окровавленной пастью, и смотрела на меня с торжествующей иронией. Еще бы. У меня не было не малейшего повода ее обвинить. Я бы поступил точно так же.