Звездолет с перебитым крылом

– Пожар, что ли? – предположил я и сразу понял, что это глупо, никакой пожар не горит так.

Ровно.

Очень ровно, границы этой полосы были аккуратные и точные, словно их прочертили по линейке или, вернее, по трафарету. Рубеж.

За черной границей лес продолжался, и продолжался мох, все, как обычно.

Дюшка потрогал черную полосу носком ботинка.

– Похоже, оно… вымерзло, – сказал Дюшка.

А я не знал, что сказать. Такого я раньше не видел. Года два назад в конце июля случился настоящий заморозок, утром проснулись, а весь огород повял, и морковь, и свекла, и капуста. Морковь и свеклу собрали какую есть, а капусту всю на выкид. Но тут все было по-другому.

Я говорил, что черная полоса была очень ровной, но когда я рассмотрел ее поближе, то обнаружил, что она более чем ровная. По земле рассыпалась брусника, плоские кустики с темно-зелеными листочками. И в некоторых местах граница черноты проходила как раз по листьям, деля их на живую зеленую половину и мертвую черную.

– Не похоже на заморозок, – возразил я. – Слишком четкие границы. Точно ножом срезали.

– Это шаровая молния, – неожиданно уверенно заявил Дюшка. – У шаровых молний как раз такие острые края. В этом году много шаровых молний, в газете об этом писали.

Не знаю. Моя бабушка рассказывала про шаровую молнию. Это было после войны, еще дед с фронта не вернулся. Так вот, бабушка говорит, что она ничего страшнее никогда не видела. Шаровая молния, она тоже была черного цвета, плыла над рекой. И от этого становилось так тихо-тихо, точно мир умирал от ее продвижения. Бабушка затаила дыхание, а ее сестра, тетя Катя, ойкнула. Молния тут же повернула в их сторону.

Она провисела у бабушки перед лицом несколько минут, потом улетела. За эти несколько минут бабушка поседела, не целиком, конечно, а почему-то только за правым ухом, и сердце у нее потом болело часто. Так вот, это я к чему – бабушка рассказывала, что вокруг шаровой молнии была такая тишина, что она свою кровь слышала.

Вот и тут слишком тихо.

А лес за черной границей… Он чем-то отличался. От того, в котором стояли мы. Я не мог понять чем, но лес отличался.

– Пойдем посмотрим, что ли, – предложил я.

– Зачем? – тут же спросил Дюшка. – И так все понятно, шаровая. Чего там смотреть…

Но я не стал слушать, я перешагнул черную полосу.

Дюшка ойкнул.

Ничего не случилось. Мох так же хрустел под ногами, земля та же. Я оглянулся. Дюшка мялся, потом все-таки переступил.

– Похоже на НЛО, – сказал он.

– Какое еще НЛО? – не понял я.

– Неопознанный летающий объект, – пояснил Дюшка.

Я бы посмеялся, честное слово, посмеялся бы, да мне не смешно было.

– Есть одна книжка… – прошептал Дюшка.

Ну вот, началось. То есть продолжилось. «Есть одна книжка». «Один чувак в поезде рассказал». «Одной женщине пришло странное письмо». «Об этом не принято рассказывать». Нет, Дюшку не исправить. Слишком широкий кругозор тоже ни до чего хорошего не доводит.

– Ее сразу запретили, как она вышла…

– А ты как ее тогда прочитал? – перебил я.

– Случайно совершенно, – тут же ответил Дюшка. – Мы в Свердловск в прошлом августе ездили, к маминой однокласснице. Две недели жили, делать нечего было, в кино сходил, заглянул в библиотеку…

Очень много историй Дюшки начинается с того, что он отправился в библиотеку.

Отправился в библиотеку – и его покусала собака.

Отправился в библиотеку, а там Георгий Гречко.

Отправился в библиотеку. И ему выдали там запрещенную книгу.

– Я заглянул в библиотеку, говорю, дайте-ка мне что-нибудь такое. Чтобы летало. Ну, «Лунную радугу» хотя бы, она как раз вышла, мне один филателист из Минска рассказывал, четкая книжка. А тетка говорит, что на «Лунную радугу» на два года вперед запись, иди отсюда, мальчик…

Дюшка ухмыльнулся, так что сразу стало ясно, что мальчик отсюда не ушел. На Дюшку это похоже, Дюшка липа, если ему что-то надо… Уболтает. Особенно библиотекаршу, он в эти библиотеки, как в кино, ходит, так что как уговаривать библиотекарш знает. А они его тоже своим чутьем знают – как видят Дюшку, так и думают – вот, Читатель пришел. Хотя и без очков.

– Так вот, – продолжал Дюшка, – я ей и говорю, жаль, что нет «Лунной радуги». Ну, если ее нет, то давайте «Детские годы Багрова-внука». Библиотекарша на меня посмотрела с интересом, а я и спрашиваю – что, Аксакова тоже нет? Жаль… Тогда «Господа Головлевы», мне учительница советовала почитать.

Дюшка рассмеялся. «Господа Головлевы» я пробовал от тоски в осенние каникулы. Дождь три дня подряд, решил помучиться. Четыре страницы осилил, лучше уж в дождь смотреть.

Дюшка рассказывал дальше:

– Библиотекарша как услышала про «Головлевых», так на меня сразу, как на человека, посмотрела. Пошла в хранилище, выносит книжку. На, говорит, посмотри, может, понравится. Я взял, пошел в парк…


Дюшка закрыл глаза.

– Пока не прочитал, со скамейки не слез, – сказал он. – Там вот как раз про это.

– Про что?

– Про вторжение, – спокойно ответил Дюшка.

– Американское, что ли?

– Нет, не американское, конечно. Инопланетное. Вот представь – маленький городок, население двадцать тысяч, железнодорожный вокзал, река, сплавная, все, как обычно. Летняя скучная жизнь, вот как у нас, делать нечего, вторая программа не работает. А потом один пацан замечает странную штуку…

Дюшка оглянулся, и я тоже не удержался и тоже оглянулся. Никого, лес как лес. В лесу вообще часто оглядываться хочется, это мне и бабушка говорит. Вроде как лесовики на тебя смотрят, а ты это как-то чувствуешь.

Осмотрелись мы, постояли минутку и стали дальше потихоньку продвигаться, хотя уже и мне стало ясно, что надо с этими лесными поисками заканчивать.

Не так что-то в этом месте.

– Штуку такую заметил, – повторил Дюшка отчаянным шепотом. – Что люди изменились. Ведут себя странно. Там мужик был – гитарист известный, так он раз – и играть разучился. И другие… Потом выяснилось, что в них пришельцы вселились, чтобы Землю захватить. Но им нужен был радиотелескоп…

– У нас нет радиотелескопа, – остановил я.

– У нас есть Соленый Бор, – возразил Дюшка. – А ты знаешь, что там?

– Нет.

Соленый Бор далеко, километров тридцать или сорок от города в лесу. Дорога туда грунтовая ведет, но не проехать – везде КПП. Наши городские туда и не суются, бесполезно. Говорят, что патрули даже по лесу ходят, смотрят.

– Вот и никто не знает. А может, там как раз радиотелескоп? Или еще что… похуже.

– Что похуже?

– Папка как-то рассказывал, – Дюшка сделал шепот еще глуше, почти неразличимый стал у него шепот. – Они с начальником райпо на рыбалку поехали на Черные озера, за карасями, да заблудились там. Полдня болтались, вышли на дорогу лесную. А по карте никакой дороги и быть не должно. Ладно, потопали по дороге…

Дюшка оглянулся.

Сейчас расскажет ужасное. Я уже привык. Если Дюшка не рассказывает что-то ужасное в конце истории, то и слушать неинтересно.

– Вот они идут по этой дороге, идут, и вдруг папка замечает такую ерунду: дорога вроде песчаная, а следов на ней не остается.

– Как это?

– Не то чтобы совсем не остается, а не держится след. Секунду-другую на песке еще отпечатывается, а потом раз – и нету. И гладко все.

Дюшка развел руками, точно разглаживая невидимую песчаную дорогу.

– Но это еще не все, – продолжал он. – Идут они идут, и вдруг раз – в глазах у папки раздвоилось все, ничего не видит, только слышит – бух, бух, бух вокруг – звуки такие глухие. Папка на землю повалился, за голову держится и лежит, глаза закрыл, по сторонам посмотреть боится. А рядом дядька этот из райпо визжит. И гудит все, точно под землей поезда куда-то едут. Потом стихло.

Дюшка вздохнул.

– Папка сел – глядит – а вокруг птицы валяются дохлые. Это они с таким звуком с неба падали. И дымятся эти птицы все. И у другана его башка тоже дымится. Они всю рыбу бросили, все удочки бросили, все бросили и побежали, побежали.

– А дальше?

– Поблуждали потом день еще почти, да к Абросимову выбрели. Спрашивают у местных – что это было, а те им и отвечают – Соленый Бор. Там много странного творится, так что лучше вам забыть про это и никому не рассказывать.

– И все?

– Начальник райпо пить бросил, – сказал Дюшка. – А через полгода облысел совсем.

– Но твой папка-то не облысел, – напомнил я. – И не бросил.

– У него голова чесаться стала, – сказал Дюшка. – И по ночам чужим голосом разговаривает.

Я хотел сказать, отчего его папка по ночам дурным голосом разговаривает, а с утра в аптеке боярку покупает, но не стал уже. Кому понравится, когда его родителей ругают?

– Я это все к тому, что Соленый Бор это никакой не радиотелескоп, а наоборот. Там, может, космическое оружие испытывают. Или лазеры. Или мазеры. Понятно, что для пришельцев это важный объект – им он угрожает даже на орбите. А их разведчики должны вывести Соленый Бор из строя – чтобы он их корабли не сбил.

И немного помолчав, добавил:

– Любой ценой.

Я не знал, что сказать.