1000 не одна боль

— Станешь! Не по доброй воле так насильно! И веру примешь! Нет пути назад — все уже слышали! Я скорее убью тебя, чем откажусь от своих слов.

— Убей… потому что я не соглашусь.

Сдавил мое лицо изо всех сил и толкнул назад так что ударилась затылком о стену, от былой нежности и следа не осталось она испарилась, как и не было никогда.

— Не провоцируй меня, не подхлестывай. Не буди во мне чудовище. Ты не знаешь на что я способен и пока что я всего лишь угрожал и пугал тебя… Настя Елисеева! Ты ведь не хочешь, чтоб твою маленькую сестру нашли в одном из борделей Египта? Или чтоб мать с отцом нечаянно сбила машина или зарезал обезумевший араб на улице? Ты ведь не хочешь, чтоб я показал тебе что такое ад и что такое ломать человека? Ты меня совсем не знаешь! Ты видишь то, что я тебе показал… ты не хочешь узнать на самом деле, что я могу сделать с тобой и с каждым, кто тебе дорог. Не буди это во мне… не порождай то, что я потом не смогу остановить!

У меня все похолодело внутри еще когда он назвал мою фамилию, дрожь сменилась ознобом и болью в груди. Я смотрела ему в глаза и только сейчас понимала, что он прав. Я совсем не знаю его, я действительно не имела представления какое он чудовище.

— Ты не сделаешь этого…

— Сделаю! Моя честь дороже жизни твоей родни. Поэтому ты согласишься. Добровольно и с улыбкой на губах сменишь веру и станешь моей женой по всем бедуинским законам и правилам, а потом и по египетским.

— Ты лжец… ты не умеешь любить. Твои слова о любви лицемерны и отвратительны. Любящий человек никогда бы не причинил боли тому, кого любит. Никогда бы не заставил… это так низко.

Вдавил меня в стену и прорычал мне в лицо:

— А у любви нет гордости и самолюбия! Только эгоизм! Ты ошибаешься в ней, ты смотришь на нее сквозь розовые очки. Не знаю какую любовь ты себе нарисовала в голове, но моя слишком жадная и жестокая, чтобы корчиться от боли в одиночестве. Завтра ты примешь ислам. Через неделю станешь моей женой. Игры окончены. Не хочешь быть покорной — я тебя сломаю. Не хочешь любви — получай боль. Я тебя в ней утоплю!

Тяжело дыша и глядя на его бледное лицо… я вдруг поняла, что он действительно способен это сделать. Способен причинить им зло… я видела это зло в его глазах, бездну мрака и ярости.

— Я все сделаю как ты хочешь, Аднан… только не трогай мою семью. Прошу тебя. Просто забудь о них!

— Забуду, когда ты станешь моей и когда ты сама о них забудешь!

И впился взглядом мне в глаза.

— Нет у тебя больше семьи. Я — твоя семья. И твой дом там, где твой муж. Поняла?

— Поняла.

— Я очень на это надеюсь.

Оттолкнулся от стены, развернулся и вышел из комнаты, едва за ним закрылась дверь я сползла на пол и закрыла лицо руками… Вот и все… вот он и нашел способ заставить меня отречься от всего. Как мне теперь жить с этим? Как мне согласиться на все и не сойти с ума, как мне отказаться от тебя мамочка?

Лучше бы я умерла в той пустыне и меня сожрали шакалы. Тихо вошла горничная с подносом в руках.

— Холодный зеленый чай и сладости для госпожи.

Я услышала, как она поставила поднос на стол и вышла.

*1- Страсть не может с глубокой любовью дружить, если сможет, то вместе недолго им быть (Высказывание Омара Хаяма)

*2- Любовь может обойтись без взаимности, но дружба никогда (Высказывание Омара Хаяма)

*3 — Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена, можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина!(высказывание Омара Хаяма)

*4 — Я тебя люблю (арабский. прим автора)





ГЛАВА 14




Она разбивала его мечты вдребезги. Аднан впервые начал мечтать, он впервые строил какие-то планы и на что-то надеялся, но понять эту маленькую женщину с белыми волосами не мог даже сам дьявол. И убить ее хотелось настолько же сильно насколько и любить до потери сознания. Он захотел сделать ее счастливой, увидеть радость на ее лице и улыбку на губах. Поднять ее из грязи, вознести до себя, сделать равной. Жениться на ней и спрятать за своей спиной от злых языков и от любых нападок своего семейства. Любить ее… отдать ей все то, что уже не имело места внутри него, подарить все это ей.

Ледяная девочка научила его мечтать. Он даже не думал, насколько его жизнь была пуста без мечты. Все эти стремления угодить отцу, власть, деньги не стоят на самом деле ни черта. Временное удовольствие и точно не смысл жизни. По крайней мере для него. Всего лишь кратковременное удовлетворение и упивание своей победой, наслаждение и триумф, которые развеиваются так же быстро, как и запах духов в воздухе.

Он думал она будет счастлива узнать, что он решил сделать ее своей женой, думал обрадуется… а увидел это онемение и выражение разочарования и отчаяния. Ему за это захотелось свернуть ей шею. Она разбила его мечту одним лишь взмахом ресниц и выражением лица. Только ей удается будить в нем то, что не дается даже его врагам. Нечто черное и мрачное, пугающее его самого. Невероятное желание сделать ей больно и увидеть, как это красивое и равнодушное к нему личико скривится в гримасе. В Долине смерти мечты никогда не сбываются… он успел забыть об этом рядом с ней.

Абдула учил маленького Аднана прятать свои эмоции, загонять их глубоко внутрь и не позволять им показаться наружу ни при каких обстоятельствах. И долгими годами бастард Кадира жил именно так, как его научил наставник и как положено незаконнорождённому сыну шейха, убеждаясь от раза к разу, что прав был старик и нет в этом мире места любви и слабости. А вот с появлением Альшиты захотелось большего, захотелось снова и снова фейерверка эмоций, которые она ему дарила с самого начала. Девочка с белыми волосами пробудила в нем нечто дремлющее и неизведанное, нечто светлое, о чем он даже не подозревал. Показала, что есть нечто большее, нечто мощнее и важнее чем просто трахать любовниц, заливать кровью и спермой пески, ездить к жене, чтоб обрюхатить ее раньше и своих братьев произвести на свет наследника. Все потеряло свой вкус. Больше не хотелось убивать, носится по пескам и резать головы врагов закапывая в пески.

Но она же пробудила в нем и черное. Нечто очень глубокое и неконтролируемое. Не мог с ней держать себя в руках. И реакция на ее тело с ума сводила. Жестокий голод, который обуял, когда впервые увидел ее обнаженную грудь, красивую и сочную с маленькими алыми сосками. Посмотрел, как просвечивает под тканью и снесло все тормоза, захотел ее до сумасшествия, до боли в паху. Себе и под собой. И с каждым разом одержимость этим телом все сильнее как помешательство какое-то.

И сейчас, когда нагло швырнула ему в лицо свое прокляте «нет» ничего не мог с собой поделать. Дико захотел почувствовал ее плоть пальцами изнутри и зверел от похоти и ярости за то что посмела отказать. Ему. Сыну шейха. Тому, о замужестве с кем могли только мечтать… он ей о любви впервые в жизни говорил, а она его ногами в грязь.

К дьяволу дрянь упрямую, пусть сидит в комнате и думает о том что он сказал, пусть боится если дпугих эмоций испытывать не хочет и не умеет… А ведь он и правда способен на что угодно лишь бы она согласилась. Способен как на самую изощренную и садистскую пытку… так и способен шкуру с себя живьем снять лишь бы сучка эта хоть раз на него посмотрела со страстью, хоть раз!

Надо пойти к шлюхам, выбрать себе пораскрепощенней и затрахать до полусмерти. Как раньше. Чтоб забыться. Ничего не изменилось ведь. А если сильно захочет, то и ее отымеет. Бывало мелькали в голове дичайщие мысли — отдать ее своим воинам. Отвещти в одну из деревень и сделать из нее самую грязную из шармут. Пусть отымеют эту наглую девку прямо при нем и тогда у Аднана пропадет всякое желание к ней и презрение задушит ту похоть, от которой корежит всего и корчит с каждым днем все сильнее. Но едва стоило об этом подумать, как волна протеста оглушала его сильнейшим гудением в висках и взрывалась бешенством где-то в районе грудной клетки. Потому что лжет сам себе. Убьет каждого, кто прикоснется, посмотрит не так.


Шел по коридору пока не вышел на веранду и не вдохнул прохладный ночной воздух, стараясь успокоиться. Потом пошел к Зареме. Сам не знал зачем. Пошел и все.

Долго смотрел, как извивается перед ним в танце, как радостно сверкают ее черные глаза и вьются змеями роскошные волосы. Черт его знает чего ему не хватает. Красивейшие женщина Египта могут принадлежать ему по щелчку пальцев. И его жена одна из самых прекрасных женщин, что ему доводилось видеть… а он думает только о белых космах своей русской ведьмы. Аднан смотрел на языки пламени сотни свечей, расставленных по спальне Заремы и совершенно не замечал ее полуголое тело, которое содрогалось в сладострастном танце то опускаясь на колени, то поднимаясь так грациозно и эротично. Касаясь своих полных тяжелых грудей с большими коричневыми сосками темными ладонями, смазанными пахучими маслами.

Запах ее возбуждения витал в воздухе, наполняя его густым ароматом похоти. Но его уже не заводило даже это, ведь Аднан помнил тот самый, другой, о котором мечтал каждую свободную секунду. Зарема опустилась на колени и подползла к ногам Аднана, обхватывая тонкими руками его колени. Бесстыдно потянулась к его ширинке и сжала член ладонью.

— Я соскучилась по тебе, мой господин. Истосковалась всем телом и душой.

Склонила голову и отбросила волосы, открывая красивую шейку м голые плечи.

— Моё тело жаждет тебя, жаждет твоих ласк и поцелуев.

Бросил на нее тяжёлый взгляд, приподнял кошачье личико за подбородок. Красивая… но нисколько не трогает его. И раньше не трогала. Опустил взгляд к ее груди с торчащими твердыми сосками — хочет. Не лжет. Эта хочет, а та, другая нет.

Аднан стряхнул руку жены.

— Станцуй еще… я не пришел сюда ради твоего тела. Я хочу отдохнуть. Твой танец меня успокаивает.

И в черных глазах мелькнули искры гнева.

— Зачем нам спокойствие? Ведь я так голодна… так хочу тебя, мой господин.

И снова потянулась к его паху.

— Я разве спрашивал, чего ты хочешь, Зарема? У меня сегодня дурное настроение не надоедай мне своими капризами и желаниями. Просто танцуй и все. Хотя, мне наскучили и твои танцы тоже.

Хотел встать. Но она впилась в его ноги руками и подняла к нему свое красивое раскрасневшееся лицо, влажные глаза подные мольбы и отчаянной похоти.

Перехватила руку ибн Кадира и прижала к своей груди, ткнулась торчащим соском прямо в ладонь.

— Не прогоняй меня. Я ведь готова ради тебя на что угодно. Бей меня, рви на части. Бери как хочешь. Только не отвергай.

Аднан взял ее за густые волосы и чуть приподнял, всматриваясь в блестящие карие глаза, полные похоти и мольбы, потом развернул спиной к себе, заставляя опустится на четвереньки.

Прикрыл веки и схватился за затылок жены, заставляя наклониться вперед, уткнуться лицом в ковер, другой рукой расстегнул ширинку штанов. Провел пальцами по истекающей влагой плоти, а в нос ударил мускусный запах ее желания и вызвал приступ тошноты… ему хотелось ощутить совсем иной аромат.

Оттолкнул так, что та упала на ковер, встал в полный рост и направился к двери. Не то все это. Не поможет ничто забыться Только она… только ее тело, ее запах, ее голос.

— Любишь свою русскую, да? Только никогда она не полюбит тебя, как я… никогда слышишь, Аднан? Не способна она… не ходи к ней.

Медленно обернулся к женщине, распластавшейся на белом ковре. Красивая. Идеальная любовница. Покорная, послушная, готовая исполнить любой каприз. После свадьбы ему это в какой-то мере льстило. А сейчас смертельно надоело. Осточертело.

— Разве я спрашивал твоего мнения, Зарема, или просил твоих советов? Смотри надоешь мне и сошлю тебя с глаз долой. Альшиту тронешь — пожалеешь, что на свет родилась.

— Я и так жалею! — крикнула та, и вскочила с ковра, — Лучше бы ты убил меня, чем так унижал… и лучше сдохнуть, но и ей тебя не отдать!

— Так сдохни. Или на это смелости не хватает? Любишь кричать о смерти, а посмотреть ей в глаза боишься?

— Как бы твоя Альшита не взглянула в глаза смерти!

— Замолчи, Зарема. Не то без языка останешься!





* * *


Не хочет он никого больше. Только девочку свою ледяную. К черту Зарему, любовниц, на все плевать.

Взять и забыться, войти в нежное, сливочное тело. Сломать ее сопротивление, лаской, болью, чем угодно, но сломать и вонзиться в нее изголодавшейся плотью.

Глядя ей в глаза, в ее фиолетовые, как ночь омуты, остервенело долбиться в нежное тело, пока она не начнет кричать от наслаждения, пока не забудет саму себя, пока по ее щекам не покатятся слезы удовольствия, а глаза не подернуться дымкой безумия и она не выгнется под ним, изнемогая после оргазма.

Она сводила его с ума именно этим. Когда наконец-то покорялась и хотела его, а он чувствовал ее возбуждение и зверел от триумфа, Ее первые стоны были дородже любой самой изысканной музыки.

Он заставите ее кричать и научит царапать себе спину своими тонкими ногтками.

Ему до боли в скулах захотелось распластать альшиту на белых шелковых простынях, развести в стороны длинные ноги и ласкать ее языком, вылизывая каждую каплю ее возбуждения и ловить жадными губами ее удовольствие.

Черт. Эта женщина делает из него чокнутого безумца.

Ни одну он так не хотел, ни к одной так не прикасался и не ласкал так откровенно и с таким упоением, получая от этого несравнимое ни с чем удовольствие, ни для одной не старался в постели. Трахал и выставлял из своей постели. А с ней превращался в долбаного идиота, стоящего перед ней на коленях и ожидающего первого стона от нее, ждал любого изменения в ее глазах. Сатанел от одного взгляда на нее, от вида сжимающихся в тугие бутончики соски.