Живой проект
Часть 25 из 162 Информация о книге
— Доброе утро, Михаил Юрьевич, — поздоровалась Людмила, поднимаясь — звонили… — Доброе, потом, — кивнул он, проходя к себе. Присев в кресло, он продолжил чтение. Петр привалился к подоконнику, Галина села за стол. — У тебя ответы на первый пункт противоречат ответам на второй, — поднял глаза Михаил. Наблюдая, как он закуривает и продолжает чтение, Галина виновато пожала плечом. — Галя, — поднял Михаил взгляд еще через пару минут, — мы не выбираем между сворачиванием деятельности «Живого проекта» и наделением живых проектов человеческими правами. Мне нужно это озвучивать, так не понятно? — Понятно, Миш, но либо они такие же, как мы, люди и не представляют угрозу для человечества, либо не люди в принципе и вопрос о правах неуместен. Михаил недовольно покачал головой и поднялся. Захватив пепельницу и подготовленные PR-отделом ответы, он подошел к окну. Передал планшет Петру. — Люди представляют угрозу. Особенно, такие как мы, — сказал Михаил через минуту. — А вот животные под присмотром и говорящие холодильники — вряд ли. Пошли… В большом конференц-зале головного офиса корпорации собралось около тридцати представителей прессы. Четверо сотрудников службы безопасности, двое из которых являлись живыми проектами, встали по стенам. Поприветствовав собравшихся, президент сразу озвучил, что не планировал обращать внимание на выступление своего бывшего сотрудника. Он нахмурился, заметив, что от силы половина оказалась реальными людьми, и сел за длинный стол. Вопросы были ожидаемыми: каковы дальнейшие планы корпорации на выпуск клонов? Будет ли «Живой проект» бороться против наделения клонов человеческими правами? Как президент лично относится к заявлению старого друга семьи о том, что увеличение поголовья живых проектов может пагубно сказаться на развитии человечества? Михаил отвечал следующее: — Мы не планируем приостанавливать свою деятельность или менять ее направление, так же, как не планируем бороться против чего бы то ни было. Если у профессора Высоцкого освободилось время для подобной деятельности, вести ее — его право. Не реагировать на провокации — право корпорации. Желание профессора Высоцкого считать себя другом моего отца вполне оправдано. Но это не отвечает действительности. Приписывать же моему отцу свои опасения, касающиеся развития генной инженерии и использования ее на благо человечества, — значит открыто лгать. Мы обескуражены подобными выходками профессора и склоняемся к мнению, что покинув станцию и привычное окружение, он несколько двинулся рассудком. Посудите сами: на протяжении десятков лет профессор Высоцкий участвовал в разработке и подготовке живых проектов. А после выхода на пенсию корпорация, работе в которой он посвятил полжизни, вдруг становится врагом человечества; а живые проекты, которых сам же проектировал, становятся людьми. Где логика? Где здравый смысл? — Вы относитесь к живым проектам как к животным или как к андроидам? — спросила женщина в первом ряду. — Я отношусь к живым проектам как к живым проектам, — ответил Михаил. У него возникла свежая мысль, и президент чуть распрямился, продолжая: — Так или иначе, клонированием в мире заняты не один десяток компаний, но у нас есть и неявные конкуренты. Например, один из лидеров рынка в своем направлении — японская корпорация Toshiba Robotics, выпускающая хоть и менее походящих на людей профессионалов с электронной начинкой, но в не менее масштабных объемах и уж никак не менее успешно справляющихся со своими функциями. Почему же профессор Высоцкий не присовокупил разработки других компаний, специализирующихся на генной инженерии или роботов Toshiba Robotics к нашим живым проектам, выступая за наделение их человеческими правами? И какова вероятность того, что направленная против «Живого проекта» деятельность не оплачена одной из подобных компаний? В зале поднялся гул. Галина и Петр переглянулись. Михаил сдержался, чтобы не достать сигарету. Он планировал ответить еще на пару вопросов и покинуть помещение. Уделенного прессе внимания было вполне достаточно. Он обратил внимание на быстрое движение сотрудника СБ у правой стены, на переферии зрения. Поднял взгляд к лицу живого проекта, и в тот же момент его откинуло назад. В зале послышался крик, Петр и Галина кинулись к президенту. Упав на пол вместе со стулом, он зажимал рану под ключицей. — Какая сволочь… — поморщился зло. — Лежи, — приказал Петр, прижав пытающегося подняться друга к полу. В зале нарастал гам. Петр вытянул шею, осматриваясь. Двое сотрудников СБ под руки тащили обмякшего человека. Живой проект уже убрал ДЭШО, которым обезвредил стрелявшего. Когда Михаил поднялся, выпроваживаемые службой безопасности журналисты ловили последние эксклюзивные кадры. В течение нескольких минут в сети появились статьи, заголовки которых соревновались в остроумии: «Рабовладелец не планирует прекращать выпуск клонов», «Покушение на президента корпорации «ЖИВОЙ ПРОЕКТ», «Атака клонов неминуема», «Кто оплатил компанию профессора Высоцкого?», «Михаила Королева спас живой проект», «Кто заказал президента?» и прочие подобные. Не было выпуска новостей, где не муссировалась бы поднятая Высоцким тема и покушение на жизнь президента LPI. Игнорировать, как планировал Михаил, не получалось. * * * — Я хочу, чтобы этот живой проект был в моей личной охране, — говорил Михаил ближе к вечеру, когда из него вытащили пулю и он успел поспать. — Будет, — Виктор стоял навытяжку, слушая распоряжения президента. — Максим у двери, но я оставлю еще пару парней. Когда вас забрать? — Завтра в шесть утра. — Насыщенный день, — усмехнулся Петр, когда Виктор покинул палату. Он сидел на подоконнике, привычно вытянув ноги. — А ведь, эта девка с утра попыталась меня остановить, — вспомнил Михаил. Петр рассмеялся в ответ: — Может ей еще и цветы послать за эту попытку? — А пошли, — Михаил опустил голову на подушку. — Мне не нравится, что на меня покушаются без объективных причин. — Мих, ты серьезно? — удивился Петр. — Что тебе больше понравилось бы: чтобы покушения не было вовсе или чтобы у стрелявшего были причины серьезнее, чем опасение за судьбу мира? — Второе. И я серьезно, — Михаил встретился взглядом с другом. — Это не должно перерасти в истерию. Не факт, что следующий также будет использовать устаревшее оружие. Поискав глазами свою одежду, Михаил указал подбородком другу: — Подай сигареты, будь любезен. — Тут запрещено курить, — качнул головой Петр. — А ты пепельницу пока поищи, стаканчик что ли… Петр поискал глазами что-нибудь, что могло сойти за пепельницу, и не найдя ничего подходящего, вернул взгляд к другу: — Ты все еще хочешь отправить меня в отпуск? — Да, это решено. Тебе нужно отдохнуть. Хоть у кого-то из нас должна быть свежая голова, а я не могу уехать. — Я возьму яхту? — Пепельницу мне найди и бери что хочешь. 23 «Стремительный рост популярности «живого проекта: Александра» уже побил рекорды последних лет! Даже первая неделя шоу «Лунная база» ныне осталась позади! В «Вопросах LPI» кипят обсуждения самых неожиданных заявлений, не пропустите! А вот в «Вопросах TR» намек на козни конкурентов не вызвал отклика. И это неудивительно! Анонс новой модели кукол с продвинутой обратной чувствительностью уже третью неделю держит мир в напряжении. По признанию мистера Гото, сумма предварительных заказов новой модели уже втрое превысила даже самые смелые ожидания! Начало продаж приурочено к международному дню ненасилия — 2 октября. Теперь пользователь может уловить тончайшие ароматы, а кожа способна чувствовать слабейшие импульсы, такие как прикосновение ветра! Это новое слово в полноценной и безопасной реальности!» Александр не ожидал подобного ажиотажа. Все публичные контакты были завалены запросами, поднятые им темы в информсетях по активности вышли в топ. Но далеко не все выступали за наделение живых проектов человеческими правами. Масса откликнувшихся была против увеличения количества живых проектов, их существования и функционирования в принципе. Заведенные Александром площадки были похожи на места боевых действий. Тем не менее, сторонников насчитывалось сотни тысяч. Активный же прирост, как приверженцев этой идеи, так и противников, пришелся на второе июня. Без удивления Александр наблюдал за активностью PR-отдела корпорации. Появились аргументированные, профессиональные статьи, в которых тема человеческих прав для клонов высмеивалась или осуждалась. Через неделю после выступления Федора Ивановича на форумах появились ролики корпорации. Увиденное стало для него неожиданностью. Были отсняты «интервью» с телохранителями и спасателями. У обоих, как и у большинства живых проектов массового производства, выработка гормонов, отвечающих за чувства, благодаря которым люди способны радоваться и грустить, привязываться и любить, стремиться к самовыражению и самореализации, были сведены к минимуму. Саша не питал иллюзий по этому поводу, но все же представленные бездушные клоны, почти роботы, явно переигрывали. На Арктике-1 при нем было выпущено несколько партий живых проектов: телохранителей, спасателей и техников. Он понимал, чем отличаются эти живые проекты от него самого или от людей. Но эти отличия не делали эти виды — недочеловеками. Еще через пару дней на его ресурсах начали появляться любительские видеозаписи с общей тематикой: расправы над живыми проектами. Сначала Александру казалось, что их выковыривают из всех кладовых интернета, накидывают старые, линкуют повторы. Но просматривая один за другим, день за днем, он начал понимать, что все свидетельства свежие. С тем же рвением, с каким мировая общественность откликнулась на вопрос о человеческих правах для живых проектов, люди выражали свое мнение по вопросу профессора Высоцкого, что был озвучен первым. А так как живые проекты не имели гражданской принадлежности, фактически не обладали статусом людей, то и за нанесение им физического вреда или убийства наказание полагалось как за нанесение корпорации Live Project Incorporated материального ущерба. Это пугало не многих. Судя по комментариям, тем людям казалось, что они очищают мир. Они кричали, что защищают человечество. Это был открытый протест обывателя против корпорации — уничтожение ее собственности. И та часть, что выступала за наделение клонов человеческими правами, была не в силах уберечь их. Не в силах был и Александр. Федор Иванович писал: «Саша, я не ожидал подобной реакции. Это страшно! Это ужасно! Я чувствую себя в ответе за происходящее. Но более всего меня пугает твое возможное осуждение. Я не сожалею о содеянном, но методы, которые выбрали люди для демонстрации своего мнения — неприемлемы! Я заявлю об этом в ближайшем интервью и в ближайшей статье от своего имени. С другой стороны я вижу, что был прав: понимание происходящего пришло давно, мой доклад стал лишь катализатором. Искренне надеюсь, что над тобой не висит угроза физической расправы ни со стороны корпорации, ни со стороны их противников. Ты уникален и это защищает тебя. Пожалуйста, будь осторожен…». Статьи Александра, которые теперь были готовы размещать практически любые издания, кроме официальных корпоративных изданий LPI, располагались рядом со сводками о скандале вокруг «Живого проекта». Александр подписывал их «живой проект: Александр». Подтверждением являлся публичный идентификатор с паспортного чипа. Об этом живом проекте обыватель не слышал. Любые информационные «вбросы» от него сопровождались недоверчивыми, а то и издевательскими замечаниями. Тогда же, во второй половине июня, в крупнейших изданиях с разрешения Александра был опубликован тот самый общественный id. Теперь Александра мог идентифицировать любой человек на улице. Федор Иванович писал: «Саша, ты сошел с ума!» Саша вернулся в Рын-пески на станцию Песок-2. На опасения Федора Ивановича он не реагировал. Для многих обывателей, не особо интересующихся вопросом живых проектов, но с любопытством наблюдающих за разразившимся скандалом, было удивительно, что идентификационные чипы клонов ничем не отличаются от паспортных чипов обычных людей. Тем не менее, клонирование с переменным успехом было разрешено на территориях большей части мира правительствами и госкорпорациями. LPI использовало стандартные идентификаторы с данными вида, серии и порядкового номера, что соответствовало мировым стандартам авторизации. Коллеги и руководство Александра смотрели на него косо и с удивлением. В мановение ока всем стало известно, что финансовый планировщик корпорации заодно с профессором Высоцким. Но удивляло их не то, что живой проект активно борется против сложившихся за минувшие десятилетия положения дел, а то, что руководство корпорации ему это позволяет. Не прошло и двух недель после выступления профессора Высоцкого, как Лемитов, остающийся начальником Александра, сказал коллеге между делом: — Он стал неприкасаем… К Александру осознание этого пришло несколько позже. Живой проект оказался в центре общественной деятельности, сетевые издания боролись за его публикации, он оказался на самом виду. И о нем писали, и писал он. И все что он имел сказать, горячо обсуждалось. Фактически ничто не мешало устранить его самым благообразным образом, но Александр перестал опасаться этого. Что-то подсказывало ему, что для президента корпорации пойти на этот шаг означало позор больший, чем его, Александра успех. И еще он понимал, что несмотря ни на что, первым пунктом своего доклада, вылившимся в неугасающий скандал, Федор Иванович отвлек внимание руководства корпорации от деятельности самого Александра. Он мог в сравнительном спокойствии готовить следующие шаги, пока корпорация разбиралась с ущербом от нападений на живые проекты по всему миру; боролась за клиентов, которые предпочитали приостановить сотрудничество до более спокойных времен, так как в мановение ока сотрудничество с «Живым проектом» стало дурным тоном и портило репутацию компаний, радеющих за будущее человечества; сражалась с убытками и прессой. Ольга с памятного ночного разговора в марте написала Александру четыре письма. Шестнадцатого июня он получил пятое. Шел третий час ночи. Глядя на ее имя, Саша опасался открывать письмо. Несомненно, он думал о ней, давая согласие на размещение id своего чипа в прессе. Он думал о ней каждый раз, отвечая на письма о роде своей деятельности и месте в корпорации. Опасался и ждал, что рано или поздно для нее станет очевидным, что он — живой проект. Опасался, ждал и шел вперед, шаг за шагом, день за днем по миллиметру продвигаясь к своей цели. Он не думал, что сделает и что скажет, если до нее дойдет информация о живом проекте, баламутящем людские массы. Он не думал и не предполагал, как она на это отреагирует, лишь помня тот разговор продолжительностью в день. Он помнил брезгливые складочки в уголках ее губ, когда она говорила о клонах. Помнил, с какой твердостью и непререкаемостью она отстаивала свое мнение. То самое мнение, борьбу с которым он оплачивал, возложив на нанятых людей и волонтеров. Он понимал как маловероятно то, что она захочет сказать ему хоть слово после того, как узнает правду. Но надеялся, что если это произойдет после, уже после. Если он перевернет мир с ног на голову для того, чтобы доказать ей, что он — человек, — она все же сможет взглянуть на него по-другому. Нет, Александр вел свою борьбу не ради этих призрачных, но поддерживающих его надежд. Но за месяцы, прошедшие со дня их знакомства, Ольга не покидала его мыслей и не позволяла забыть о себе. Он помнил ее ясное лицо, ее забавную рассеянность и блеск волос, помнил тепло ладони и смех, помнил удивительные глаза, прячущиеся за ресницами, когда их взгляды встречались. Помнил ее меланхоличное спокойствие и консерватизм; неожиданную эрудицию, раскрывавшуюся в долгих разговорах на хорошем, становящимся практически ископаемым, русском языке. Он помнил неожиданное до знакомства с ней влечение к человеку и женщине, столь непривычно настоящей, реальной, отчаянно естественной, будто сложившейся из воспетых образов прошлого, прошедшего сквозь века и материализовавшегося в плотную, осязаемую, уникальную личность. И ни на секунду он не усомнился в своих действиях прошлых, настоящих и планируемых.