1000 не одна боль

— Я не голодна, мама. Аппетит пропал. Жарко сегодня, наверное.

Я снова ощутила, как та женщина на меня посмотрела и невольно выпрямила спину, хотя ужасно хотелось залезть под стол.

— Ничто не должно портить аппетит законной жене младшего сына самого шейха. Никто недостоин таких жертв, — я внутренне напряглась и стиснула салфетку, — Ты сосуд, который выносит ему наследников, а сосуд должен быть в прекрасном состоянии.

— Конечно, мама, вы правы. Как и всегда.

Одна змея намекнула другой, что я здесь никто. Я прекрасно это поняла. Все это поняли. И вдруг ощутила, как рука Аднана легла мне на колено. И почему-то именно в этот момент меня это успокоило.

Послышался бархатистый низкий голос Кадира, он встал со стула и Аднан тут же поднялся со своего.

— Приветствую тебя дома, сын. Для нас всегда большая радость дождаться твоего возвращения после такого долгого отсутствия. Фатима и твои сестры ждали тебя с огромным нетерпением, как и твоя жена — Зарема, которая спрашивала о тебе каждый день.

Кадир нарочно подчеркнул последнее предложение и посмотрел на меня потом снова на сына. И даже мне был понятен смысл этого взгляда — он вопрошал какого дьявола Аднан посадил рядом с собой какую-то девку, а не свою жену. И этот такт с которым эта фраза была произнесена полоснул по нервам намного сильнее, чем сам факт моего низкого положения при сыне шейха и факт, что каждый в этой зале знал кто и что я… Знали, что я всего лишь царская шлюшка.

— Прекрасный стол накрыт в мою честь, отец. Я несказанно рад снова оказаться дома. Фатима, как всегда, своей умелой рукой умеет навести уют и устроить грандиозный праздник. — я ожидала, что он скажет о Зареме, но Аднан замолчал, и кивнул старшей жене шейха, та улыбнулась, но глаза ее оставались такими же до дикости жуткими.

Отец усмехнулся, и я не могу сказать, что его усмешка не была довольной. Он, явно, любил своего сына… на него он смотрел как-то иначе. В его горящих углях появлялся мягкий и теплый блеск, который вызывала удивление, что даже я ее замечаю.

— Я слышал у нас мог открыться новый торговый путь, сын? Ты ведь порадуешь меня хорошими новостями?

— Не мог. А он обязательно откроется в ближайшее время.

— Я верю, что так и будет, сын. — снова перевел взгляд на меня, заставив поежиться, — садись праздновать и не забывай нахваливать блюда, выбранные нашей дорогой Фатимой.

Я посмотрела на свою тарелку и… мне почему-то, как и Зареме перехотелось есть. Аднан сел на свое место и посмотрел на меня, улыбаясь уголком рта, тихо прошептал по-русски.

— Ты очень красивая в белом, Альшита… ты, как снег. Мой снег.

— Многие из них мне помогала выбрать моя дорогая невестка, — голос Фатимы, прозвучал как карканье, заставляя Аднана повернуться к ней, — дочка старалась изо всех сил сама пробовала и провела здесь почти целые сутки.

— В обязанности жены входит заботиться о своем муже и вряд ли они исполняются лишь ради похвалы, — Аднан откинулся на спинку стула и лучезарно улыбнулся своей мачехе. — тогда как ты, моя любимая Фатима, любишь всех своих и не своих детей всем сердцем или по крайней мере очень стараешься их любить так, чтоб это видели все.

Старая ведьма уже не улыбалась, и я не понимала, что такого сказал Аднан, что стер улыбку с ее тонких губ, похожих на прорезь. Но было нечто понятное им двоим, и это нечто ужасно не понравилось первой жене шейха и подняло настроение самому Аднану.

— Конечно жена обязана ухаживать за любимым супругом, предугадывать его желания и знать о его привязанностях и предпочтениях, как и супруг обязан соблюдать правила отчего дома и свои обязанности… но иногда… верные и преданные жены готовы простить любимому господину даже его забывчивость ведь все это суета сует. Особенно когда он вернулся из столь дальней дороги…

Голос Заремы напоминал сладостную до тошноты патоку и от него скрипело на зубах, особенно от скрытого намека, прозвучавшего в этих словах. Я видела, как все затаились, ожидая, что ответит Аднан на столь явно брошенный вызов. Ведь его жена не постеснялась намекнуть на то, что Аднан не чтит правила этого дома. Но он даже не обернулся к ней, а под столом его ладонь сжала мое колено еще сильнее, чем в прошлый раз.

— Отец, мои любимые братья и сестры, Фатима, Лайла и все мои дорогие гости, хочу обрадовать вас и сообщить что в скором времени в этом доме состоится еще большее празнество, ведь я привез из дальней поездки еще одну дочь для тебя отец и для тебя, Фатима, и, чтоб почтить обычаи этого дома, вы первые, кто узнает об этом и может нас поздравить. Моя невеста смущается, она застенчивая и скромная и ей сейчас нужна моя поддержка больше, чем когда-либо. Прийти в чужую семью всегда очень непросто. — Аднан снова встал и заставил подняться и меня, взяв под локоть и увлекая за собой, совершенно ничего непонимающую и стоящую на ватных ногах, — Познакомьтесь — это Альшита, моя будущая жена. Прошу принять ее и любить, как родную дочь и сестру. И будем верить, что с ней шансы подарить тебе, любимый отец, долгожданного внука и наследника вырастут вдвое.

Я перестала дышать, чувствуя, как стиснуло грудную клетку от шока и в то же время услышала, как не сдержала болезненного стона Зарема.





ГЛАВА 13




— Я не…

И у меня хрустнули пальцы, с такой силой Аднан сдавил их, не давая мне вымолвить ни слова.

— Сломаю, — тихим шипением по-русски.

Нет, я не обрадовалась! Нет, я не посчитала это за великую честь! Не стану я второй и третьей женой, не стану раболепно мириться с его женщинами. Лучше быть шлюхой, чем вот так… как Зарема на каждую кидаться и смотреть как муж по другим девкам ходит, имея на это полное право. Лучше честно. Как сейчас. Не знаю, как я высидела за этим столом, под перекрёстными взглядами полными ядовитой ненависти всей его родни, которая несомненно решила, что мне несказанно повезло и я каким-то образом эти блага себе чуть ли не выдрала зубами и ногтями. Только для меня это не благо, а пожизненное заключение без всякой надежды на амнистию. Но я выдержала, досидела до самого конца, искренне надеясь, что все это какая-то шутка, какой-то бред. Что он не серьезно.

Когда ужин закончился и Аднан, все так же стискивая мои пальцы, повел меня к выходу из залы, к нам навстречу вышел его отец вместе с Фатимой. И я снова ощутила на себе всю мощь и харизму этого человека, каждый его жест и шаг был пропитан невероятной силой. Теперь я точно видела его сходство с Аднаном как внешне, так и внутренне. И я не думала о том, хорошо это или плохо. Даже, скорей всего, именно для меня — плохо.

— Посмотрю вблизи на избранницу дорогого сына. Удивил ты меня, Аднан ибн Кадир, сильно удивил. Не ожидал, что жениться надумаешь так скоро во второй раз. Вроде кричал, что семья не для тебя… а оказывается дело было в женщине.

Я помнила, что говорил Рамиль. Не поднимать глаза, не говорить. Да что там говорить я даже не дышала.

— Посмотри на отца, дочка…, - с акцентом по-русски, как и Аднан. Я медленно подняла взгляд на шейха, слыша собственное сердцебиение прямо в горле и уже сама сдавила пальцы Аднана. Тяжелый взгляд у Кадира. Каменно-невыносимый. Давит взглядом этим к полу, к земле. В мозги продирается, в сердце. Изучает, сканирует.

— Особенная, белоснежная… на мать твою чем-то похожа. Даже душа сжалась. Сердцем выбирал… выбор сердца всегда самый трудный, его нужно решиться сделать. Береги свою женщину, Аднан… И учи покорности …нет в ее глазах смирения. Сама ледяная на вид, а внутри пламя адское полыхает похлеще, чем в наших женщинах.

Продолжил так же по-русски и я знала почему — чтобы черная ворона не поняла, о чем говорит, и я видела, как ее это злит. Этот разговор на чужом ей языке намеренно так чтоб ей не ясно было. Но она покорна своему господину и поэтому молчит, не смея перечить. Только почему я должна учиться этой покорности, если я не хочу этой жизни, не хочу эту страну. Не мое все это.

— Красивая у тебя жена, сын Аднан, береги ее. — прокаркала Фатима и посмотрела на меня в упор… и в меня как черт вселился не отвела я взгляда и в пол глаза не опустила, подбородок вздернула и сцепилась с ней взглядом.


— Дерзкая, как необъезженная кобыла. Пусть учится смирению и ислам примет. Надеюсь ты не собираешься в нашу семью христианку привести?

А сама на меня смотрит взгляд не отводит, хочет заставить отвернуться, но я и не подумаю. Им не заставить меня почувствовать себя ниже. Ни ей, ни Зареме!

— Альшита примет ислам об этом даже речи быть не может, а покорна она должна быть своему супругу и никому более и только мне судить о степени ее смирения.

Внутри все вверх взметнулось — принять ислам? Помимо всего прочего заставит меня не только Родине изменить, но и вере родителей. Никогда добровольно я на это не соглашусь. Пусть лучше на куски режет.

— Не забывай, что у тебя еще одна жена есть, чти каждую из них, как и твой отец! Дели внимание между обеими. Ты не только муж, ты как отец должен быть справедлив и честен.

— Отец уже умудрен опытом и годами, я же буду учиться у него, — и хитро посмотрел на Фатиму.

Шейх вдруг повернулся ко мне и снова спросил по-русски, заставив мое сердце пропустить несколько ударов от неожиданности.

— Любишь моего сына, Альшита? По любви замуж идешь?

И пальцы Аднана дрогнули, сплетаясь с моими пальцами и сдавливая их уже скорее инстинктивно. Взгляд Кадира стал пронзительно острым, настолько острым, что мне начало казаться у меня от него покалывает кожу.

— Страсть не может с глубокой любовью дружить, если сможет, то вместе недолго им быть*1… Мы только вначале нашего пути и любовь не рождается в один день… Если вскормить почву, ухаживать, то на ней вырастут диковинные цветы, но на это нужно время.

Все так же глядя в пол и отвечая очень тихо.

— А она так же умна, как и красива, сын. Я горжусь твоим выбором. Подари Аднану сыновей, Альшита, а любовь рождается в доверии и взаимоуважении. Любовь может обойтись без взаимности, но дружба никогда*2… Располагайся, дочка, и чувствуй себя здесь как дома. Для нас большая радость, что вы останетесь погостить.

Шейх обошел нас и повел свою жену по направлению к саду, за ними последовала вся их свита, состоящая из сестер шейха, дочерей и внучек. Аднан посмотрел мне в глаза и довольно усмехнулся.

— Он цитирует Хаяма на каждом шагу. Ты несказанно ему угодила еще никогда не видел его настолько довольным.

Еще несколько секунд внимательно смотрел мне в глаза и между густых бровей пролегла глубокая морщина.

— Что такое, Альшита? Ты не рада стать моей законной супругой? Быть моей девкой тебе нравилось больше? Или мне кажется?

— Да! Больше! Тебе не кажется! — выпалила, не отводя взгляда от его лица.

Улыбка пропала с губ Аднана и глаза стали почти черными, страшными, как и у его отца, он стиснул мою руку и потащил меня за собой куда-то вглубь витиеватых коридоров, пока не втолкнул в одну из комнат. Первое, что я почувствовала это запах лаванды, ударивший в нос. Но больше ничего рассмотреть не успела, потому что ибн Кадир толкнул меня к стене и навис надо мной упираясь ладонями возле моей головы.

— То есть мне не показалось, что белоснежная русская красавица воротит от меня нос? Что такое? Все еще мечтаешь вернуться домой или хотела найти кого-то побогаче?

— Не показалось! Я не хочу быть второй и третьей женой, лучше быть игрушкой и шлюхой, так честнее. Я не хочу, как она… смотреть на твоих новых любовниц и жен, не стану я склонять головы и преклонять колени, ожидая великой царской милости. Я не в таком мире росла! Я росла там, где у мужчины есть только одна женщина, а все остальное считается изменой! И где любовь не покупают за деньги и не принуждают к ней.

И он усмехнулся снова, а глаза посветлели и в уголках появились забавные морщинки, а потом рассмеялся громко и весело, его настроение изменилось по щелчку пальцев. Как же сильно преображается его лицо, когда он смеется… не устану этому поражаться каждый раз. И смех… когда он искренний такой заразительный.

— Маленькая ревнивая, Альшита… не хочет делить меня с другими женщинами? В этом вся проблема?

Склонился к моему лицу, а я уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.

— Чтобы ревновать надо любить! — выпалила я, а он рассмеялся еще сильнее и провел ладонью по моей щеке, лаская скулу большим пальцем и всматриваясь мне в глаза своими проклятыми зелеными ядовитыми омутами ада.

— Ревность — это сердце самой любви, Альшита. Нет ревности без любви, а любви без ревности. Они единое целое, — наклонился, преодолевая сопротивления и скользя щекой по моей щеке, вызывая этой нежностью трепет во всем теле, — глупая, маленькая, зима. Ничего ты не понимаешь, — шепот щекочет мочку уха и пальцы, впившиеся в его плечи ослабевают и руки невольно тянуться обхватить мощную шею, чтобы привлечь к себе. — Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена, можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина!*3

Сердце дрогнуло так болезненно, что показалось оно ударилось о ребра и разбилось, руки невольно взметнулись вверх и зарылись в короткие густые волосы на его затылке.

— Тоже любишь Омара Хаяма? — и сама невольно потерлась щекой о его щеку. Впервые не колючая, а гладко выбритая и так умопомрачительно от него пахнет страстью.

— Ана Ба-хеб-бек… Альшита*4

Вздрогнула и резко отстранилась назад, не веря своим ушам и глазам. Тяжело дыша и чувствуя, как покалывает кончики пальцев на руках и ногах. Он ведь не мог такое сказать. Этот монстр. Он ведь не знает, что это такое… не может знать. Но этот взгляд… я под ним превращалась в горящий воск, который тает и плавится. Наклонился к моим губам и потянул нижнюю своими полными и горячими губами, потом верхнюю. Заставляя в изнеможении закрыть глаза и тихо выдохнуть.

— Хочу, чтоб моей была, моя ледяная девочка… полностью моей… каждый кусочек твоего тела, каждый миллиметр, чтобы принадлежал мне, душу твою хочу… сердце. — жарко шепчет прямо в губы и пальцы длинные мои волосы на затылке перебирают даже не знаю, когда успел стянуть с меня головной убор, — чтоб ни одна псина ни словом, ни взглядом не оскорбила и не унизила.

Снова губы мои нашел и так мучительно нежно терзает их, толкаясь языком о мой язык, медленно сплетая с ним, лаская так трепетно, словно выпрашивая что-то… словно каждым движением губ подтверждая свое невероятное признание, сжимая мое лицо руками. Порабощает мою волю, ломает сопротивление, сжигает ненависть, выворачивает мне душу наизнанку, и я как пересохшая губка впитываю каждую ласку, каждое слово.

— Станешь моей, Альшита? Станешь по доброй воле?

И очарование вдруг разбивается о скалы реальности… перед глазами появляется лицо Заремы, искаженное ненавистью… всплывают слова его мачехи о том, что чтить и вторую жену должен. После брачной ночи со мной он к ней пойдет? Какая из куриц первая яйцо снесет будет ждать. Как же это унизительно. Я не смогу с этим смириться никогда!

— Нет! Никогда не стану!

Прозвучало как выстрел, оглушило нас обоих. Аднан отпрянул от меня и изо всех сил ударил кулаками возле моего лица.

— Почему! Кус ом оммак! Почему?!

— Потому что чужая я и вы мне чужие, страна твоя. Люди в ней, ты. Никогда моим все это не будет, и я твоей никогда не стану!

Ударил еще раз в стену, и я вздрогнула, зажмурившись.