Жизнь Амаль

– Да, – кивнула Насрин Баджи. – Он должен открыться через месяц.

– Все только об этом и говорят. Впервые такая организация открывается в Пенджабе.

– Центры грамотности взрослых – хорошая задумка, это в струе нашего времени, – сказала Насрин Баджи. – Мой муж считает, что поддержка этой инициативы поможет ему выиграть выборы.

– Кто-нибудь уже зарегистрировался?

– Никто, – вздохнула Насрин.

– Кто же откажется от бесплатного образования? – Женщина покачала головой. – Наверное, им все-таки нравится быть неграмотными.

Я подумала о своем классе, о тридцати четырех девочках, которые сидят по двое за партами в тесном классе. До сих пор помню, как жар, поднимающийся от земли, накалял нашу кожу в летние месяцы и как мы дрожали под чадрами и свитерами, когда температура резко падала по вечерам. Тем не менее мы ходили в школу каждый божий день. Насрин Баджи это хорошо известно. Она не могла не знать. Она должна была сказать женщине, что та неправа.

Но Насрин Баджи не возразила подруге. Вместо этого она попросила меня принести еще чаю.

– Она довольно милая, – кивнула в мою сторону гостья, пока я собирала на поднос их тарелки и чашки. – Ты непременно должна рассказать мне, где таких берешь.

Я аккуратно взяла поднос и понесла его на кухню. Я пыталась притвориться, что мне безразличны слова женщины, но это было не так. Я сомневалась, что когда-нибудь смогу привыкнуть к тому, что меня обсуждают, как скот на рынке.





Глава 23




Позже, на той же неделе, я наполнила ванну Насрин Баджи и рассыпала по поверхности воды цветки лаванды. Я разложила ее одежду на кровати, когда она вошла в ванную. Я взглянула на часы. В моем распоряжении было десять минут. Проскользнув в свою комнату, я схватила книгу, спрятанную под подушкой. Прежде чем спуститься вниз, я засунула ее под одежду.

В начале недели я прочитала несколько поэтических книг, затем первую биографическую книгу в своей жизни – «История Алламы Икбала». Омар посмеялся бы надо мной, что я выбрала такую тяжелую книгу, зато я могла держать ее у себя в спальне дольше, чем какую-нибудь тонкую книжку…

Теперь я поняла, почему Икбал был любимым поэтом госпожи Садии. Оказалось, он не просто поэт. Он также был политиком, учителем, юристом, ученым и просто благородным человеком. Я раньше думала, что человеку вполне достаточно иметь одну мечту, но, прочитав о нем, я поняла, что некоторые люди могут иметь разные мечты и наблюдать, как все они сбываются.

Я прошла по коридору, ведущему в библиотеку. Токир, пожилой слуга, вытиравший пыль с плинтусов, даже не взглянул на меня, когда я проходила мимо. Я проскользнула внутрь, положила книгу на место и пробежала руками по другим книгам. Я остановилась на толстом черном словаре на нижней полке. Омар всегда хотел иметь словарь, он говорил, что в словарях хранится каждое произнесенное слово. Я вытащила его. Словарь оказался тяжелее, чем я думала. Бумага была тоньше, чем у других книг, а шрифт – совсем крошечный. Я улыбнулась. Что, если я прочитаю всю книгу целиком? Что скажет Омар, если я потом расскажу ему, что прочитала все слова – даже те, которых мы еще не знали?

Я услышала шаги. Токир. Я крепче вцепилась в тряпку, которая служила оправданием тому, что я здесь нахожусь. Но, прежде чем положить словарь обратно на полку, я заметила, что это не Токир. Это был Джавад Сахиб. Он стоял у двери, загородив мне проход.

– Что это ты здесь делаешь? – спросил он.

– Вытираю пыль. – Я показала ему тряпку и попыталась что-то сказать, стараясь, чтобы голос не выдал меня.

– И поэтому ты держишь мою книгу? – Его глаза сузились. – Я думал, ты усвоила урок, но вот я возвращаюсь домой и вижу, что моя новая прислуга ворует у меня. Какая наглость!

– Ворую? – ахнула я. – Никогда!

– Держу пари, ты увидела мои книги и решила, что за них можно выручить кучу денег, верно? Но продай ты хоть тысячу книг, тебе все равно не расплатиться с долгами.

– Я никогда не стала бы красть у вас, господин. Да, отпираться не стану, я брала книги на некоторое время, чтобы почитать. Но я ведь их вернула!

– А кто сказал, что ты можешь заходить сюда и брать мои вещи?

Мое лицо вспыхнуло. Он был прав.

– Мне не следовало этого делать, – сказала я. – Извините. Но эти книги… У вас их так много. Они пылятся. Я ничего не могла с собой поделать. Простите меня, я тосковала по чтению.

Последовала долгая пауза.

– Ты умеешь читать? – спросил он.

– Да. Конечно.

– И писать?

Я не знала, обижаться ли на его высокомерие или радоваться тому, что грозовые тучи, кажется, миновали, открыв голубое небо и солнечный свет.

– Я умею писать. И читать тоже. И математику я тоже знаю.

Мгновение он изучал меня.

– Ты не перестаешь меня удивлять.

Но в его словах уже не было обычного презрения.


– Не помню, когда я в последний раз читал их, – сказал он, подходя к книжной полке и просматривая корешки. – В твоем возрасте я прочитал «Чужака в Аль-Андалусе». – Он взял книгу с полки. – Я любил ее. Перечитал столько раз, что мой отец заменил мой потрепанный экземпляр на новый. Он не знал, что мне нравится листать старые страницы.

Я попыталась представить его подростком, любящим потрепанную книгу. Но не смогла.

Зазвонил мобильный. Он взглянул на телефон и потом на меня.

– Так и быть, я не стану тебя наказывать, – сказал он. – Видишь? Я могу быть снисходительным, только больше не смей трогать мои книги.

Он поднес телефон к уху и сделал мне знак удалиться. Я вышла в коридор. Он отпустил меня. Не наказал. Ничего страшного не произошло. Все было прекрасно. В душе я должна была чувствовать благодарность. Но дело в том, что именно эти книги сделали для меня терпимым пребывание в этом доме, они помогали мне спать по ночам, не задыхаясь от тоски по дому. Как же я могла прожить без книг?





Глава 24




У Насрин Баджи была мигрень. Я потратила половину ночи, массируя ее голову, но это не помогло, и за завтраком она все еще морщилась от боли.

– Я могу приготовить вам ванну, когда вы позавтракаете, – предложила я. – Пар иногда помогает.

– Лучше отдохнуть. – Она прижала руку ко лбу и встала. – Мумтаз отпросилась на вторую половину дня навестить сестру. Присматривай за кухней, пока она не вернется.

– И передай Билалу, что я буду работать в библиотеке, – сказал мне Джавад Сахиб. – Пусть не беспокоит меня, пока я его сам не позову.

– Что за работа? – спросила Насрин Баджи.

– Так… разная бухгалтерия и документы.

– Но почему? Это должен делать Заид. Зачем же нам бухгалтер?

– Бухгалтер он или нет – вопрос спорный, а единственный, кому я могу доверять, – это я сам, – ответил Джавад Сахиб. Затем он посмотрел на меня. – Как у тебя с ней дела? – Он кивнул в мою сторону.

– Очень хорошо, – ответила Насрин Баджи. – Она – дар Божий.

– Отлично. Я рад, что все так сложилось, – ответил Джавад.

В кухне я поставила грязную посуду в раковину и хотела включить воду, как вдруг почувствовала, что кто-то дернул меня за камиз. Рядом стояла Фатима. Выражение ее лица было мрачным.

– Что случилось?

Я выключила воду.

– Я слышала о том, что произошло вчера. О книгах.

Я покраснела. Наверное, Токир всем разболтал.

– Выходит, ты умеешь читать? – спросила она.

– Да. Я ведь училась в школе.

– А меня сможешь научить?

Я замерла от неожиданного вопроса.

– Папа сказал, что даст мне бумагу и карандаш.

Я взглянула на Хамида. Он накрыл горшок металлической крышкой, отложил ложку в сторону и кивнул.

– Но, может, я и не смогу это осилить, – продолжила она. – Мама говорила, что я не очень-то умная.

Она произнесла это без всякого сожаления, как будто говорила о чем-то обыденном. Взяв нож для масла, я протянула ей.

– Что это? – спросила я.

– Как что? Нож.

– А какой он формы?

– Ну… длинный. Прямой.

– Правильно! Именно так и выглядит первая буква арабского алфавита – алиф.